Поиск по творчеству и критике
Cлово "HOMO"
Входимость: 2. Размер: 18кб.
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Входимость: 1. Размер: 92кб.
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 130кб.
Входимость: 1. Размер: 70кб.
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 18кб.
Часть текста: было страдания, которое выше страдания, не было наслаждения, которое переходит в страдание, не было целого ряда новых понятий" (стр. 8)... Не трудно видеть, что в этой формуле почтенного сверхроманиста банальность смешалась с нелепостью. "Наслаждение, переходящее в страдание" -- избитейшая и известнейшая вещь, отмеченная в учебниках физиологии, а страдание, которое выше страдания -- напыщенная бессмыслица. Сверхживописец Микита высказывает свое credo {Убеждения (лат.). } не менее удачно. Он очень хвалит роман Фалька, но на вопрос автора: "Так тебе серьезно понравилось?" -- описывает в воздухе широкий круг. "Ты приобрел новый жест",-- говорит ему Фальк. А "приобрести новый жест" это оказывается очень важно. "-- Теперь, знаешь ли, уж нет никакой возможности выражаться словами. Все эти (какие?) тонкости, неуловимые оттенки могут быть переданы только жестами",-- отвечает Микита. Казалось бы, это жестокое осуждение романа г-на Фалька: ведь не мог же он написать его жестами, а не словами, но Фальк соглашается с этим, а Микита развивает свою идею дальше: "-- Вот, например, большая линия, понимаешь ли, большой размах, движение, горячий подводный поток. Это лишь немногие понимают... Был я как-то у одного скульптора -- ты увидишь у меня его работы -- я ползал на коленях перед этим человеком. Говорю ему: это превосходно. Что такое? Объясняю. Ах, вот что вы думаете. Тут он описал в воздухе неизмеримо могучую линию. Этот понимал!". Микита тоже понимает. "-- Ну, теперь я им покажу,-- говорит он. -- О! моя голова трещит от всевозможных планов. Имей я тысячу рук, тысячу новых линий мог бы я тебе показать,-- и тогда бы ты меня понял" (стр. 11). Недурной рецепт для популяризации художественных произведений. Публика хохотала над картинами Микиты, но это, вероятно, оттого, что она видела только картины, а не жесты... Что, если бы...
Входимость: 2. Размер: 8кб.
Часть текста: теми же недостатками и только напоминает человеку, знающему самую поэму Шевченка,-- о красотах подлинника, не передавая их сам по себе. 1893. Письмо к В. А. Г-н, 1 апреля. -- Избр. письма, т. III , стр. 72. Охотно согласен на перевод и издание по-украински моего рассказа "Дети подземелья". Сам я по-украински, к сожалению, не пишу, но язык понимаю, и мне бы очень хотелось, чтобы перевод был близок к нашему полтавскому наречью. Я убедился, что галичину наш народ понимает гораздо хуже, и коренной язык, который должен оставаться в основе развития украинской литературной речи,-- язык Шевченка, Котляревского и Кулиша. 1917. Письмо к М. Л. Балабай, 8 ноября. -- Избр. письма, т. III , стр. 262. КРИТИКА ПЕРЕВОДОВ Перевод "Низменностей" сделан недурно, хотя кой-где автор слишком уж буквально следует за оригиналом; от этого являются порой чуждые русскому языку обороты и неправильности (теперь не могу указать мест, к которым это относится, укажу только на пропуск подлежащих). 1888. Письмо к М. Д. Федоровой, 7 -- 8 мая. -- Полн., собр. соч., т. LI , стр. 27 -- 28. Переводы моих рассказов "Ночью" и "Огоньки" на немецкий язык, Вами посланные, я получил. Очень благодарен. Я, к сожалению, не знаток немецкого языка. Читаю, но о тонкостях языка мне судить трудно. Мне показался перевод хорошим. Вообще, при переводах простонародных говоров я держусь правила, что их не следует переводить простонародными же другого языка. Это, по моему мнению, еще более удаляет от оригинала. Поэтому я думаю, что такие места лучше...
Входимость: 1. Размер: 3кб.
Часть текста: Критика Короленко А. И. Скребицкий. - Воспитание и образование слепых и их призрение на Западе (старая орфография) А. Серафимович. -- Очерки и рассказы В. П. Буренин. - Театр Г. Скабичевский и "освобождение от журналов" (старая орфография) Георгий Чулков. - "Тайга" Две картины Житейский задачник для детей. -- Мандрыки И. А. Гончаров и "Молодое поколение" Котляревский и Мазепа Красинский. - Иридимон (старая орфография) Кузька - Мордовский бог (старая орфография) Литературный фонд (старая орфография) Н. Тимковский. - Повести и рассказы (старая орфография) О сборниках товарищества "Знание" за 1903 г. (старая орфография) Процесс редактора "Русского богатства" "Северные сборники" Станислав Пшибышевский. -- Homo sapiens Старец Федор Кузьмич Суммистские ребусы Тан. - Чукотские рассказы (старая орфография) Я. Канторович. -- Средневековые процессы о ведьмах
Входимость: 1. Размер: 92кб.
Часть текста: студенты (Повесть из студенческой жизни 70-х годов) I Он был жулик. Это слово определяло его профессию, а с годами даже стало чем-то вроде официального "звания". Его имя было Прошка. Но так как на Выселках, где он жил, существовали и другие Прошки, то иногда выходили недоразумения; поэтому обыватели считали нужным, для большей точности, прибавлять к собственному имени эпитет "жулик". -- Прошка... -- Который? -- Жулик. Впоследствии эпитет так тесно сросся с именем, что одно без другого не употреблялось. Кабак разнес Прошка-жулик, и дачника оскорбил Прошка-жулик, и Прошка-жулик попал в кутузку, и Прошка-жулик один на четырех огородников выходил, причем одержал победу. Итак, он был жулик и кулачный боец. Росту среднего, в кости широк, коренаст и неуклюж в высокой степени. Не особенно умное, но не лишенное некоторого добродушного лукавства лицо отличалось резкими особенностями, знаменовавшими обе вышеупомянутые профессии. Прежде всего зрителя поражали его лоснящиеся мясистые скулы, находившиеся как бы в состоянии хронической припухлости. Во-вторых, он никогда не смотрел прямо. Если же случалось, что его маленькие заплывшие глазки исподтишка поднимались на вас и...
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Часть текста: одна из тех, в которых крепостное право еще до формального упразднения уже дошло до явной нелепости. Покойный Данилевский в беглом эскизе набросал картинку деревни, носившей характерное название Стопановки*. Так окрестили ее потому, что в ней было около сотни "помещиков", почти столько же, сколько крепостных. Таких деревень к концу крепостного права было, надо думать, немало. Поместное сословие множилось, разорялось, теряло черты барства божией милостью, выделяя все более и более паразитов, приживальщиков, владельцев одной или двух душ... Гарный Луг представлял настоящее гнездо такого выродившегося "панства": уже ко времени эмансипации в нем было около шестидесяти крестьянских дворов и что-то около двух десятков шляхтичей-душевладельцев. Капитану одному принадлежало около трети. Как возникла эта странная "социальная структура", я не знаю. Всего вероятнее, что Гарный Луг был когда-то так называемым "застенком"*, а его "панство" представляло "застенную шляхту", ярко описанную Мицкевичем в "Пане Тадеуше" *, тяготевшую к какому-нибудь патрону. В черте капитанской усадьбы, на небольшом холмике над прудиком, высилось старинное темное здание с остроконечной крышей загадочного вида и назначения. Кругом, точно почетная стража, стояли семь пирамидальных тополей с опаленными вершинами, и издали всю эту группу можно было принять за старинную сторожевую башню. Но в действительности это был только "магазин", то есть кладовая. В нижнем ее помещении стояли бочки с квасом, огурцами, капустой. В среднем ссыпали в засеки хлеб, а в мезонине была жилая комната с балкончиком. На балкон нам воспрещалось выходить под опасением...
Входимость: 1. Размер: 130кб.
Часть текста: и этой родиной стала прежде всего русская литература» (12),— говорит Короленко в воспоминаниях о своей жизни. Литература, которая стала для Короленко отечеством, родиной, национальностью и украшением которой стал он сам, по истории своей — единственная в своем роде. Целые столетия, в средние века и в новое время вплоть до последней трети XVIII века в России царили темная ночь, кладбищенская тишь, варварство. Никакого сформировавшегося письменного языка, никакого собственного стихосложения, никакой научной литературы, никакой книготорговли, никаких библиотек, никаких журналов, никаких центров духовной жизни. Гольфстрим Ренессанса, омывший своим течением страны Европы и словно по волшебству породивший цветущий сад мировой литературы, будоражащие бури Реформации, жаркое дыхание философии XVIII века — все это никак не затронуло Россию. Царская империя не имела еще никаких органов, способных уловить лучи света западной культуры, никакой собственной духовной почвы, могущей воспринять ее семена. Скудные памятники литературы той поры своей чужеродной уродливостью напоминают сейчас предметы искусства Соломоновых островов или Новых Гебрид; между ними и искусством Запада, как кажется, нет никакого духовного родства, никакой внутренней связи. А затем происходит нечто подобное чуду. После нескольких робких порывов в конце XVIII века к созданию национального духовного движения молнией вспыхивают наполеоновские войны; глубочайшее унижение России впервые пробуждает в царской империи национальное сознание, а позже триумфы коалиции, которые приведут русскую интеллигентную молодежь на Запад, в Париж, в ...
Входимость: 1. Размер: 70кб.
Часть текста: столетий, на протяжении средних веков и новой истории до последней трети восемнадцатого века, в России царила мрачная ночь, кладбищенская тишина, варварство. Не существовало ни образованного литературного языка, ни собственного стихосложения, ни какой-либо научной литературы, ни книжной торговли, ни библиотек, ни журналов; не было никаких центров духовной жизни. Гольфстрем Возрождения, омывший берега всех европейских стран, создавая в них точно волшебной силой цветущий сад мировой литературы, встряхнувшие мир бури Реформации, пламенное дыхание философии восемнадцатого века - все это пронеслось, не затронув Россию. Царская империя еще не обладала никакими органами для уловления световых лучей западной культуры; не было вспаханной духовной почвы, на которой могли бы возрасти зародыши этой культуры. Очень немногочисленные литературные памятники тех времен производят теперь своим странным уродством такое же впечатление как произведения искусства Соломоновых островов или Новых Гебрид; между ними и искусством Запада не существует, повидимому, никакого духовного родства, никакой внутренней связи. А затем произошло нечто вроде чуда. После нескольких робких попыток создать национальное духовное движение в конце восемнадцатого века, наполеоновские войны зажгли, как молния, духовную жизнь России. Это вызвано было, с одной стороны, глубочайшим поражением России, впервые пробудившим национальное самосознание в царской империи, а затем победами коалиции: русская интеллигентная молодежь проникла в результате этих побед на Запад, в Париж, в сердце европейской культуры и пришла в соприкосновение с новым миром. Точно в одну ночь расцвела вдруг русская литература, и предстала перед миром завершенная, в сверкающем вооружении, точно Минерва, вышедшая из головы Юпитера, являя самобытную национальную художественную форму, язык, совмещающий благозвучие итальянского с мужественной силой...
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: критика, этим новым стал "неспокойный тон <...>, некоторая тревожность", отсутствовавшая "в прежних, всегда таких ясных и спокойных по настроению рассказах" [5]. Возможно, это произошло потому, что, соприкоснувшись с современной жизнью, писатель был потрясен ее "бессмысленной сутолокой" (465) [6], ставшей особенно очевидной по сравнению с "осмысленным" временем пребывания в сибирской ссылке, и захотел рассказать о том "обыкновенном, повседневном, к чему мы все присмотрелись и притерпелись и в чем разве какая-нибудь кричащая случайность вскрывает <...> трагическую и действительно "страшную" сущность" (464) [7]. Этот замысел критикой был прочитан в целом адекватно. Вот что писалось о рассказе сразу же после его появления: "Не страшное" - это мелочи жизни, которые незаметно обволакивают душу, постепенно усыпляют голос недовольства и гасят огонь свободы и чести, пока человек нечувствительно для себя не погрузится в дремотное состояние, из которого один выход - в могилу. "Не страшное" - потому, что незаметное, будничное, притупляющее внимание своей обыденностью, тем, что все это "в порядке вещей" [8]. Однако такая интерпретация все же представляется несколько односторонней, сделанной "с оглядкой" на Чехова, в чем-то огрубляющей заложенную в основание произведения идею. Сводить все содержание рассказа к "тине мелочей", которая погребает "душу живу", - нельзя. И некоторые элементы текста с очевидностью свидетельствуют об этом. Во-первых, следует обратить внимание на раздельное написание предлога "не" с прилагательным "страшное" в названии и вспомнить, что оно родилось одновременно с замыслом и фигурирует во всех письмах Короленко, где упоминается это произведение. Казалось бы, более естественным и соответствующим упомянутому прочтению было бы...