Современная самозванщина (старая орфография).
Очерк второй

ОЧЕРКЪ ВТОРОЙ.

-- Какъ, и ты тоже! -- ответила крестьянка. -- Ноне ужъ трое были, все-то Петры Федорычи... Испей, батюшка, испей себе на здоровье.

(Эпизодъ изъ временъ пугачовщины).

Въ предъидущихъ очеркахъ я пытался провести передъ читателемъ галлерею "самозванцевъ духовнаго прозванiя", эксплоатирующихъ глубокое религiозное невежество русскаго народа.

Но, кроме суеверiя религiознаго, существуетъ также гражданское суеверiе, населяющее воображенiе безправнаго русскаго человека извращенными представленьями о власти, объ ея сущности и о реальныхъ пределахъ ея въ современномъ общественномъ строе. Но разнымъ причинамъ историческаго и политическаго свойства, это "гражданское суеверiе" не менее сильно въ нашемъ народе, чемъ суеверiе религiозное. И призраки, порождаемые имъ, не менее удивительны и фантастичны, чемъ явленiя самозванныхъ Богородицъ на улицахъ Кронштадта.

"чужое имя" не проносилось такими грозами и ураганами, не потрясало въ такой степени всю жизнь, до самыхъ ея основанiй. Нашъ Лжедимитрiй, если не ошибаюсь, былъ первымъ царемъ "чужимъ именемъ" после египетскаго Камбиза. Пугачову не удалось захватить тронъ, однако, несомненно, что престолъ Екатерины сильно колебался все время, пока на Урале, Каме, Волге носился призракъ ея несчастнаго супруга, убитаго Орловымъ при самомъ вступленiи ея на престолъ.

Эти двое были, однако, не единственными самозванцами, присваивавшими царственныя имена и протягивавшими мозолистыя руки къ россiйской короне. Известно, что однихъ названныхъ Димитрiевъ было целыхъ трое. Изъ могилы убитаго въ Угличе ребенка всталъ, призракомъ, рекомый Отрепьевъ. Изъ его коронованной тени возникали новые призраки... То же было и съ Пугачовымъ: у него былъ предшественникъ Богомоловъ. Во время могущества Пугачова, въ разгаръ движенiя -- личность этого самозванца какъ бы раскололась на множество осколковъ, и каждый изъ нихъ жилъ, действовалъ и расправлялся именемъ того же Петра Федоровича. Это была целая шайка мелкихъ "Пугачей", рождавшаяся изъ смуты и носившаяся надъ смятенною страной, пока главный Пугачъ, средоточiе этой раздробленной личности, не былъ схваченъ и казненъ всенародно на московской площади. Даже и после этого въ низовыхъ степяхъ прокинулась еще разъ грозная тень, въ лице казака Заметайлы. Но это была лишь жалкая пародiя на удалаго Емельяна, и съ этихъ поръ русское самозванство мельчаетъ, какъ бы понижается чиномъ.

Правда, еще въ 1793 году въ селе Пельзенскомъ, Черниговской губ., а затемъ въ селе Высокомъ появился человекъ, объявившiй себя наследникомъ престола Павломъ Петровичемъ. Но это было нечто робкое, неуверенное и жалкое. Неизвестный сначала заявилъ только, что онъ "обедалъ въ Херсоне вместе съ Государемъ", а затемъ сталъ заводить разговоры о подушныхъ, давалъ обещанiя и, наконецъ, "открылся", что онъ есть самъ Наследникъ. Оказался онъ сыномъ пономаря изъ казаковъ села Жуковки, Черниговской губернiи. Рано оставивъ родительскiй домъ, онъ поступилъ въ Содневскiй монастырь, а затемъ, подобно Григорью Отрепьеву, переходилъ границу и шатался по разнымъ местамъ.

Делу сначала было придано важное значенiе, и самозванца решено казнить смертью. Но затемъ приговоръ былъ смягченъ (вырвать ноздри и сослать въ Сибирь), и въ конце концовъ высшая власть признала, что все эти фантазiи 18-летняго Григорья Зайцева представляютъ одно пустое и отнюдь не опасное "вранье" {Сообщено въ "Истор. Общ-въ Нестора Летописца" г-мъ П. С. де-Витте. "Юж. Обозр.", 12 дек. 1900 г.}.

Бывали и еще мелкiя исторiи того же рода. Такъ, въ 1815 году, въ городе Арзамасе, на Нижнемъ базаре къ вознице священника села Пешелани подошелъ неизвестный въ солдатской шинели, по виду похожiй на офицера и попросилъ свезти его въ Нижнiй. Переночевавъ въ Пешелани у священника, незнакомецъ, вместо Нижняго, велелъ везти себя въ дер. Князевку, именiе вдовы подноручика Жемайловой. Г-жа Жемайлова, увидя неожиданно вошедшаго къ ней солдата, испугалась и спросыла:

Незнакомецъ обиделся.

-- Я, сударыня, не солдатъ,-- сказалъ онъ помещице строго,-- а поручикъ и сынъ Императрицы Екатерины II. И прiехалъ сюда не зря, а посланъ изъ Петербурга отъ вдовствующей Императрицы Государыни Марiи Федоровны, дабы оповестить помещичьихъ крестьянъ, что они будутъ казенные. Черезъ три дня я изъ Нижняго привезу бумагу и объявлю актомъ.

Оказался онъ отставнымъ солдатомъ лейбъ-гренадерскаго полка Николаемъ Тарасовымъ Степановымъ, происходившимъ, какъ и предъидущiй самозванецъ,-- изъ церковниковъ. По окончанiи срока военной службы -- нанялся было въ управляющiе къ нижегородскому помещику Баженову. Но должность эта ему не понравилась, и онъ 16 мая уехалъ въ Арзамасъ, где нанялъ извощика Абрамова и вознамерился "объявитъ себя ревизоромъ".

"званiе" выбрано имъ по старой памяти очень неосторожно, и приговоръ былъ очень строгъ. Постановлено: Николая Тарасова, за оскорбленiе ея императорскаго величества въ Бозе почивающей государыни императрицы Екатерины II, "что онъ якобы есть незаконно-рожденный ею сынъ; за оболганiе ея императорское величество государыню императрицу Марiю Федоровну, что онъ ею посланъ нарочито изъ С. -Петербурга для извещенiя помещичьихъ крестьямъ о бытiи имъ казенными... за утайку своего прозванiя и напоследокъ за разглашенiе вольности помещичьихъ крестьянъ, учиня наказанiе кнутомъ, вырезавъ ноздри до кости и поставя на лбу и щекахъ литерные знаки, сослать вечно въ каторжную работу" {"Русскiй Архивъ", май 1898 г. Статья II. Юдина.}.

"великiй князь Константинъ". Появился онъ въ местности, населенной частью русскими крестьянами-старообрядцами, частью же вотяками. Ростомъ онъ былъ высокъ, корпусомъ широкъ и сутуловатъ, волосомъ и бакенбардами "изъ рыже русый". На левой руке у него не было указательнаго пальца до сустава, "что онъ, показывая народу, выставлялъ явнымъ доказательствомъ важнаго своего происхожденiя" (!). Съ нимъ странствовала крестьянская девица Акулина Васильева, которая на допросе заявила, что она не смела уйти "изъ уваженiя къ высокой его особе", темъ более, что самъ онъ грозилъ "за малейшее ослушанiе сказнить ее смертью". Лестно ей было также, что, куда бы они ни явлллись, "то обитатели собирались и толпами ходили за ними" {"Вестникъ Всемiрной Исторiи", май 1900 г.}.

Дальнейшая участь этого самозванца неизвестна.

Мы знаемъ также весьма распространенную легенду о томъ, что Императоръ Александръ I не умеръ въ Таганроге, какъ это объявлено въ свое время и записано въ исторiи, а подменилъ себя мертвымъ солдатомъ, и самъ отправился странствовать въ убогомъ виде. Въ 1836 году около Красноуфимска появился таинственный человекъ, скрывавшiй свое званiе и производившiй загадочное впечатленiе. Онъ наказанъ плетьми и сосланъ за бродяжество, а впоследствiи въ Сибири привлекъ общее вниманiе подвижничествомъ и странной тайной, окружавшей его прошлое. Носились слухи, что это никто иной, какъ скрывшiйся изъ Таганрога Имнераторъ Александръ I. До какой степени было живуче ещо въ конце девятнадцатаго века легендарное представленiе о царяхъ, скитающихся подъ видомъ странниковъ по своему царству,-- и при томъ живуче не только въ простонародiи, по и въ просвещенныхъ классахъ,-- показываетъ то обстоятельство, что даже историкъ Шильдеръ серьезно обсуждалъ эту гипотезу въ своемъ сочиненiи объ Александре Благословенномъ (т. IV, стр. 446--447).

Въ 1900 году въ местечке Лысой-Горе, Елисаветградскаго уезда, Екатеринославской губернiи, появился неизвестный человекъ, который поселился въ крестьянской избе и сначала притворился немымъ. Крестьяне обращали вниманiе на то, что онъ много писалъ, много читалъ, часто умывался и спать не могъ иначе, какъ на пуховой подушке. Все это внушало крестьянамъ идею, что передъ ними -- особа какого-то высшаго ранга. Однажды въ избу набралась крестьянская молодежь и одна изъ девушекъ, говоря по молдавански,-- назвала неизвестнаго мужикомъ. "Немой" вспыхнулъ, страшно вспылилъ и, замахнувшись на девушку, неожиданно прiобрелъ даръ слова:

Этотъ эпизодъ произвелъ на крестьянъ ошеломляющее действiе. Когда на занимаемую имъ квартиру явился урядникъ, то самозванецъ былъ уже окруженъ толпой, готовой горой постоять за мнимаго наследника, а проходимецъ накинулся на урядника, грозя побить его. Въ конце концовъ его, конечно, арестовали {Газ. "Югъ" Цит. изъ "Нижегор. Листка", 23 янв. 1901 г.}.

Это было въ 1900 году, последнемъ году ХІХ-го столетiя. А въ первомъ же году двадцатаго века въ Челябинскомъ уезде появилась странница-богомолка, выдавшая себя за святую и совершавшая передъ собиравшимся къ ней народомъ молебствiя. Когда ее арестовали и препровождали этапомъ въ Челябинскъ,-- Лежнева въ селе Кочердынскомъ внезапно объявила, что она не простая странница, а царица Марiя Федоровна. Весть объ этомъ быстро разнеслась по селу, и къ Лежневой тотчасъ же собралась толпа легковернаго народа, которому она торжественно заявила о своемъ высокомъ званiи, обещая облегченiе отъ всякихъ тяготъ ("недоимки все будутъ сложены, а подати пойдутъ по 20 копеекъ съ души"). Попытки сотскихъ продолжать этапный путь -- были отстранены: жители села не выдали "царицу-вдовицу"; они стояли толпой на коленяхъ, а она пела молебны, кропила ихъ водой и наделяла обещаньями. Затемъ въ сопровожденiи толпы она направилась въ соседнюю деревню Журандину. Былъ праздничный день, но народъ бросалъ пьянство и разгулъ, новыми толпами собираясь къ Лежневой. Загадочная странница, выведя народъ въ поле, разсказывала среди коленопреклоненной толпы, что она уже 24 года странствуетъ въ простомъ и низкомъ званiи по лицу русской земли, приглядываясъ къ народной нужде и горю, къ неправдамъ и притесненiямъ всякаго начальства. Народъ плакалъ, молился и верилъ...

Когда дело дошло до суда, то еще до судебнаго заседанiя, по предложенiю прокурора, Лежнева была подвергнута врачебно-психiатрической экспертизе; царица-вдовица оказалась форменной сумасшедшей; дело прекращено, а сама Лежнева помещена въ домъ умалишенныхъ въ Уфе {"Южн. Обозренiе", 17 ноября 1901 г.}. Но -- кто знаетъ, быть можетъ, среди жителей села Кочердынскаго и деревни Журандиной и теперь еще простыя души вздыхаютъ о чудесно проявившейся страннице-царице, которая узнала всю народную нужду и за это схвачена всевластнымъ чиновничествомъ... 

стреэшщихся вырваться изъ этого плена и для этого тайно посылающихъ въ народъ своихъ эмиссаровъ, уже сильно подорвано. Легенда не вполне умерла, но она неспособна уже вызвать глубокiя и широкiя движенiя народной души, спаять въ одно целое, слить въ заметный потокъ народныя стремленья. Современное самозванство спустилось съ этихъ вершинъ и его летописцу приходится иметь дело съ более мелкими фигурами, не простирающими своего честолюбiя такъ высоко.

Въ 1895 году почти все газеты печатали отчеты о деле самозваннаго врача -- Карпухина-Покровскаго, обратившаго на себя вниманiе ловкостiю, а также некоторымъ романическимъ оттенкомъ своихъ похожденiй. Нужно сказать, что дела этого рода, окрашенныя иногда менее, а иногда и более ярко,-- возникаютъ у насъ то и дело, и я не стану останавливаться на всехъ подробностяхъ процесса. Возьму лишь некоторыя наиболее, по моему, существенныя черты этого эпизода изъ области повседневнаго мелкаго самозванства.

Начать съ того, что происхожденiе Покровскаго-Карпухина окружено съ самаго начала некоторой таинственностью. Мы можемъ лишь отметить, что мальчикъ груднымъ младенцемъ отданъ былъ изъ воспитательнаго дома псаломщику, 12 летъ опять взятъ отъ псаломщика и помещенъ въ типографiю Клейна въ Москве. Впрочемъ, самъ Карпухинъ отрицаетъ и эти неясныя черты своего происхожденiя, ссылаясь (кажется, довольно убедительно) на несовпаденiе сроковъ этой бiографiи съ своимъ возрастомъ. Однимъ словомъ, передъ нами человекъ, не имеющiй возможности установить точно ,,происхожденiе своей личности", что, какъ известно изъ многихъ примеровъ, равносильно порой полному "неименiю личности"... Для поправленiя коренныхъ недочетовъ no этой части, Карпухинъ долженъ былъ прибегнуть къ содействiю общества села Бужарова, съ которымъ, повидимому, у него нетъ никакихъ иныхъ связей.

Можетъ быть, все эти обстоятельства разъясняютъ до известной степени развившуюся впоследствiи въ Карпухине склонность къ присвоенiю "личностей", ему не принадлежащихъ. Какъ бы то ни было, первоначальное отсутствiе всякой фамилiи и определеннаго званiя онъ постарался вознаградить даже съ избыткомъ: въ теченiе своей 33-летней жизни онъ именовался Голубковымъ, Водановымъ, Вадицкимъ, Карпухинымъ, Орловымъ и Смирновымъ, снабдивъ себя, въ соответствующемъ изобилiи, также и недостававшими ему самому вполне определенными "видами" и документами.

Дальнейшiя подробности такъ печально начавшейся жизни -- имеютъ характеръ возмутительный и мало располагающiй къ снисхожденiю. Изъ дела видно, что 3 ноября 1894 года въ Одессу прибылъ субъектъ, назвавшiйся военнымъ врачемъ шлиссельбургскаго пехотнаго полка, Влад. Александровичемъ Покровскимъ. Это былъ человекъ молодой (32 л.), повидимому красивый, располагающiй и даже обаятельный. Вскоре онъ завязалъ знакомство съ девицей Александрой Андреевной Тренцовой, жившей съ матерью въ собственномъ доме по Институтской улице. Уже 6 ноября онъ ей сделалъ предложенiе, которое было благосклонно принято и самой Тренцовой и ея семъей, а 13 ноября было совершено бракосочетанiе, при чемъ Покровскiй уезжалъ на неделю и привезъ все нужные документы.

"высказывалъ свои взгляды на нравственность и честность", но вместе съ темъ проявлялъ некоторую недоверчивость къ окружающимъ, крайнюю нервность и... часто плакалъ.

Любопытная черточка. Въ этотъ перiодъ своей жизни, "Покровскiй" узналъ, что жена ихъ дворника не есть его законная жена. Немедленно же онъ посылаетъ въ полицiю фантастическiй доносъ, въ которомъ излагаетъ выдуманную исторiю самозванства. По проверке впоследствiи оказалось, что ни одна черта этого доноса не подтвердилась по отношенiю къ другимъ. Но за то... это была точная исторiя самого Покровскаго, вплоть до подложнаго наследства... Покровскiй говорилъ на суде, что на Тренцовой онъ женился "по любви", хотелъ исправиться и вести честный образъ жизни. Человеческая природа сложна -- и кто знаетъ, можетъ быть, это правда... можетъ быть, этотъ уже затравленный жизнiю, часто плакавшiй человекъ действительно любилъ, действительно желалъ остановить свои скитанiя на той "личности", въ оболочке которой оказался въ данное время... Можетъ быть, онъ привязался также и къ личности "врача Покровскаго", котораго представлялъ себе именно солиднымъ, набожнымъ, сочиняющимъ благонамеренные доносы на безнравственныхъ людей... Но... иметь несколько личностей,-- это положенiе такого рода, что не даетъ человеку возможности остановиться на одной. И вотъ Покровскiй начинаетъ вдругъ безпокойно метаться, придумываетъ фантастическое наследство, которое только-что приписалъ другому лицу, уезжаетъ куда-то, прiезжаетъ вновь и вновь уезжаетъ, захвативъ съ собой жену...

Повидимому, ему действительно не такъ легко разстаться съ той полосой жизни, которая выпала на долю врача Покровскаго, иначе, конечно, ничего не стоило бы сразу же бросить жену на произволъ судьбы и принять какое-нибудь новое званiе. Но онъ этого не делаетъ... Онъ пытается ещеналадить что-то.

Молодая женщина, ничего не подозревая, безпечно едетъ за "наследствомъ". Они останавливаются въ Воронеже, для поклоненiя мощамъ св. Митрофанiя,-- "на что Покровская выразила свое согласiе, зная религiозные взгляды своего мужа". Покровскiй накупаетъ образковъ и крестиковъ, вечеромъ они осматриваютъ городъ, а на утро мужъ будитъ жену и зоветъ ее къ ранней обедне. Жена не можетъ угоняться за нимъ въ религiозномъ усердiи и потому остается въ номере.

Черезъ 2 часа она замечаетъ жандарма, о чемъ-то разспрашивающаго у швейцара, глядя въ ихъ окна... Она, конечно, не придаетъ этому значенiя... Около 8 часовъ супругъ возвращается въ номеръ, чтобы принести жене просфору отъ ранней обедни, а въ 9 опять уходитъ куда-то и... исчезаетъ совсемъ. Подозренiя, справки -- и передъ бедной Тренцовой раскрывается печальная истина... А въ сентябре полицiя уже задерживаетъ въ Славянске военнаго врача Анатолiя Смирнова, который пытался выманить 200 рублей у некоего Киселева, подъ предлогомъ сватовства къ его дочери. Это "новая личность" все того же Карпухина, испытавшаго новое превращенiе и начинающая "новую жизнь"... За нимъ уже несколько такихъ "личностей" и несколько жизней, воспитательный домъ, воспитанiе у псаломщика, типографiя, фельдшерство, тюрьма, быть можетъ, любовь и тоска невольнаго побега отъ этой любви, отъ возможнаго довольства. Передъ нимъ -- скамья подсудимыхъ и несколько уголовныхъ процессовъ...

"безличнаго" и въ то же время многоликаго несчастливца, носящагося по свету въ своеобразныхъ поискахъ чужихъ личностей и попыткахъ многообразныхъ воплощенiй,-- но то, что мы узнали до сихъ поръ, рисуетъ очень ясными чертами фигуру, совмещающую въ себе типическiя черты целаго вида такихъ же самозванныхъ несчастливцевъ, которыхъ, вследствiе техъ или другихъ фантастическихъ условiй нашей действительности, судьба лишила "собственной личности", какъ кзвестный герой Андерсеновской сказки былъ лишенъ собственной тени. "Лишенные правъ состоянiя", обездоленные, имеющiе основанiе скрывать свое происхожденiе,-- носятся они по житейскому морю, жадно высматривая первую возможиость воплощенiя въ томъ или другомъ виде. И, разумеется, все эти посягательства на "непринадлежащее званiе" направляются кверху, къ такому внешнему званiю, которое уже само по себе даетъ личности силу, значенiе и... возможность некоторой наживы...

Замечательно, съ какой чуткостiю вся эта мелкая стая скромныхъ самозванцевъ кидается на всякое сколько-нибудь заметное имя, летитъ на всякое выдающееся общественное движенiе и событiе.

съ себя свою мещанскую личность и именуется дворяниномъ Корольковымъ. "Для большой авторитетности своего самозванства,-- какъ было сказано въ "Волгаре" (1893, No 288),-- онъ носитъ фуражку министерства народнаго просвещенiя, съ кокардой, хотя самъ не можетъ грамотно написать адресъ". Интересно, что когда околоточный Прохоровъ, по возникшимъ сомненiямъ въ личности, пригласилъ "дворянина Королькова" въ участокъ, то последнiй очень гордо выложилъ, вместо паспорта, делую массу "записокъ отъ княгинь, князей, инженеровъ и прясяжныхъ поверенныхъ". Это оказалось очень внушительно, и скроммая "личность" околоточнаго Прохорова почувствовала себя подавленной. Онъ уже готовъ былъ смиренно извиниться передъ дворяниномъ Корольковымъ и просить прощенiя, но... въ это время изъ-за спины дворянина Королькова неожиданно выглянула собственная мещанская личность обрадованнаго Хинелева, который смиренно поклонился и сказалъ подобострастно:

-- Покорно благодарю, ваше высокоблагородiе.

Тогда личность околоточнаго, вновь воспрянула, и г. Корольковъ былъ препровожденъ въ кутузку вместе съ записками.

"Современный кризисъ сельскаго хозяйства", злоба дня девяностыхъ годовъ -- заставилъ ходить по Казани почтеннаго, но разорившагося князя, въ которомъ мы узнаемъ опять того же мещанина Хинелева {"Волжскiй В-къ", 1895 г.}. Какой-то князь Чичинадзе -- мелькнулъ и исчезъ изъ Ярославля, оставивъ после себя рядъ туманныхъ загадокъ на долю ярославской полицiи. Мы помнимъ самозваннаго Надсона,-- какого-то бледнаго человека, въ подряснике (!), съ длинными волосами, появлявшагося въ окрестностяхъ Кiева, въ то время, когда читающая Россiя съ участiемъ следила за трагедiей этой молодой угасающей жизни. Въ 1894 году въ Яранске задержанъ самозванецъ "разсказчикъ И. Ф. Горбуновъ" {No 60. "Волгарь", 28 янв. 1894.}, въ 1899 году обнаруженъ странный писателъ, составившiй себе даже некоторую известность подъ видомъ бывшаго офицера турецкой службы, Кази-Бека Атукаева. Онъ писалъ разсказы изъ турецкаго быта, издалъ книжку "Черкесскихъ разсказовъ" и т. д. Но въ конце концовъ оказалось, что онъ просто Гершъ Утингеръ, дезертировавшiй въ 1891 году и никогда въ Турцiи не бывавшiй {"Сам. Газ.", 6 апр. 1899.}. Быстрая известность Максима Горькаго вызвала на светъ его двойника, который привлекалъ вниманiе херсонской публики въ то время, какъ Горькiй былъ въ другомъ месте. Былъ самозванный Потапенко, въ 1909 году въ Варшаве чествовали банкетомъ самозваннаго Дорошевича, въ последнiй голодъ 1912 года по Волге разъежалъ бъсамозванный Короленко, въ Ташкенте проявился А. М. Федоровъ и т. д. Въ 1905 году въ районе Пречистенской части задержанъ высланный изъ Москвы крестьянинъ Степанъ Алексеевъ, выдававшiй себя среди народа за известнаго адвоката Плевако. Онъ уверялъ всехъ, что онъ настоящiй Плевако, но нарочно переодевается въ простое платье, чтобы народъ его не чуждался и чтобы простые люди могли извлечь пользу изъ его юридическихъ познанiй" {"Нижегор. Лист.", 1896, No 66.}; изобретенiе прививки бешенства и сибирской язвы -- отразилось въ нашемъ Владикавказе появленiемъ какого-то ловкаго субъекта, именовавшаго себя "ассистентомъ знаменитаго Пастера". Онъ ездитъ по селенiямъ и станицамъ Терской области, появляясь даже въ городахъ -- и делаетъ "прививки по способу Пастера" отъ всякихъ болезней. Во Владикавказе этому самозванцу "пригрозили" полицiей и тюрьмой, и онъ, какъ сообщаетъ корреспондентъ газеты "Каспiй",-- направился въ Ставропольскую губернiю и Кубанскую область {"Нов. Врем." 1893, No 6056.}.

А въ 1903 году тотъ же Ростовъ на Дону осчастливленъ прибытiемъ "сына знаменитаго профессора Мечникова", который объявилъ себя спецiалистомъ по нервнымъ болезнямъ. Онъ оказался последовательно Николаемъ Ивановичемъ, Иваномъ Николаевичемъ и въ конце концовъ "мнимымъ студентомъ" Черевановымъ {"Волжскiй В-къ" 30 мая 1896.}. Въ одно время, тоже въ 90-хъ годахъ значительную популярность въ провинцiи прiобрели командируемые отъ времени до времени летучiе окулистическiе отряды. И вотъ, въ Кiевской и Полтавской губернiи уже орудуетъ какой-то самозванецъ въ "своеобразномъ мундире съ желтыми нашивками на воротнике и такой же ленточкой черезъ плечо". Онъ привлекаетъ сразу много чающихъ исцеленiя, чемъ-то мажетъ глаза, что-то впрыскиваетъ, даже режетъ веки и черезъ несколько дней скрывается, при чемъ "личность его остается невыясненной. Говорятъ,-- прибавляетъ корреспондентъ,-- что этотъ Хлестаковъ -- изъ персидскихъ подданныхъ".

Не успели широко распространиться известiя о предстоявшей переписи, какъ уже "Томскiй Листокъ" сообщаетъ о появленiи какого-то субъекта, который ходитъ по домамъ съ тетрадкой и переписываетъ, "по особому порученiю", въ виду будущей общей переписи -- говевшихъ и неговевшихъ. Съ последнихъ, разумеется, онъ взимаетъ отъ 10--20 копеекъ, каждый разъ занося это акуратнейшимъ образомъ въ тетрадку. "Самозваннаго статистика,-- прибавляетъ корреспондентъ,-- полицiя взяла подъ свое попеченiе" {"Нижег. Лист." No 196 (1904?).}.

Есть и самозванные "ученые". Одно время много говорили у насъ объ экспедицiяхъ Пржевальскаго и его преемниковъ. Въ одной изъ этихъ экспедицiй участвовалъ молодой ученый, К, И. Богдановичъ. И вотъ, въ Белостоке, Гродненской губернiи, устраивается 25 августа 1893 г. литературный вечеръ, на которомъ "членъ географическаго общества Г. И. Богдановичъ" знакомитъ публику съ результатами своихъ путешествiй по Россiи и, главнымъ образомъ, по Сибири. "Изъ словъ лектора видно,-- почтительно сообщаетъ корреспондентъ "Виленскаго Вестника",-- что онъ началъ свое путешр-ствiе съ губерпiй Екатериннославской, Херсонской и Курской" (?!). Далее сообщается, что "губернiи эти произвели на молодого ученаго не особенно прiятное впечатленiе: земли въ нихъ мало, а народу много". Справедливо усматривая въ этомъ одну изъ причинъ переселенiй,-- молодой ученый сообщилъ затемъ о самихъ переселенцахъ сведенiя, известныя каждому, кто читаетъ газеты,-- и, накопецъ, "разсказалъ несколько сценъ изъ народнаго и малороссiйскаго быта (?), подмеченныхъ имъ во время путешествiя. Разсказы были выполнены артистически". Корреспондентъ не можетъ не выразить глубокой благодарности г. полицiймейстеру, "который принялъ въ устройстве вечера живое участiе, поручивъ полицiи продажу билетовъ". Наоборотъ, белостокская интеллигенцiя,-- отмечаетъ онъ съ горькой иронiей,-- отнеслась къ молодому ученому совершенно равнодушно.

Черезъ некоторое время такiя же известiя появились изъ другихъ городовъ, а затемъ последовало и разоблаченiе: г. Богдановичъ оказался просто какимъ-то невежественнымъ самозванцемъ, воспользовавшимся известностью своего однофамильца и легковерiемъ гг. полицiймейстеровъ и публики. Въ 1903 году предпрiимчивый самозванецъ организовалъ даже целую "конную научную экспедицiю" во Владикавказе. Она такъ иназывалась: "научная конная экспедицiя д-ра Б -- скаго". Въ составъ экспедицiи входили, между прочимъ, горный инженеръ Шолоховъ, гг. Аносовъ и Видинцевъ. Экспедицiя выступила изъ Владикавказа, но вскоре ея участники покинули своего руководителя и вернулись обратно. Причиной распаденiя экспедицiи послужило "еамозванство Б -- скаго, который оказался не учеинмъ и не докторомъ, а отставнымъ фельдшеромъ саратовской земской больницы". Роль "ученаго" онъ игралъ повидимому довольно искусно, но вскоре обнаружилось, что онъ не умеетъ даже просто орiентироваться въ географической карте... Участники вернулись, затративъ на организацiю экспеднцiи до 30 тысячъ рублей, данныхъ г-мъ Аносовымъ {"Южн. обозр.", 20 авг. 1903 г.}.

обвиненiю въ подложномъ присвоенiи званiй и орденовъ. Въ 1885 году поступилъ на службу, "по вескимъ дамскимъ рекомендацiямъ", блестящiй молодой человекъ, кандидатъ двухъ факультетовъ, кавалеръ русскихъ и иностранныхъ орденовъ. Черезъ короткое время блестящiй молодой человекъ оперился настолько, что предъявилъ къ казне требованiе о возмещенiи передержанныхъ якобы имъ десятковъ тысячъ рублей при сооруженiи какого-то храма и сталъ искать судебнымъ порядкомъ съ г. Берга, издателя "Русск. Вестника", 30 тысячъ "комиссiи" за содействiе при покупке последнимъ именiя "Зверинецъ" княгини Гогеплоэ. Вскоре, однако, стали ходить о немъ сенсацiонные слухи -- и, въ конце концовъ, ловкiй делецъ оказался самозванцемъ: и два факультета, и ордена оказались фантастическимъ подлогомъ, а деиствительность доставила лишь справку о судимости за мошенничество, по которому, впрочемъ, онъ былъ оправданъ. Виленскiй судъ приговорилъ его къ лишенiю особыхъ правъ и ссылке въ Архангельскую губ. на 2 года {"Р. Ж.", 1894, No 111.}.

Надо думать, что на "обрусительной" почве имеютъ особую силу "вескiя дамскiя рекомендацiи" и у Самойло оказались подражатели. Въ 1905 году въ газетахъ сообщалось, что "въ Варшаве правитель канцелярiи оказался беглымъ каторжникомъ". На это последовало офицiальное опроверженiе г-на Варшавскаго губернатора, ген. Мартынова (6 авг. 1905 года, за No 3273), въ которомъ г. губернаторъ сообщаетъ, что беглымъ каторжникомъ оказался, "не правитель моей канцелярiи, а бывшiй правитель Петроковскаго губернатора" {"Южная Россiя", 27 авг. 1905.}.

Въ 1901 году обнаружился на той же обрусительной почве самозванецъ Коссацкiй; онъ тоже "по рекомендацiи одной дамы" былъ определенъ на службу, провелъ на службе много летъ, при чемъ все его бумаги оказались поддельными {"Южн. Обозр." 27 окт. 1901 г. и "Русск. Вед." 23 окт. того же года.}.

Въ 1910 году князь Мещерскiй разсказалъ любопытную исторiю некоего Л., правителя делъ одного виднаго петербургскаго учрежденiя, который ревизовалъ другихъ, но въ то же время навлекъ ревизiю собственными поступками какъ разъ того же рода, которые призванъ былъ искоренять. При этомъ возникли сомненiя въ его самоличности, такъ какъ хотя онъ и служилъ 10 летъ, но его документовъ въ ведомстве не имелось. Они были заменены сильной протекцiей... {"Гражданинъ". Цит. изъ "Совт. Слова", 11 окт. 1910.} 

Въ громадномъ количестве такихъ случаевъ мы имеемъ дело съ обманомъ, имеющимъ въ виду корысть. Несомненно, однако, что объясненiе одной лишь корыстью далеко не исчерпываетъ явленiя въ его сущности. Оно имеетъ свою, более сложную и при томъ двухстороннюю психологiю.

Прежде всего есть самозванство, совершенно несвязанное съ вымогательствомъ. Въ Орле по Ситниковской ул. несколько летъ проживалъ, наиримеръ, отставной полковникъ H. H. Ивановъ, постоянно ходившiй въ военной тужурке съ георгiевской петлицей. Жизнь онъ велъ респектабельную, газеты получалъ черезъ первую полицейскую часть (привозилъ казакъ), умелъ держать себя, "очень мило платилъ деньги въ театрахъ и клубахъ". Когда эта вполне приличная фигура появлялась на улицахъ, то военные чины и городовые почтительно отдавали честь. Къ этому "подполковникъ" былъ очень требователенъ. Оказалось, что этотъ респектабельный военный господинъ до своей почетной отставки былъ... лакеемъ тульскаго предводителя дворянства {"Нов. Вр.", 9 февр. 1898.}!

Въ томъ же году въ Уфе молодой человекъ въ форме акцизнаго контролера производилъ въ разныхъ местахъ досмотры, при чемъ часто обращался къ содействiю полицiи. Оказался онъ тоже самозванцемъ, сыномъ виднаго въ служебной iерархiи лица, не нуждавшимся въ средствахъ. На вопросъ, что заставило его совершить преступленiе, онъ ответилъ: "Нравится. Да у меня еще несколько делъ у судебнаго следователя въ Перми" {"Сам. Газ.", 24 марта 1898.}.

отделенiя (маска очевидно подчеркивала званiе тайнаго агента). Потребовавъ къ себе обходъ, онъ произвелъ во многихъ домахъ форменные обыски... Въ действiяхъ Смоковенко не было никакихъ признаковъ корысти, и присяжные его оправдали {"Кiевскiя Вести", 22 окт. 1910.}. Въ гор. Тараще, Кiевской губ., въ сент. 1908 года появился "помощникъ инспектора конно-полицейской стражи", одетый въ синюю куртку съ погонами и эксельбантами, съ несколькими георгiями на груди. Онъ обревизовалъ книги отряда, осмотрелъ винтовки, одежду и т. д. и затемъ, съ большимъ знанiемъ дела и увлеченiемъ произвелъ манежную езду... Ни о какихъ посягательствахъ на взятки корреспондентъ не сообщаетъ. Арестованный за самозванство, онъ оказался бывшимъ земскимъ стражникомъ {"Кiевскiя Вести", 6 сент. 1908.}. Онъ часто выполнялъ чужiя команды, и ему захотелось хоть разъ покомандовать самому.

"присвоенiя чужой личности" -- мне приходитъ на память одно, довольно близкое знакомство въ этой области.

Въ 1893 году въ Нижнемъ-Новгороде въ мою комнату тихо вошелъ человекъ высокаго роста, худой и бледный, съ робко страдающимъ выраженiемъ серыхъ глазъ. Онъ былъ одетъ бедно, но съ видимымъ старанiемъ сохранить некоторое приличiе, и, войдя, заговорилъ такъ тихо и застенчиво, что начала его речи я не разслышалъ совершенно...

душу...

Это упоминанiе о невинныхъ младенцахъ, хотя и сделанное въ столь витiеватой форме,-- отзывалось такой глубокой тоской, звучавшей въ голосе и глядевшей изъ тусклыхъ, затуманенныхъ глазъ незнакомца,-- что я съ невольнымъ участiемъ посмотрелъ на него, отрываясь отъ работы, которою былъ занятъ въ это время. Лицо просителя было довольно прiятно, хотя носило видимые следы какихъ-то не вполне обыкновенныхъ житейскихъ невзгодъ, а на лбу, надъ глазомъ обращала вниманiе глубокая впадина, рождавшая невольную идею объ ударе тупымъ орудiемъ или о неудачномъ покушенiи на самоубiйство посредствомъ выстрела въ упоръ. Онъ где-то служилъ въ казенномъ учрежденiи, потомъ въ частномъ, пострадалъ "вследствiе человеческой злобы и собственно за правду",-- теперь бедствуетъ нестерпимо и не можетъ уже более выносить воплей своего неповиннаго семейства.

Я далъ ему кое какую работу у себя на дому. Являлся онъ аккуратно, непременно съ задняго хода, не позволяя себе прибегать къ звонку, робко и застенчиво раздевался въ кухне, прокрадывался затемъ въ отведенную для работы комнату какъ-то на цыпочкахъ, стараясь, чтобы его никто не заметилъ. Во всехъ его манерахъ сквозило желанiе -- стушеваться, исчезнуть где-нибудь въ уголке; все его прiемы были проникнуты чемъ-то, что я не могу назвать иначе, какъ "стыдомъ собственнаго существованiя". Это совершенно особенное ощущенiе, которое, кажется, чаще всего наблюдается у насъ, русскихъ. Последняя степень смиренiя, если хотите, полное уничтоженiе собственной личности. Всякiй разъ, когда я думаю о несчастномъ человеке, дерзновенно принявшемъ на себя званiе царя Петра Федоровича и потрясшемъ Россiю смятенiемъ и ужасомъ,-- я невольно вспоминаю о томъ, какъ тщательно этотъ человекъ, державшiй въ своей руке громы и смерть -- долженъ былъ скрывать отъ приближенныхъ свою спину, навсегда исполосованную кровавыми рубцами плетей во время прусскаго пехода...

Однако, возвращаюсь къ моему новому знакомому.

Выдающейся чертой его, которую я долженъ подчеркнуть особенно, являласъ чрезвычайная щепетильность и совестливость. Онъ просилъ у меня только работы, избегалъ просить денегъ, старался, даже когда я предлагалъ ему самъ, брать какъ можно меньше подъ будущую работу, и лишь въ самыхъ крайнихъ случаяхъ решался, после мучительныхъ колебанiй -- сказать о томъ, что младенцы сидятъ опять въ нетопленной квартире. Вообще, корыстныя черты, повидимому, совершенiю отсутствовали въ его характере.

склоненной на левое плечо, пока рука выводила красивыя строки. Такъ, должно быть, писалъ гоголевскiй Акакiй Акакiевичъ. Къ сожаленiю, однако, всякое несовсемъ разборчивое слово моей рукописи принимало подъ его перомъ какiя-то необыкновенныя, совершенно фантастическiя окончанiя, лишавшiя самое слово всякаго смысла. Въ такихъ случаяхъ, онъ конфузился, извинялся и страдалъ безконечно, не смотря на то, что я безъ церемонiи зачеркивалъ ошибку и писалъ вверху нужиое окончанiе, успокаивая его писарскую щепетильность. Казаiось, онъ боялся хотя бы въ одной букве или знаке препинанiя проявить подобiе иницiативы.

Наконецъ, мне удалось устроить его на постоянную работу на заводе, которымъ управлялъ одинъ изъ моихъ знакомыхъ. Мой знакомый былъ имъ доволенъ, сослуживцы тоже. Онъ былъ аккуратенъ, исполнителенъ, и только въ отношенiяхъ къ рабочимъ проявлялъ некоторую излишнюю строгость и, пожалуй, держалъ себя слишкомъ высокомерно. При встречахъ онъ уверялъ меня, что совершенно доволенъ. "И младенцы, знаете ли, отдохнули-съ!" Приходилось верить на слово, и я былъ радъ видеть довольнаго человека. Въ наше время это такая редкость!

Но вотъ, въ Нижнемъ стали въ 1904 г. готовиться къ предстоящей выставке. Между прочимъ на одпой изъ нижегородекихъ улицъ появилась вывеска "N-ское сыскное отделенiе", и местная газета стала сообщать о разныхъ, более или менее ловкихъ открытiяхъ и подвигахъ местныхъ Лекоковъ. Вследствiе этого, а также и другихъ обстоятельствъ, сопровождавшихъ столь явное выступленiе полицейскаго учрежденiя "по образцу столицъ", въ городе стали говорить о немъ, оно стало до известной степени "злобою дня".

Въ одинъ прекрасный день я прочиталъ въ местной газете, что въ одной изъ гостинницъ арестованъ полицiей господинъ, присвоившiй себе званiе "тайнаго агента". Произошло это при обстоятельствахъ довольно оригинальныхъ: потомственный дворянинъ И -- въ,-- писали въ газете,-- подойдя къ столу, за которымъ сидели въ трактире гг. А., Б. и В., безъ всякой церемонiи налилъ себе изъ ихъ графина рюмку водки и выпилъ ее. Когда же удивленные собеседники спросили у него объ основанiяхъ столь смелаго посягательства, то "потомственный дворянинъ" сталъ имъ грозить, называя себя агентомъ тайной полицiи. Неизвестно, чемъ бы кончилась эта сцена, и очень можетъ быть, что компанiя признала бы себя удовлетворенной объясненiемъ, если бы, случайно, тутъ же не присутствовалъ настоящiй агентъ, который арестовалъ самозванца.

Я сначала не обратилъ на эту заметку никакого вниманiя. Но черезъ несколько дней газета сообщила опять, что известный уже читателямъ, "потомственный дворянинъ" не унимается: онъ разъезжаетъ на лихачахъ, денегъ не платитъ, а при требованiи уплаты, ведетъ себя необыкновенно высокомерно, ссылаясь все на то же свое почетное званiе сыщика. Одно изъ такихъ приключскiй коичилось некоторымъ шумомъ на улице, при чемъ городовой сначала сильно колебался въ своихъ поступкахъ, опасаясь затронуть могущественную особу, но въ конце концовъ дело все-таки завершилось протоколомъ и привлеченiемъ къ мировому за присвоенiе "ненадлежащаго званiя"...

"довольство" вернуло ему самоуваженiе и что онъ явился ко мне въ качестве праздничнаго гостя съ визитомъ. Но уже со второго взгляда я убедился, что надъ нимъ что-то стряслось: углы губъ опять горько опустились къ низу, глаза робко бегали или сосредоточенно уставлялись въ пространство; вообще все въ немъ являло человека, вновь вступившаго на тропу бедствiй и житейскихъ невзгодъ. Отозвавъ меня въ кабинетъ и тамъ упорно отказавшись принять предложенный ему стулъ, путаясь и сбиваясь, онъ сообщилъ мне, что опять бедствуетъ безъ места, опять "несправедливо утесняемъ" злыми людьми,-- и опять не въ силахъ вынести вопли невинныхъ младенцевъ. Тутъ меня внезапно осенила горестная догадка:

-- Это вы судились у мирового за самозванство?

-- Я-съ,-- потупился онъ, и краска залила его лицо, а впадина на лбу стала совсемъ багровой. -- Только это совершенная, можно сказать, неправда. Поверьте-съ... несправедливо оклеветанъ...

Отъ моего знакомаго, которому онъ былъ рекомендованъ, я узналъ, что съ некоторыхъ поръ мой protégé сталъ пить, при чемъ держалъ себя очень назойливо и высокомерно, пьянымъ не только не скрывался, но лезъ на глаза заводскому начальству и начиналъ горделивые разговоры, такъ что, наконецъ, однажды его силой удалили изъ помещенiя.

Новое поступленiе на службу оказалось после этого невозможнымъ. Однако И -- овъ не желалъ признать этой печальной истины, приходилъ въ контору, упирался, чуть не целуя руки, потомъ подалъ жалобу за оскорбленiе его дворянской чести, потомъ опять приходилъ извиняться и во всехъ этихъ фазисахъ своего отчаяннаго настроенiя угнеталъ и меня непрестанными посещенiями и просьбами о заступничестве (денегъ опять самъ не попросилъ ни разу). При этомъ порой въ его взгляде мерцали опять то стыдъ собственнаго существованiя, то какое-то озлобленное и настойчивое высокомерiе. И опять "вопли неповинныхъ младенцевъ" видимо смертельной тоской угнетали его истоптанную и измотавшуюся душу... Потомъ я узналъ, что это уже не первый случай съ И -- вымъ, что его жизнь въ Нижнемъ есть непрерывшiя цепь бедствiй, составленная изъ этихъ противоположныхъ звеньевъ: то полное уничиженiе, то внезапные подъемы, состоящiе изъ опьяненiя спиртными напитками и еще более -- самозванственными фантазiями разныхъ видовъ и формъ.

"стыдъ собственнаго существованiя", перiоды его горькой жизни, и высокомерное отiюшенiе его къ рабочимъ, и многое, многое другое. Я невольно вспоминаю нервность и слезы злополучнаго Покровскаго-Карпухина, и то, что онъ выгелъ изъ воспитательнаго дома, "безъ всякаго происхожденiя", безъ всякихъ "правъ состоянiя"; вспоминается мне и униженiе Ивана Александровича Хлестакова передъ Осипомъ и передъ слугой въ гостиннице, и поротая спина Емельки Пугачова, и то, что онъ бегалъ на Ветку, чтобы прiобрести себе "право приписки", передъ темъ, какъ заявить право на россiйское царство, и скромное званiе темнаго послушника, даже разстриги, которое Гришка Отрепьевъ меняетъ на пестолъ Годунова. Страшная горечь, жгучая боль попранной личности приводитъ и несчастнаго Поприщина къ убежденiю, что онъ никто иной, какъ искомый наследникъ испанскаго престола. Такую же жгучую "боль личности", затоптанной, униженной и оскорбленной, видимъ мы въ разсказе Достоевскаго "Двойникъ",-- где эта личность, наконецъ, съ отчаянiя, отъ нестерпимаго сознанiя своей ничтожности, раздваивается, какъ бы распадается на две половины: утеснителя и гонителя съ одной стороны,-- утесняемаго и гонимаго -- съ другой... Нетъ, одними корыстными мотивами заурядныхъ мошенниковъ не исчерпывается явленiе, которое я пытаюсь здесь анализировать; и въ примерахъ, занесенныхъ въ газетную летопись или на страницы исторiи, и въ цельныхъ образахъ, данныхъ намъ художниками,-- проявляется одна и та же болезнь, глубокая и распространенная,-- тяжкая болезнь "русской личности", ищущей внешней опоры, легко отъ себя отрешающейся и такъ жадно стремящейся къ чужимъ сильнымъ личностямъ и положенiямъ. Доведенная до последней степени униженiя, изведавшая всю жгучую горечь "стыда собственнаго существованiя", припертая къ стене самаго уже последняго отчаянiя,-- тутъ-то именно душа россiйскаго Поприщина внезапно отрешается отъ себя, выскакиваетъ, какъ затравленная лисица въ сказке, изъ собственной шкуры. Еще недавно извивавшiйся въ пыли, въ глубокомъ сознанiи собственнаго безсилiя,-- онъ вдругъ съ некоторымъ даже удивленiемъ подымаетъ голову, сдвигаетъ брови и, гордо озирая окружающихъ, спрашиваетъ:

-- Кто и по здешнему месту! Ведомо ли вамъ, несчастнымъ, обреченнымъ на трепетъ, что я тотъ самый, передъ кемъ именно вы и повинны трепету!..

И после этого судьба такого русскаго человека складывается уже въ зависимости отъ случайностей и внешнихъ обстоятельствъ. Бедняга Поприщинъ, какъ и герой Достоевскаго, попадаетъ въ сумасшедшую палату, растрига Отрепьевъ делаетъ карьеру, въ действительность которой, повидимому, могъ бы поверить только сумасшедшiй, а затемъ падаетъ съ этой высоты на копья стрельцовъ. Емельянъ Пугачовъ скромно пробирается лесами съ польской Ветки на Волгу, где ему разрешили приписаться къ дворцовой волости и прiобрести такимъ образомъ "права крестьянскаго состоянiя". Но его какой-то рокъ сводитъ съ яицкими раскольниками на Иргизе. Между темъ, на Яике незадолго до этого вольные казаки всемъ кругомъ валялись въ грязи передъ генераломъ Череповымъ, который, въ опьяненiи своей минутной ревизорской власти, приказалъ стрелять въ лежавшую толпу {Дубровинъ. "Все войско пало на землю, но Череповъ не отменилъ приказанiя стрелять... Когда драгуны выстрелили кверху, то Череповъ велелъ повторить залпъ, при чемъ трое убито, а шестеро ранены" ("Пугачовъ и его сообщники", т. I, стр. 19).}. Казаки поднялись и сказали: "Кто мы! Вольные казаки! Мы изъ грязи сделаемъ князя" {Слова казака Мясникова, Зарубину.}. И, доставъ для Емельки штаны и рубаху,-- посадили на коня,-- и создалась мрачная Пугачовская самозванщина... Емелька, тщательно скрывая поротую спину, грозой пронесся по Яику, по уральскимъ предгорьямъ, разорилъ Казань, перекинулся пожаромъ черезъ Волгу... И всюду на его пути въ крепостной безличной среде -- его самозванная личность вставала въ тысячахъ отраженiй изъ крепостного праха, пока этотъ ураганъ не замеръ въ безлюдьи низовыхъ степей. Емелька, вместо Москвы, попадаетъ въ клетку, где его дразнятъ офицеры и сержанты съ привязанными косами, и где онъ, бедный Поприщинъ такъ малодушно плачетъ и такъ глупо надеется на прощенiе... 

права, потомъ земство, школа, газета и книга, наконецъ, хотелось бы думать,-- подъемъ смиренной русской души, какъ результатъ новейшей, въ перiоде реформъ, русской исторiи,-- все это уже препятствуетъ грандiозно-дикому размаху, находившему просторъ въ безмолвной пустыне дореформенной Россiи. Теперь россiйскому самозванцу уже не потрясти всего государственнаго организма, его мечты разменялись, пошли враздробь. Но все же мелкiе черви самозванства точатъ еще нашу жизнь по всей поверхности, то и дело привлекая вниманiе и заставляя глубоко задуматься о причинахъ устойчивости этой чисто-русской болезни. Въ глубине дальнихъ уездовъ земледельческой полосы, не знающей отхожихъ промысловъ и потому более отсталой,-- живутъ и ныне самыя фантастическiя представленiя о нашемъ государственномъ строе, не уступающiя по своей нелепости дикимъ измышленiякъ известнаго уже читателямъ деревенскаго мудреца Пети {См. предъидущiй очеркъ: "Самозваицы духовпаго прозванiя".} о знаменiяхъ антихриста. Петя -- даже въ самоваре усматриваетъ явные признаки "антихристова пришествiя",-- а простодушная деревня въ любой форменной фуражке или желтой пуговице любого проходимца -- готова усмотреть приметы "власти" и безропотно подчиниться любому ея требованiю.

На почве юридическаго суеверiя деревни орудуютъ самозванные землемеры и адвокаты. По словамъ "Енисейскаго Листка", напримеръ, ссыльный Колумбейко распустилъ слухъ, что онъ братъ сенатора и потому исхлопатываетъ мужикамъ полное сложенiе податей. Въ виду этого на сходе въ Усть-Кеми решено собрать Колумбейке по 80 коп. съ души" {"Сам. Газ.", 1895. No 165.}. "Въ Сорокскомъ уезде,-- писали "Одесскому Листку" (1894 г., октябрь),-- некiй З--iй, воспользовавшись замешательствомъ въ земельныхъ отношенiяхъ крестьянъ къ монастырю, перебралъ у мужиковъ свыше 2. 000 рублей. При арестованiи его мужики оказали сопротивленiе, причемъ потребовалась помощъ войска..." Вместе съ нимъ арестовано около 20 поселянъ {"Од. Листокъ", "Волгарь" 1894, окт.}.

Въ 1895 году въ селе Перекопскомъ, Самарск. губ., Николаевскаго уезда., появился субъектъ, именовавшiйся "адвокатомъ отъ Краснаго креста" и уверявшiй крестьянъ, что онъ посланъ Краснымъ крестомъ, чтобы защищать всехъ обижаемыхъ и оскорбляемыхъ. Оказалось, что это мещанинъ города Николаевска, по фамилiи Андреевъ. Онъ обращался однажды за пособiемъ въ Общество Краснаго креста и получилъ отказъ. Извещонiе объ отказе прислано на бланке со штемпелемъ Краснаго креста,-- и вотъ, пишетъ корреспондентъ "Самарскаго Вестника", "Андреевъ блюдетъ этотъ бланкъ, какъ зеницу ока, показывая его темъ неграмотнымъ мужикамъ, которые дерзаютъ сомневаться, что онъ действительно посланъ отъ Краснаго креста. Разумеется, при виде эффектнаго бланка, сомненiе исчезаетъ -- и вотъ у воротъ Андреева стоитъ иной разъ больше мужицкихъ подводъ, чемъ въ "базарный день у больницы". О действительныхъ познанiяхъ этого защитника угнетенныхъ можно судить потому, что жалобу, напр., на неправильную сдачу въ солдаты онъ настрочилъ... въ святейшiй синодъ {"Волгарь", 1894, окт.}.

"Въ селе Унаменкахъ (Семеновскаго у., Нижегородской губ.) случился пожаръ въ кабаке. Причиной пожара молва считала поджогъ, произведенный конкуррентами кабатчика. И вотъ, въ село прибыла какая-то следственная комиссiя, торжественно открывшая здесь не следственное, а прямо судебное заседанiе. Собрали народъ, виновный былъ допрошенъ, немедленно подвергнутъ предварительному аресту и осужденъ въ каторгу на 20 летъ. Народъ слушалъ и удивлялся быстроте и строгости приговора. Когда же судъ былъ конченъ, то судьи сняли съ себя фантастическiе доспехи -- и все оказалось грубейшей шуткой. "Каково только было подсудимому,-- спрашиваетъ корреспондентъ, и прибавляетъ:-- я представляю себе его положенiе, воображаю ту обстановку, те условiя, при которыхъ возможны подобные обманы, и мне становится грустно" {"Волгарь", No 117, 1895 г.}.

Въ 1907 году въ Духовщине появился субъектъ въ форме чиновника и заявилъ, что мужики переплачиваютъ податей на три миллiона рублей. Поэтому Царь батюшка жалуетъ своимъ мужикамъ (т. -е. вероятно удельнымъ?) по две четверти ржи на душу., Квитанцiи на полученiе изъ земской управы "царской ржи" находятся у него и онъ выдаетъ ихъ по внесенiи 30 копеекъ. Квитанцiи брались наперебой... Вскоре такой же "чиновникъ" появился также въ Кубаровской волости, но тутъ онъ "былъ снисходительнее" и бралъ всего по 20 к. {"Смол. В-къ", 9 дек. 1907 г.}.

Въ 1905 г. въ Новоградъ-Волынскомъ уезде въ дер. Суховоло явился тоже молодой человекъ въ форменной фуражке, приказалъ старосте созватъ сходъ и, на сходе объявилъ, что 15 мая будетъ общая разверстка земли, въ такомъ размере, чтобы хватило на каждую душу {"Русск. Вед.", 16 мая 1905 г.}.

Разумеется, можно было впередъ предсказать, что введенiе института земскихъ начальниковъ не можетъ остаться безъ соответствующаго отраженiя въ области самозванства, и действительно передо мной несколько примеровъ этого рода. Въ 1894 году Мелитополь и некоторыя ого окрестности посетилъ, по словамъ "Новостей дня", некiй Хлестаковъ, заказавшiй предварительно бланки земскаго начальника, съ которыми прежде всего отправился въ с. Федоровку, где сделалъ ревизiю въ сельскомъ правленiи {Съ этимъ самозванцемъ мы еще встретимся впоследствiи.}.

"Разумеется, для г. земскаго начальника, да еще въ такомъ положенiи, сделано было все необходимое". Но впоследствiи оказалось, что неизвестный красный околышъ прикрываетъ забубенную головушку запасного поручика Карла-Георга-Теодора-Юлiя фонъ-Терко, котораго, "для лучшаго удостоверенiя личности", отправили въ Самару по этапу {"Самарскiй Вестникъ", No 180, 1894 г.}.

Въ 1895 году въ Мценскоме уезде мнимый земскiй начальникъ проявился во время свадебнаго торжества. Это былъ, повидидмому. человекъ добродушный. Въ беломъ кителе и соломенной шляпе, въ сопровожденiи трехъ такихъ же молодцовъ, онъ ходилъ по дернвне, что-то записывалъ въ книжку и всемъ мужикамъ обещалъ награды. "Самозванецъ не догадался, однако, высечь хоть одного мужика, и попался въ руки полицiи" -- не безъ юмора прибавляетъ корреспондентъ {"Орловскiй Вестникъ", 1895. "Нижегор. Лист.", No 337.}.

А вотъ случай, который, даже въ нашей жизни, насыщенной фантастическими курьезами всякаго рода, можетъ показаться совершенно невероятнымъ...

По Волге, ночью шелъ внизъ по теченiю пароходъ, какъ вдругъ раздалась команда: "стопъ машина", и пароходъ остановился. Къ нему пристала лодка съ тремя пассажирами. Лодка была "путейскаго ведомства"; въ ней находился майчный сторожъ (обязанность котораго следить за маячными огнями, обставляющими фарватеръ) и два пассажира. Въ рукахъ одного изъ нихъ былъ красный фонарь. Маячный сторожъ успелъ шепнуть команде, что привезенные имъ два незлакомца -- "тайные агенты". После этого сторожъ отчалилъ и его лодочка исчезла въ темноте, а "тайные агенты" вошли въ залъ І-го класса, куда къ нимъ немедленно явился комалдиръ парохода, предложившiй закуску, чай и лучшую изъ каютъ І-го класса. Незнакомцы все это приняли благосклонно.

"агента" имеютъ чрезвычайно непрезентабельный видъ. Наоборотъ, это лишь утвердило его въ мысли, что агенты именно тайные, имеющiе особыя основанiя скрывать свое настоящее званiе. Предполагалось, что они командированы, въ какихъ-то особо важныхъ видахъ, секретно проверить коммуникацiонные порядки на Волге. Не доезжая за 150 верстъ до Саратова,-- агенты нашли нужнымъ оставить пароходъ, на которомъ ехали съ такими удобствами, и пересесть... на казенный. На этомъ казенномъ пароходе ("вероятно отданномъ въ ихъ распоряженiе" -- прибавляетъ корреспондентъ) они и прибыли въ Саратовъ. Все время, конечно, они не отказывали себе въ обильныхъ возлiянiяхъ, и въ Саратовъ явились сильно на-веселе. Это не помешало имъ ,,обревизовать" какого-то путейскаго чина, и они уже намеревались отправиться на казенномъ пароходе дальше, но... тутъ вышла некоторая непрiятная случайность: ревизоры подрались и подняли такую возню, которая потребовала сторонняго вмешательства...

Драка привлекла на казенный пароходъ пристава 2-й части гор. Саратова, который, какъ человекъ не путейскаго ведомства и, значитъ, не подверженный ревизорскому гипнозу,-- "сразу же" определилъ, что эти оборванные драчуны простые самозванцы. Онъ подошелъ къ нимъ и зычно крикнулъ: "смир-р-но!". Тогда старшiй агентъ, оказавшiйся отставнымъ солдатомъ, тотчасъ же вытянулся во фронтъ (вспомните злополучнаго Киселева-Королько!)... По проверке оказалось, что -- "главный агентъ" -- просто на просто беглый солдатъ Гурiйскаго полка, а его помощникъ -- какой-то забулдыга-мещанинъ. Только тогда,-- прибавляетъ корреспондентъ,-- "всемъ стало ясно по физiономiи "главнаго агента" и по его голымъ ногамъ (!), что онъ не могъ; быть истиннымъ ревизоромъ".

Эта исторiя появилась первоначально въ "Самарской Газете". Затемъ ее перепечатало "Новое Время" {См. "Новое Время", 4 ноября 1892 г., No 6014.}, и наконецъ, после того, какъ въ "Русскомъ Богатстве" появилась моя статья,-- этотъ изумительный эпизодъ "изъ путейской жизни" облетелъ чуть не все газеты. Я ждалъ, что эта широкая огласка вызоветъ опроверженiе... Но опроверженiя не последовало. Путейское ведомство глубокимъ молчаньемъ подтвердило реальность повидимому совершенно фантастическаго эпизода.

"сыщика" по существу далеко не "почетное". Но зависимость русскаго человека отъ внесудебныхъ расправъ всякаго рода делаетъ эту профессiю очень влiятельнымъ факторомъ русской жизни и окружаетъ ее почти мистическимъ страхомъ. Въ тревожные 70-ые годы газеты отмечали появленiе целыхъ самозванныхъ коммиссiй, являвшихся съ формальными обысками и выемками, преимущественно въ богатыя семьи, после чего исчезали порой довольно крупньгя суммы. Затемъ случаи этого рода стали реже, но все же мой знакомый И -- овъ является далеко не единственнымъ въ своемъ роде. Такъ, въ 1890 году даже въ первопрестольной Москве действовалъ некто Дынниковъ, подходившiй къ постовымъ городовымъ и требовавшiй ихъ содействiя для внезапной проверки паспортовъ въ томъ или другомъ доме. Въ августе его засталъ за этимъ занятiемъ околоточный, случайно узнавшiй въ этомъ "тайномъ агенте" своего бывшаго школьнаго товарища, уже разъ судившагося за присвоенiе званiя акцизнаго въ сумскомъ окружномъ суде ("Русскiя Ведомости", 1890, No 272). Въ 1889 году по Нижегородской губ. разъезжали два самозванца, въ жандармской форме, подъ предлогомъ командировки по части "фальшивой монеты". Въ нескольныхъ деревняхъ они произвели обыски при понятыхъ и отобрали у богатыхъ мужиковъ все наличныя кредитки, обещая вернуть ихъ после проверки. Разумеется, и деньги, и жандармы исчезли. И т. д. и т. д. Въ начале XX века, по разнымъ условiямъ нашей современности, самозванство этого рода въ соединенiи съ провокацiей и экспропрiацiями выросло въ такихъ размерахъ, что для отчета о немъ понадобилось бы особое изследованiе.

"Акцизная деятельность" принадлежитъ повидимому къ роду занятiй тоже довольно привлекательныхъ для самозванцевъ. Въ 1894 году, 17 мая, передъ городскимъ судьей гор. Самары предсталъ некiй отставной унтеръ-офицеръ Орловъ-Давыдовъ. Онъ разъезжалъ по разнымъ местамъ, якобы сыскивая тайнымъ образомъ важныя преступленiя, и, поселяя въ обывателе тревогу таинственностiю и неопределенностiю своихъ полномочiй, собиралъ, повидимому, дань натурой. Въ качестве сыщика онъ былъ уже въ Оренбурге, где успелъ ввести въ заблужденiе даже полицiю.

Въ марте 1894 г. "Кiевлянинъ" сообщалъ о курьезныхъ подвигахъ некоего крестьянина Б., который изготовилъ себе изъ дерева довольно внушительныхъ размеровъ печать съ надписью "Тайный акцизный чиновникъ г. Сквиры". Эту печать онъ приложилъ къ виду о своей личности, при чемъ имъ же самимъ была сфабрикована такая бумажонка: "Въ виду учрежденiя тайныхъ акцизныхъ чиновниковъ съ целью следить за законною и правильною продажею питей и товаровъ въ лавкахъ, по надлежащимъ документамъ, выдано сiе NN, въ случае нарушенiя кемъ-либо изъ торговцевъ законныхъ требованiй, для привлеченiя ихъ къ ответственности". Остальное, разумеется, понятно {"Волжскiй В-къ", 1894 г., No 88. }.

Въ 1899 году, съ Балту прибылъ прилично одетый господинъ въ фуражке ведомства министерства финансовъ и прямо съ вокзала отправился ревизовать мелочныя лавочки. Выдавая квитанцiи о взысканiи сбора, онъ подписывался "Контролеръ-ревизоръ Тренчевскiй". Когда его арестовали ("одному изъ торговцевъ онъ показался подозрительнымъ"), то онъ воскликнулъ:

-- Ахъ,-- всего только часъ удалось быть Хлестаковымъ!" {"Сынъ Отеч.", 29 марта 1899 г.}. 

Есть (увы!) также и самозванцы судебнаго ведомства. Такъ въ 1893 году сынъ отст. фельдфебеля Каширинъ, пришивъ къ своему пиджаку, самой обыкновенной формы, медныя пуговицы отъ мундира ученика реальнаго училища и запасшись несколькими бланками окружнаго суда (где онъ прежде служилъ писцомъ), отправился, въ сопровожденiи самарскаго мещанина Василiя Коновалова, на хуторъ крестьянина Бутырина объявлять последнему решенiе самарскаго окружнаго суда по гражданскому иску къ нему некоего Пудовкина. Каширинъ назвался членомъ суда Силецкимъ, Коноваловъ -- его секретаремъ, при чемъ они предъявили и соответствующiе документы. Бутыринъ, пригласивъ "членовъ" въ избу, предложилъ согреть самоварчикъ, но Силецкiй потребовалъ "чего-нибудь погорячее" и затемъ предложилъ Бутырину расписаться въ полученiи копiи, а чиновникамъ поднести благодарность. Бутыринъ не хотелъ было подписываться, но чиновникъ затопалъ ногами, и онъ подписался; что же касается благодарности, то злополучный Бутыринъ, какъ самъ говорилъ на суде, обещалъ и вознамерился дать утромъ 50 рублей. Некоторое сомненiе вызвала въ немъ небольшая величина печати на бумаге (бумага была припечатана двугривеннымъ), и онъ робко спросилъ:

-- Что это, ваше высокопревосходительство, печать-то какая маленькая?

Членъ суда опять затопалъ ногами и сказалъ:

-- Такая выросла, молчать! -- но затемъ онъ снизошелъ до объясненiя:

Но Бутырина продолжало томить сомненiе, которое на суде онъ формулировалъ следующимъ простодушнымъ образомъ:

-- Брало меня раздумье... Какъ же такъ: членъ, видится, не очень важный, а требуетъ столько водки и денегъ... да и печать маленькая. -- Въ результате этихъ размышленiй Бутыринъ пошелъ посоветоваться съ урядникомъ, который и арестовалъ обоихъ чиновниковъ. Хотя Каширинъ и утверждалъ, что "сделали они все это для шутки и ради большаго гостепрiимства со стороны Бутырина", но самарскiй окружный судъ приговорилъ обоихъ къ 8-месячному тюремному заключенiю {"Сам. Газ." 1895, No 10.}.

Репортеръ "Самарской Газеты" отмечаетъ, что въ томъ месте показанiй обманутаго Бутырина, которое касалось большой и маленькой печати, въ публике и даже среди присяжныхъ раздался такой сильный смехъ, что председатель (вероятно, тоже съ трудомъ сохраняя серьезный видъ) прибегъ къ звонку и увещанiямъ. Однако, при этомъ невольно приходятъ въ голову вопросы: разве дело происходило не въ той самой Самаре, мимо которой такъ еще недавно плыли по своей "тайной ревизiи" два беглыхъ оборванца, въ лучшей каюте перваго класса и даже на казенномъ пароходе? Разве въ зале, на скамьяхъ присяжныхъ, даже за судейскимъ столомъ сидели не те же русскiе люди, которые не сегодня, такъ завтра очутятся въ такомъ же положенiи?

Вотъ напримеръ въ мае того же года губернскiй городъ Томскъ осчастливленъ посещенiемъ высокаго гостя, прокурора петербургской судебной палаты, князя Ширинскаго-Шихматова. Его сiятельство изволилъ следовать отъ той же Самары, где такъ смеялись надъ Бутыринымъ, до Челябинска въ I классе, разумеется, безплатно. Въ Челябинске начальникъ движенiя Зап. -Сиб. -ж. дороги, инженеръ Павловскiй опять выдалъ князю безплатный билетъ на проездъ до Омска, откуда уже онъ ехалъ съ какимъ-то еще инженеромъ до Кривощекова въ отдельномъ купэ. Въ Кривощекове князь жестоко распекъ местную полицiю въ лице земскаго заседателя, после чего безъ труда попалъ на казенный пароходъ, на которомъ благополучно прибылъ въ городъ Томскъ. Здесь, остановившись въ Европейской гостинице, онъ немедленно же потребовалъ къ себе по телефону местнаго полицiймейстера, собственно лишь затемъ, чтобы последнiй не вздумалъ устраивать ему какiя-нибудь торжественныя встречи и не докладывалъ объ его прiезде губернатору.

Теперь мы можемъ рисовать лишь въ воображенiи испуганную фигуру томскаго Сквозника-Дмухановскаго, ошеломленнаго неожидапнымъ появленiемъ такой важной особы.

После этого князь изволилъ посетить университетъ, расписался въ книге почетныхъ посетителей и принялъ годовой отчетъ. Затемъ онъ изволилъ быть на пожаре за Истокомъ, где далъ 5 рублей на чай "молодцамъ пожарнымъ". Вообще князь велъ себя, какъ подобаетъ особе, прiехавшей въ даровомъ купэ 1-го класса и желающей сохранить почетное полу-инкогнито, пока... все это не закончилось въ тюрьме. Оказалось, что князь Ширинскiй-Шихматовъ, прiехавшiй въ Томскъ, не существуетъ. А существуетъ мещанинъ Александръ Мауринъ, получившiй проходное свидетельство изъ Владимiра до Златоуста, куда онъ обязанъ былъ следовать на жительство после отбытiя заключенiя въ арестантскихъ ротахъ {"Сиб. Листокъ", No 40. "Русск. Вед.", No 171.}. Мауринъ повидимому человекъ опытный, изучившiй психологiю русскаго человека даже на высшихъ ступеняхъ общественнаго положенiя, и онъ решилъ, что "князю Ширинскому-Шихматову" предложатъ непременно даровое купэ, на которое онъ имеетъ такое же право, какъ и Александръ Мауринъ... И онъ не ошибся...

Въ 1893 году въ Бугульме появился "судебный следователь", требовавшiй на базаре отъ мужиковъ "раскрытiя всего, что творится незаконнаго въ ихъ селе" {"Волгарь", 3 апр. 1893 г.}. Въ 1897 году некiй Мирончукъ, съ сообщникомъ, одевшись въ форму министерства земледелiя, объехали много местъ Волынской губ., выдавая себя за ревизоровъ различныхъ ведомствъ, въ томъ числе и судебнаго {"Волынь", 31 iюня 1909 г.}. Въ 1907 году въ Ленкорани самозванный прокуроръ обыскалъ и обобралъ все найденныя деньги у административно заключенныхъ въ участке крестьянъ {"Вестн. Волыни", 11 янв. 1908 г.}. Но самое замечательное явленiе этого рода представляетъ деятельность крестьянина Августа Барана, въ теченiи месяца безпрепятственно, хотя и самозванно исполнявшаго функцiи мирового судьи!

Фрицъ -- Августъ Баранъ, объявилъ себя мировымъ судьей 8 участка, устроилъ въ экономическомъ флигеле присутственную камеру, разбираетъ дела между рабочими и постановляетъ приговоры по указу Его Императорскаго Величества, которые вследъ за объявленiемъ приводитъ къ немедленному исполненiю, присуждая однихъ къ телесному наказанiю, а другихъ къ лишенiю свободы. Полицейскимъ дознанiемъ заявленныя обстоятельства вполне подтвердились, и Августъ Баранъ былъ преданъ суду по обвиненiю въ самовольномъ присвоенiи судебной власти, пользуясь которой онъ причинилъ истязанiе разнымъ лицамъ.

самозваннаго судьи, удостоверили, что въ августе 1896 года Баранъ устроилъ въ одномъ изъ флигелей экономическаго двора г-жи Фрицъ камеру и, объявивъ, что онъ занимаетъ должность мирового судьи 8 участка, приступилъ къ разбору делъ. Въ камере у него находился столъ съ письменными принадлежностями, какой-то толстой книгой и колокольчикъ, а на стене виселъ портретъ Государя Императора. Заседанiя происходили по вечерамъ отъ 10 до 12-ты часовъ. Стороны вызывались повестками, которыя писалъ по приказанiю Барана мальчикъ Афанасiй Паливода, а вручалъ ихъ рабочiй Іосифъ Мищенко, называвшiйся судебнымъ приставомъ. при явке вызываемыхъ Баранъ объявлялъ заседанiе открытымъ и после неистоваго трезвона колокольчикомъ приступалъ къ допросу потерпевшихъ, обвиняемыхъ и свидетелей, после чего снималъ со стены портретъ Государя и, держа его въ рукахъ, объявлялъ приговоръ: по указу Его Императорскаго Величества я, мировой судья 8 участка, Прилукскаго уезда, на основанiи 46--51 и 42 статьи приговорилъ такого-то или такую-то къ столькимъ-то ударамъ розогъ, или къ аресту, или къ тому и другому. Розги онъ обыкновенно назначалъ отъ 25 до 40 ударовъ; арестъ определялся отъ 3 до 7 дней и помещенiемъ для арестуемыхъ служилъ ледникъ, называвшiйся "холодной"; но иногда осужденные приговаривались къ тюремному заключенiю и тогда ихъ запирали въ погребъ.

Приговоры приводились въ исполненiе немедленно, и для исполненiя ихъ назначены были экономическiе рабочiе Ефимъ Мирошкинъ и Акимъ Маляръ, которые носили названiе "катовъ". Если кто изъ вызываемыхъ къ судье не шелъ добровольно, техъ тащилъ силою Ефимъ Мирошкинъ, а если кто изъ осужденныхъ сопротивлялся и не желалъ подчиниться приговору, тому связывали руки и ноги и секли или запирали подъ арестъ.

Все это свидетели подтвердили и на суде. Такъ Кириллъ Руденко, казакъ 25 летъ отъ роду, получивъ отъ "судьи" повестку явиться свидетелемъ по какому-то делу, не явился къ означенному сроку; тогда Баранъ вызвалъ его повесткой вторично уже какъ обвиняемаго, и приговорилъ къ 20 поклонамъ "съ крючкомъ" (приговоренный къ этому виду наказанiя долженъ былъ делать поклоны, принодымая каждый разе правую ногу кверху). Когда же Руденко заявилъ намеренiе обжаловать приговоръ, то Баранъ постановилъ второй приговоръ, которымъ присудилъ обвиняемаго "за дерзкое поведенiе" къ 45 розгамъ и къ десятидневному аресту, что и было, не смотря на сопротивленiе осужденнаго, тутъ же приведено въ исполненiе.

что хотелъ,-- самъ управляющiй былъ отъ него въ зависимости. То же подтвердилъ и заявитель о преступленiи дворянинъ Борвицкiй, служившiй въ экономiи приказчикомъ; на протестъ его противъ творимыхъ Бараномъ безобразiй владелица объянила, что не его дело вмешиваться, и пригрозила "холодной".

Подсудимый -- сорокапятилетнiй "красавецъ мужчина" геркулесовскаго сложенiя. На вопросъ председателя о роде занятiй ответилъ: "служу лакеемъ", но держитъ себя по джентльмэнски; ответамъ предпосылаетъ: "считаю долгомъ заявить", а вопросы свидетелю предлагаетъ въ самой деликатной форме: "позвольте васъ спросить", "не изволите ли припомнить".

Присяжные были исключительно крестьяне и казаки. А простой русскiй человекъ вообще не достаточно чутокъ къ личному достоинству и за лишнимъ случаемъ оскорбленiя и даже истязанiя не гонится. Августъ Баранъ признанъ виновнымъ лишь въ присвоенiи судейскаго званiя, и лубенскiй окр. судъ приговорилъ его къ 4 месяцамъ тюрьмы {"Сам. Газ.", 5 ноября 1897 г.}. 

Значительный контингентъ самозванцевъ даетъ, какъ это ни странно, профессiя врачей. Повидимому власть надъ здоровьемъ человека и ученый авторитетъ влечетъ людей, склонныхъ къ знахарству. Но пожалуй самое значительное количество случаевъ самозванства (если не считать тайной и явной полицiи въ последнiе годы) выпадаетъ на долю профессiи инженерной. Есть, повидимому, какiя-то традицiонныя стороны въ деятельности казенныхъ путейцевъ всякаго рода, о которыхъ говорилъ еще Щедринъ, и которыя съ одной стороны влекутъ къ ней господъ "ревизоровъ", съ другой подготовляютъ этимъ "ревизорамъ" почву некоторой робости и доверiя, доходящаго до... феерической "волжской ревизiи".

"начальникомъ 6-й дистанцiи по постройке С. -Петербургско-Вятской ж. д." и тотчасъ же заказалъ себе штемпелей разныхъ начальствующихъ лицъ {"Сев. Край", 10 ноября 1901 г.}. Въ томъ же году на Берестовскихъ копяхъ и въ другихъ местахъ рудной полосы производилъ ревизiю самозванный "членъ горнаго управленiя южной Россiи" {"Приаз. Край", 15 iюня 1901 г.}. Въ навигацiю 1903 года на волжскихъ пароходахъ орудовалъ "таксаторъ-техникъ министерства путей сообщенiя Д. В. Притвицъ". Всюду его встречали съ подобающимъ почетомъ, но погубила его "неаккуратность" въ уплате по счетамъ. На пароходе "Григорiй" вместо уплаты онъ написалъ: "настоящiй счетъ на сумму 6 p. 35 коп. утверждаю", и предложилъ получить деньги въ "казанской конторе пароходства бр. Каменскихъ". Оффицiантъ оказался настойчивее обыкновеннаго и... техника путей сообщенiя арестовали {"Нижег. Л.", 10 сент. 1903 г.}.

Самозванные инженеры -- народъ по большей части молодой, довольно блестящiй, умеющiй пустить пыль въ глаза, имеющiй успехъ въ обществе, особенно у дамъ. Къ обаянiю ревизорскаго званiя они прибавляютъ еще обаянiе какого-нибудь громкаго имени (фонъ-Роопъ, Горчаковъ, Реймерсъ). Апломбъ и "светскiя манеры" открываютъ имъ легкiй кредитъ. О своемъ прiезде они предварительно даютъ телеграммы ("приготовить отдельный вагонъ І-го класса"). На станцiи являются въ сопровожденiи дамъ, ведутъ себя очень развязно и заявляютъ о томъ, что они "въ дороге поиздержались", съ такимъ безпечно величавымъ видомъ, что какой-нибудь начальникъ стаицiи торопливо собираетъ 50 рублей и подаетъ ихъ съ извиненiнмъ, что "больше денегъ въ кассе нетъ" {"Гол. Волыни", 25 февр. 1901 г. Похожденiя самозв. Михайлова. }. Порой такой инжеперъ возбуждаетъ среди дамскаго общества матримонiальныя надежды и даже готовъ, при случае, вступать въ законные браки. Такъ, мещанинъ Загорянскiй, получившiй образованiе въ какой-то заводской школе, отлично разыгралъ роль горнаго инженера (Реймерса) и светскаго льва. Впоследствiи спецiалисты удивлялись тому, какъ онъ ловко умелъ въ ихъ среде маскировать отсутствiе спецiальныхъ знанiй. Его деятельность охватила обширный районъ: Саратовъ, Пермь, Казань, Варшава... Кончилось дело темъ, что инженеръ Реймерсъ женился на молодой невесте съ приданымъ, тогда какъ мещанинъ Загорянскiй былъ уже женатъ {"Ниж. Лист.", 29 дек. 1904 г.}.

Мы минуемъ еще много случаевъ этого рода. Скромныя земскiя школы посещаютъ гг. самозванные инспектора народныхъ училищъ, церковно-приходскiя -- чиновники святейшаго синода (а иной разъ, какъ мы видели, даже юродивые ревизоры-странники). На волостныя правленiя делаютъ набеги ревизоры, опустошающiе кассы на томъ основанiи, что старшины обязаны "немедленно" сдавать наличность въ казначейства. Преклоненiе передъ титуломъ и громкой фамилiей вызываетъ целыя тучи разныхъ молодыхъ людей, выманивающихъ съ большимъ апломбомъ деньги у легковерной толпы. На этой почве создаются целыя карьеры и порой настоящiя знаменитости (вроде корнета Савина). Есть самозванцы, спецiальность которыхъ -- патрiотизмъ, религiозность и благотворительность. Такихъ воистину тьма. Мы упомянемъ здесь о яркой фигуре самозваннаго его превосходительства, благотворительнаго генерала Дудышкина, друга Грингмута, protégé "патрiотической" Москвы, который въ теченiе 15 летъ, поощряемый рекламными статьями "Моск. Ведомостей", разъезжалъ по Москве въ карете съ гербами, принималъ въ Скерневицахъ "чествованiя", отъ 38 Тобольскаго полка и собиралъ обильныя пожертвованiя на патрiотическiя и религiозныя цели. 25 янв. 1906 г. коллежскiй регистраторъ Дудышкинъ приговоренъ (за примененiемъ манифеста) къ лишенiю правъ и тюремному заключенiю на 5 месяцевъ и 10 дней {"Русь", 27 янв. 1906 г.}.

"присваиваеныя" званiя носятъ совсемъ фантастическiй характеръ: въ 1903 году въ Гродне и Ковне "наводилъ страхъ на обывателей" чиновникъ 5-го разряда петерб. почтамта, сынъ городового ковенской полицiи, именовавшiй себя "фельдъ-егеремъ, командированнымъ въ Лазенковскiй дворецъ" {"Сев. Край", 24 ноября 1903 г.}. Взимаютъ дани съ обывательскаго легковерiя даже "секретари румынскаго посольства" {"Ниж. Лист.", 3 дек. 1897 г. } и "принцы Орлеанскiе"... А въ 1899 году близъ Чимкента появился человекъ съ титуломъ уже совершенно фантастическимъ. Это былъ якобы "крестникъ Государя Императора", подписывавшiйся такъ: "Его Императорское Высочество, тютюлярный советникъ, полный генералъ Илья Николаевичъ Рожковъ". Онъ оказался... китайцемъ {"Сам. Газ.", 1899 г., No 107.}!..

Намъ остается еще упомянуть о сравнительно редкихъ случаяхъ, где самозванками являются женщины. Прежде всего есть несколько случаевъ специфически женскаго самозванства -- "присвоенiе непринадлежащаго пола". Женщина принимаетъ званiе мужчины, какъ преимущество и своего рода привилегiю. Вотъ одинъ примеръ этого рода, оглашенный "Петерб. Ведомостями" въ 1895 году, въ корреспонденцiи изъ Тамбова: Въ местномъ уездномъ съезде предстала передъ судомъ 22-хъ-летняя красивая женщина-крестьянка... Судьба ея -- типичная судьба миллiоновъ. 18-ти летъ она была выдана замужъ за богатаго крестьянина, ни физически, ни нравственно не годнаго къ супружеской жизни, и жила съ нимъ 4 года, перенося отъ него и его семьи всевозможныя издевательства и притесненiя. Она много разъ просила дать ей отдельный паспортъ и, наконецъ, убежала, переодевшись въ мужское платье, чтобы обмануть розыски. После этого она занимается мужскими работами, ездитъ верхомъ, носитъ имя Максимки. Чтобы еще лучше разыграть свою роль, она затеваетъ даже сватовство въ дер. Ольшанке. Но боязнь быть узнанной преследуетъ ее неотступно. Тогда, узнавъ, что некоторыя уголовныя преступленiя даютъ (увы! только другой стороне) поводъ для расторженiя: брака, злополучная самозванка совершаетъ кражу, съ целью попасть въ тюрьму. Для этого она угоняетъ изъ деревни Ольшанки лошадь и продаетъ ее на ближнемъ базаре за демонстративно дешевую цену; при первыхъ же вопросахъ сознается въ краже и проситъ отвести ее въ тюркму. Къ великому ея разочарованiю съездъ призналъ ее по суду оправданной, разрушивъ такимъ образомъ ея надежды на два непринадлежащихъ ей званiя: во 1-хъ, званiе мужчины, во 2-хъ, арестантки, лишенной правъ состоянiя! Да, горькая это доля, доля женщины въ русской деревне.

Такихъ случаевъ мелькнуло несколько. Въ одномъ изъ нихъ, имевшемъ место въ Полтаве, девушка, переодетая мужчиной, принадлежала къ семье, вообще склонной къ самозванству. Братъ ея, некто Р -- iй, прiобрелъ некоторую известность. Онъ именовался то "военнымъ врачомъ", то профессоромъ Казанскаго университета, то (даже!) сыномъ эмира Бухарскаго {"Нижег. Лист.", 31 окт. 1910 г.}!

Изредка, правда, попадаются случаи корыстнаго самозванства простейшаго рода, въ которыхъ тоже замешаны женщины, но такiе случаи редки. Женщина въ самозванстве является чаще всего въ качестве жертвы, а если играетъ въ немъ активную ролъ, то предпочитаетъ область религiозную: мы видели примеры самозванныхъ пророчицъ и богородицъ, но почти не встречали высокихъ персонъ или хотя бы "самозванныхъ женъ важныхъ чиновниковъ", которыя бы пользовались высокимъ званiемъ въ целяхъ корысти или власти. 

одно последнее сказанiе о талантливейшемъ представителе этой россiйской профессiи, обревизовавшемъ въ разное время две губернiи и безчисленное количество учрежденiй, и мы можемъ подвести итоги нашей разнообразной коллекцiи.

азiятскихъ. Въ одномъ отчете онъ называется студентомъ, но вообще первоначальная его бiографiя не выяснена, по крайпей мере въ техъ источникахъ, которыми я располагаю. Конецъ 1893 и начало 1894 года застаетъ этого изящнаго молодого человека въ самомъ бедственномъ положенiи на дороге изъ Симферополя къ Мелитополю. Онъ бредетъ пешкомъ, увязая то въ грязи, то въ снегу. У него уже есть прошлое: судился въ Севастополе, подлежалъ суду въ Полтаве, известенъ публике, читающей газеты, темъ, что произвелъ ревизiю Лозово-Севастопольской, Екатерининской, Фастовской и Ростово-Владикавказской жел. дорогъ подъ именемъ товарища-директора медицинскаго департамента г. Шевича; затемъ ревизовалъ съ неменьшимъ успехомъ карантины Чернаго моря, затемъ тщательно осмотрелъ сахарные заводы чуть ли не пяти губернiй южнаго края, ревизовалъ монастыри Харьковской и Черниговской епархiй подъ именемъ товарища-прокурора святейшаго синода, а также конные заводы Бессарабской губернiи, еще подъ чьимъ-то именемъ. Теперь, после столь обширной и, какъ онъ утверждалъ впоследствiи, даже не безполезной деятельности,-- молодой человекъ готовится къ новымъ трудамъ.

Въ Мелитополе, безъ денегъ и знакомства, онъ прежде всего отправляется въ 2 типографiи, где, подъ предлогомъ будущаго заказа, получаетъ образцы бланковъ земскаго начальника и еще разныхъ учрежденiй, въ томъ числе даже общества взаимнаго кредита. Съ этими бланками онъ чувствуетъ себя уже совершенно вооруженнымъ, нанимаетъ лошадей и отправляется въ уездъ.

Прiехавъ въ село Шульговку, онъ выдаетъ извозчику, вместо платы, талонъ на бланке общества взаимнаго кредита. Вытребовавъ затемъ къ себе сельскiя власти, онъ называетъ себя членомъ губернскаго правленiя гр. Толстымъ; очень сердится, ревизуетъ книги, приказываетъ величать себя сiятельствомъ и требуетъ на-завтра четверку лучшихъ лошадей. Ночь онъ провелъ у священника, очаровалъ его своей веселостью и любезнымъ обхожденiемъ, а на утро отправился въ с. Федоровку, предварительно запасшись прекрасной шубой хозяина, такъ какъ было довольно холодно.

г. Шредера, и г. Фризена, и г. Реймера, и г. Мартинса. Здесь онъ -- чиновникъ губернскаго правленiя, разъезжающiй для сбора новаго "дополнительнаго сбора" за рабочихъ, установленнаго въ размере 1 р. 80 к. съ человека, и, кроме того, обязанъ таюке собрать штрафныя деньги по 7 рублей, за отсутствiе у нанимателей "новыхъ договорныхъ листковъ". Общiй результатъ объезда гг. землевладельцевъ немецкаго происхожденiя въ этой местности достигъ цифры въ 310 рублей. Кроме того, въ экономiи г. Шредера онъ узналъ о существованiи учителя штундиста, котораго приказалъ "удалить въ 24 часа и предать въ руки жандармской власти". Только полное отсутствiе полицейскихъ заставило его отсрочить грозную меру впредь до присылки изъ города "особаго предписанiя". За то поселянамъ-собственникамъ, какъ людямъ вполне благонамереннымъ, онъ счелъ возможнымъ выдать на бланкахъ горадской управы "вечные паспорты", подписавъ ихъ: "за голову -- графъ Толстой". Ямщикъ опять получилъ щедрую плату талонами на бланкахъ взаимнаго кредита, после чего, на четверке съ колокольчикомъ, въ поповской теплой шубе, строгое несправедливое начальство проследовало съ Тащенакскихъ хуторовъ въ с. Федоровку.

Здесь последовала новая строжайшая ревизiя, и староста попалъ подъ арестъ за разныя упущенiя, въ томъ числе за держанiе у себя общественныхъ денегъ, свыше 200 руб. Поправляя этотъ безпорядокъ, графъ Толстой оставилъ въ волостномъ правленiи только 20 p., а остальные изволилъ принять на храненiе лично... Новый талонъ отъ общества взаимнаго кредита, новая четверка лошадей, и графъ направляется въ новую деревню, носящую многознаменательное и заманчивое имя: елобода "Терпенiе". Однако, по дороге къ этому "Терпенiю", въ припадке благоразумiя и довольный результатный первой ревизiи, графъ Толстой решаетъ не искушать более судьбу въ этихъ местахъ и сворачиваетъ къ ближайшей станцiи жел. дороги. Пассажирскаго поезда ждать долго, но это не беда. Здесь онъ уже врачъ, а врачамъ можно ездить и на товарныхъ. Молодой человекъ исчезаетъ съ ближайшимъ товарнымъ поездомъ.

Когда же, долгое время спустя, къ станцiи прiехали, по следамъ графа-ревизора, полицейскiя власти Мелитопольскаго уезда, то они нашли лишь, невдалеке отъ полотна жел. дороги, связку еще не использованныхъ бланковъ (не исключая и общества взаимнаго кредита), а также строгое предписанiе объ аресте тащенакскаго учителя, за подписью: "Чиновникъ губернскаго правленiя графъ Толстой". Самъ же самозванецъ въ это время уже "перекинулся" въ Астраханскую губернiю, где открылъ кампанiю съ новыми силами.

Въ пределахъ этой губернiи появляется некто, именующiй себя графомъ Гендриковымъ. Онъ выдаетъ себя то ревизоромъ, то "экстренно командированной высокой особой для закупки киргизскихъ лошадей". Его престижъ поддерживается непрестанно на должной высоте, во 1-хъ, строгостью по отношенiю къ мелкимъ "властямъ", во 2-хъ, прiемомъ прошенiй и резолюцiями на нихъ, по еще более великолепными барскими манерами. Было, между прочимъ, замечено, что проезжiй графъ въ дороге умывается одеколономъ. Какому-то уряднику и даже становому графъ милостиво разрешилъ шестимесячный отпускъ, другого обласкалъ и обещалъ повысить въ должности. Одинъ изъ случайныхъ спутниковъ самозванца былъ введенъ въ недоуменiе столь широкими пределами власти. На это, однако, графъ таинственно заметилъ собеседнику, что, въ сущности, онъ едетъ управлять губернiей (такъ какъ настоящiй губернаторъ уже не вернется), но пока считаетъ излишнимъ открываться,-- чтобы такимъ образомъ лучше ознакомиться съ состоянiемъ "ввереннаго ему края". Спутникъ, какъ оказалось впоследствiи, все-таки продолжалъ колебаться,-- но тутъ ему пришлось встретиться съ недоуменiемъ уже съ другой стороны: передъ графомъ, действительно, все трепетало, графа, действительно, встречали въ селахъ чуть не съ колокольнымъ звономъ. "Даже по прiезде въ города,-- места, какъ можно было думать, лучше укрепленныя противъ самозванца,-- графъ на глазахъ у сомневающагося -- оставался окруженнымъ темъ же почетомъ" {"Волжскiй Вестникъ", 1894, No 85.}.

16 марта самозванецъ появился въ Черномъ-Яру. Въ его подорожной значилось уже, что онъ "гофмейстеръ двора Его Императорскаго Величества графъ Владимiръ Владимiровичъ Гендриковъ". "Само собою разумеется,-- говоритъ корреспондентъ "Волжскаго Вестника", у котораго мы заимствуемъ нижеследующiй эпизодъ {"Волгарь", 3 апр. 1891, No 76.},-- что появленiе такой "особы" въ захолустномъ Черномъ-Яре вызвало целую сенсацiю", и черноярскiй исправникъ, по заведенному порядку, тотчасъ же известилъ о предстоящемъ проезде исправника енотаевскаго, который и приготовился къ подобающей встрече. Графъ любезно принимаетъ приглашенiе ужинать въ доме исправника. За ужиномъ его сiятельство не удержался и сталъ несколько заговариваться. И точь въ точь, какъ у Гоголя,-- въ голове г. исправника страхъ борется съ сомненiемъ: если тутъ хоть половина правды,-- и то Господи помилуй! Исправникъ решается проводить графа Гендрикова до Астрахани, где очередь для мучительныхъ сомненiй падаетъ на долю астраханскаго полицiймейстера.

"гофмейстера двора Его Императорскаго Величества графа Гендрикова". Когда, однако, приставъ, но порученiю полицiймейстерa, решился настойчиво потребовать самый паспортъ (представляю себе въ это время душевное настроенiе г-на пристава),-- то ласпортъ былъ предъявленъ. По странному недоразуменiю, въ немъ графъ Гендриковъ именовался "отставнымъ штабъ-ротмистромъ графомъ Алексеемъ Алексеевичемъ Толстымъ". Не смотря на столь недвусмысленные признаки самозванства,-- задержать важмую особу не решаются: пошли запросы въ Симферополь и другiя места, а самозванецъ успелъ еще разъ скрыться {"Волгарь", 1891, No 76.}. Я очень хорошо помню глубокiй интересъ, который онъ возбуждалъ въ это время въ поволжской прессе. Появится, обревизуетъ, уедетъ. Власти спохватываются, а самозванецъ уже въ другомъ месте, опять ревизуетъ, опять пушитъ и опять взимаетъ "въ установленномъ порядке". Я помню, какъ, после ревизiи въ какомъ-то небольшомъ городе, кажется, Черномъ-Яру,-- повестный въ Поволжьи фельетонистъ, г. Миролюбовъ, писалъ: "есть основанiе предполагать, что самозванецъ, преследуемый по пятамъ, перебросился за Волгу и кинулся къ Узенямъ"... Пристава Книшинъ и Кожеловскiй нагнали его где-то въ уезде.

Судили самозванца въ Симферополе. вероятно, по месту совершенiя первыхъ подвиговъ, изъ которыхъ мы здесь не перечислили и половины. Онъ призналь себя виновнымъ во всемъ, но, темъ не менее, просилъ произвести судебное следствiе, вероятно, въ интересахъ исторической точности. Передъ судомъ прошелъ делый рядъ потерпевшихъ: "должностныя лица, деревенскiе грамотеи, писаря, священники, типографы, немцы-помещики. Бсе они,-- восклицаетъ корреспондентъ "Волгаря",-- дали себя одурачить молодому человеку, у котораго не оказалось даже вида на жительство".

Теперь они развернули передъ судомъ, изумляясь сами, обычную картину россiйскаго ослепленiя передъ фантомомъ "сильной власти". Тащенакскiй почто-содержатель показалъ; что, когда онъ потребовалъ прогонный листъ, то графъ обругалъ его,-- после чего онъ, разумеется, успокоился: ведь совершенно такъ же ругали его и самыя настоящiя власти. Впрочемъ, на-сей разъ графъ смилостивились, "снисходя къ его бедственному положенiю", и обещали тысячу рублей на обзаведенiе хорошими лошадьми.

-- И далъ вамъ деньги? -- сирашиваетъ товарищъ прокурора.

-- Показали вы этотъ талонъ въ банке?

Свидетель (со вздохомъ):

-- Показывалъ.

-- А говорилъ вамъ графъ: "Я Толстой, хоть и тонкiй"?

"Ничего, ваше сiятельство, вы еще молоды, погодя растолстеете".

Изъ свидетелей землевладельцевъ одинъ только ничего не заплатилъ графу; последнiй угрожалъ, называлъ себя даже вице-губернаторомъ, но герой устоялъ. Впрочемъ, онъ былъ немецъ, и имя его Гомеръ.

Многiе предъявили выданные имъ графомъ более или менее удобные и льготные документы, оригинальный текстъ которыхъ ранее не обратилъ ничьего вниманiя. Вотъ одинъ изъ нихъ: "Дано сiе Василiю Ивановичу Мартенсу отъ купеческой городской управы въ томъ, что ему, Мартенсу, изъ менонитовъ, разрешастся проживать всюду, За голову -- графъ Толстой".

какъ при этомъ бедствовалъ... "Я продалъ кольцо -- говорилъ онъ не безъ драматизма... -- Вы догадываетесь, что это кольцо было обручальное". "Одинокiй, оторванный отъ близкихъ и роднихъ, безпомощный, усталый, тутъ-то я вспомнилъ, господа присяжные, о существованiи въ мелитопольскомъ уезде упомянутыхъ землевладельцевъ-немцевъ... Что значитъ для нихъ эти несколько рублей" {"Волгарь", 1894, No 98.}...

Газеты очень сурово характеризовали злополучнаго ревизора. Его речь на суде репортеры снабдили язвительными комментарiями, его душевныя свойства они рисуютъ самыми мрачными красками, каждую его неудачу въ трудной борьбе съ очнувшейся полицiей сопровождаютъ восклицанiями удовольствiя. Гг. судебные репортеры вообще -- народъ скептическiй и строгiй. "Разсказываютъ еще,-- пишетъ одинъ изъ нихъ,-- что "графъ" ссылается будто бы на свою болезнь -- манiю величiя, находящую на него отъ времени до времени. Болезнь же,-- иронически прибавляетъ репортеръ,-- и есть причина всего настряпаннаго имъ. Такъ, во время посетившаго меня болезненнаго припадка,-- говорилъ будто бы "графъ",-- я и обревизовалъ севастопольскую железную дорогу. Хотя я и былъ накрытъ, но нетъ худа безъ добра: после моей ревизiи назначили настоящую и открыли много злоупотребленiй. Вотъ теперъ моя болезнь прошла, и я уже не чувствую себя ни графомъ, ни гофмейстеромъ, ни ревизоромъ, а темъ, что я есть". "Не мудрено почувствовать это,-- язвительно комментируетъ авторъ прекрасной, впрочемъ, и очень обстоятельной корреспонденцiи,-- такъ какъ мнимый графъ переведенъ уже изъ камеры въ тюрьму".

"Присяжные признали его виновнымъ; приговоромъ суда сынъ надворнаго советника Владимiръ Владимiровичъ Раменскiй лишенъ особыхъ правъ и сосланъ въ Пермскую губернiю на 2 года".

Однако, если вы полагаете, что на этомъ карьера генiальнейшаго изъ ревизоровъ кончена,-- то вы сильно ошибаетесь. Ему предстояло еще появиться несколько разъ на арене всероссiйской известности при самыхъ удивительныхъ обстоятельствахъ. Поверитъ ли, напримеръ, читатель, что уже приговоренный, сосланный подъ надзоръ полицiи, не кончивъ срока ссылки,-- Раменскiй обревизуетъ еще четыре уезда? А между темъ, это такъ именно и случилось.

"Графъ Толстой-Гендриковъ (пишутъ въ "Вятскомъ Крае" изъ Сарапульскаго уезда, близкаго къ Пермской губернiи) осчастливилъ и нашъ уездъ своей ревизiей". Случилось это следующимъ образомъ. Во 1-хъ, Раменскiй две недели пилъ безъ просыпу, после. чего съ нимъ случился припадокъ mania grandiosa (на этотъ разъ уже болезнь не отрицается). Въ такомъ настроенiи, среди белаго дня онъ выехалъ изъ Кунгура (места своей ссылки), "на глазахъ у всей почтенной кунгурской полицiи (?), на паре почтовыхъ лошадей и по очереди обревизовалъ, въ качестве инспектора какого-то фантастическаго ведомства, разныя учрежденiя, начиная съ волостныхъ правленiй и кончая чуть ли не речной полицiей и леснымъ ведомствомъ. Обревизовавъ, такимъ образомъ, по очереди кунгурскiй, осинскiй и оханскiй уезды, ревизоръ нашелъ, что дальнейшаго вниманiя эта губернiя не заслуживаетъ (очевидно,-- саркастически прибавляетъ корреспондентъ,-- что прекрасные пути сообщенiя Пермской губернiи не подъ силу даже такому рьяному ревизору, какъ г. Раменскiй). Итакъ, покончивъ съ Пермской губернiей, ревизоръ направился въ смежный сарапульскiй уездъ. Проехавъ его почти насквозь и собравъ по дороге съ селенiй Осотово и Котово надлежащую дань, г. инспекторъ, по стеченiю для него несчастныхъ обстоятельствъ, былъ задержанъ въ с. Колесникове" {"Вятскiй Край", 23 сент. 1895 г.}.

къ жизни, но для насъ, все-таки, этотъ последнiй эпизодъ освещаетъ ту глубину адской тоски, которая царила въ душе этого талантливаго героя, повидимому, столь веселой комедiи.

Теперь представьте только себе по возможности ясно эту бешеную скачку полусумасшедшаго манiака власти, представьте также эти безответные четыре уезда, лежащiе передъ нимъ въ беззащитной готовности принять его съ почетомъ и данью, и вы, быть можетъ, согласитесь со мной, что это явленiе глубоко-знаменательное, дающее и поныне еще живой матерiалъ не для одной лишь комедiи, а и для мрачной трагедiи нашихъ нравовъ.

Дальнейшая карьера Раменскаго полна еще многими удачами и превратностями совершенно въ томъ же роде. 1896 г. застаетъ его въ Казанской психiатрической лечебшще, где его признали психически ненормальнымъ. Въ 1897 году онъ посещаетъ гор. Василь въ качестве "ревизора по медицинской части". при этомъ повторяются безсмертныя сцены изъ Гоголевскаго "Ревизора", начиная съ предупрежденiя о прiезде и кончая проводами {"Ниж. Лист.", 29 iюля 1896 г.}. Въ томъ же году пассажировъ парохода Тырышкиа "Иванъ" очаровываетъ молодой человекъ летъ 30-ти въ форменномъ сюртуке съ погонами, съ золотымъ галуномъ и розетками орденовъ. Это "докторъ медицины Владимiръ Владимiровичъ Каменскiй, врачъ для командировокъ при министерстве внутреннихъ делъ". Цель его поездки -- "ревизiя всехъ врачебныхъ учреждепiй и врачей Россiйской имперiи". Отецъ его -- членъ Государственнаго Совета и бывшiй директоръ департамента полицiи, братъ -- генералъ-лейтенантъ... при этомъ корреспондентъ отмечаетъ, что блестящiй молодой человекъ -- морфинистъ {"Ниж. Лист.", 28 iюня 1897 г.}.

Въ томъ-же 1897 году Каменскiй-Раменскiй исполняетъ и при томъ съ большимъ успехомъ роль "доктора медицины" въ Осе, где "прiобретаетъ славу отличнаго врача... Называютъ несколько случаевъ, где онъ буквально отнимаетъ жертву у смерти" -- сообщаетъ корреспондентъ "Нижегор. Листка". Но уже вначале 1898 года онъ опять разоблаченъ, арестованъ, и корреспондентъ посещаетъ его въ больнице. Теперь онъ -- "несчастнейшее существо. Мучимый губительнымъ недугомъ, онъ прибегаетъ къ морфiю очень часто: для него ежедневно выписывается доза морфiя, способная убить 5--6 человекъ. У него было воспаленiе легкихъ, теперь отекъ ногъ". Корреспондентъ посетилъ его въ больнице и засталъ знаменитаго самозванца согнувшимся надъ клубками шерсти и шелка. Онъ вышивалъ ковры. "Побуждаемый жаждой непрестанной деятельности, онъ прибегъ къ занятiю, которому его съ детства научила гувернантка" {"Ниж. Лист.", 8 января 1898 г.}.

Корреспондентъ прибавляетъ, что Раменскiй въ этомъ положенiи внушаетъ большое сочувствiе.

Въ 1899 или 1900 году я получилъ отъ него письмо, въ которомъ онъ пишетъ, что въ своихъ очеркахъ въ "Русскомъ Богатстве" я его понялъ только отчасти. Онъ указываетъ очень много случаевъ, когда онъ действовалъ совершенно безкорыстно, а въ своемъ самозванстве видитъ дело жизни и миссiю, на которую истратилъ собственныя средства. Въ обревизованныхъ имъ 86-ти сахарныхъ заводахъ онъ устроилъ больницы и улучшилъ бытъ рабочихъ, на жел. дорогахъ всюду уничтожилъ землянки на карьерахъ, где рабочiе десятками мерли отъ тифа, и заменилъ ихъ товарными вагонами, что съ того времени и делается, и вообще раскрылъ множество вопiющихъ злоупотребленiй. Въ заключенiе онъ прилагалъ стихи. Стихи оказались плохи и сильно отзывались подражанiемъ Надсону. Но... указанiя на некоторую пользу, принесенную его смелыми ревизiями, повидимому нужно считать правдой. И это даетъ еще одну, быть можетъ самую характерную черту этой исторiи: многолетнiе злоупотребленiя терпелись и процветали до смелаго налета самозванца-ревизора!

Къ величайшему моему сожаленiю, я не успелъ, по разнымъ обстоятельствамъ, ответить своевременно на это письмо. А затемъ этого страннаго и необыкновеннаго человека подхватила какая-то новая волна.

¹/₂ миллiона въ акцiяхъ разныхъ обществъ, "которыя признаны неподдельными". Назвался онъ фамилiей Анненскаго. Прiехавъ въ Харбинъ съ женой, онъ сделалъ офицiальные визиты, въ томъ числе къ местному жандармскому начальнику, которому сооощилъ, что онъ командированъ изъ Петербурга для наблюденiя за несколькими лицами, принадлежащими къ боевымъ организацiямъ, и просилъ не отказать въ содействiи. Черезъ несколько дней "супруги Анненскiе" уехали въ Куанченцзы, где ихъ и арестовали. При аресте найдены три чемодана, наполненныхъ ценными бумагами. Анненскiй назвался личнымъ секретаремъ Столыпина, "которому послалъ шифрованную телеграмму"... Впоследствiи дело разъяснилось: бумаги были настоящiя, но общества, ихъ выпустившiя, давно умерли. Раменскiй (это опять былъ онъ), повидимому вместе съ какой-то организацiей, составилъ коллекцiю "мертвыхъ бумагъ", которыя вероятно старался сбыть, какъ Павелъ Ивановичъ Чичиковъ сбывалъ мертвыя души. Попутно онъ, по старой памяти, ревизуетъ жел. дороги, переселенческiе пункты и пограничныя заставы. Вскоре получилось известiе, что карьера замечательнаго ревизора навсегда прервана -- смертiю! 

этихъ Богомоловыхъ и Пугачовыхъ копiй, которыя являлись предтечами или эпигонами крупнаго историческаго движенiя. Современность доставляетъ намъ всю эту, какъ видите, неисчислимую стаю Хинелевыхъ, Покровскихъ, Раменскихъ и безчисленнаго количества имъ подобныхъ, ихъ же имена ты Господи веси. "Сколько ихъ и что ихъ гонитъ" -- невольно возникаетъ тревожный вопросъ, когда, ошеломленный, созерцаешь въ общемъ сборе эту почти невероятную коллекцiю русскихъ оборотней, стремящихся совлечь съ себя собственную личность, собственныя "права состоянiя" и облечься въ чужую личность, въ чужое имя и въ непринадлежащее званiе... Ближайшее знакомство съ некоторыми изъ этихъ оборотней, а также художественные образы, данные литературой, позволяютъ отчасти ответить на этотъ вопросъ.

"Ну, посмотри ты на себя, подумай только, что ты! -- ведь ты нуль, более ничего! -- говоритъ бедному Попршиниу начальникъ отделенiя... -- Взгляни хоть въ зеркало на свое лицо" {Гоголь. "Записки сумасшедшаго".}... И Поприщинъ наверное долго гляделъ въ зеркало, и много, много горькихъ мыслей, самыхъ уничижающихъ, проникнутыхъ горечью и стыдомъ собственнаго существованiя, прошло въ голове беднаго титулярнаго советника прежде, чемъ онъ, на удивленiе тому же начальнику отделенiя и всемъ остальнымъ титулярнымъ советникамъ,-- расчеркнулся на рапорте: Фердинандъ VIII!

Гляделся въ зеркало и Голядкинъ, Яковъ Петровичъ, герой разсказа Достоевекаго "Двойникъ", прежде чемъ сесть въ голубую карету и, съ ливрейнымъ лакеемъ на запяткахъ, отправиться съ визитами по статскимъ советникамъ и генераламъ. А до этого сколько муки и жгучихъ сомненiй, сколько стыда собственнаго существованiя, сколько самоотрицанiя! Вотъ, напримеръ, встреча съ Андреемъ Филипповичемъ, который узнаетъ сидящаго въ голубой карете титулярнаго советника изъ собственной канцелярiи. "Господинъ Голядкинъ, видя, что Андрей Филипповичъ узналъ его совершенно, что глядитъ во все глаза и что спрятаться невозможно,-- покраснелъ до ушей. Поклониться или нетъ, отозваться или нетъ? Признаться или нетъ? -- думалъ въ невыносимой тоске нашъ герой,-- или прикинуться, что не я, а кто-то другой, разительно схожiй со мною, и смотреть, какъ ни въ чемъ не бывало. -- не я, да не только! -- говорилъ господинъ Голядкинъ, снимая въ то же время шляпу передъ Андреемъ Филииповичемъ и не сводя съ него глазъ. -- "Я, я ничего,-- шепталъ онъ черезъ силу,-- и я совсемъ ничего, это вовсе не я, Андрей Филипповичъ, не я да и только".

И все это оттого, что въ званiи титѵлярнаго советника Голядкина, который, какъ и Поприщимъ, чувствуетъ себя "нулемъ" и " больше мичего",-- сидятъ уже два человека, Одинъ, одержимый стыдомъ собственнаго существованiя до пределовъ самой жгучей тоски и отчаянiя, напрасно мечтающiй о томъ, что и онъ, какъ все, "не быть, провалиться сквозь землю",-- съузить до невозможнаго кругъ своего бытiя, другой, уже зарождающiйся въ этомъ ничтожестве, какъ прямая ему противоположность, имеющiй "странную претензiю и неблагородное фантастическое желанiе вытеснять другихъ изъ пределовъ, занимаемыхъ сими другими своимъ бытiемъ въ этомъ мiре". Душа этого человека начинаетъ раскачиваться, какъ маятникъ, между двумя исконными полюсами русской жизни, произволомъ съ одной стороны, безправiемъ, съ другой. Средины, которая знаетъ свои права и не претендуетъ на чужiя, той середины, которая называется "гражданствомъ", нетъ еще на убогомъ просторе нашей родины... И вотъ, начинается эта специфическая болезнь русской души...

Докторъ медицины и хирургiи Крестьянъ Ивановичъ Рутеншпицъ ставитъ свой дiагнозъ: онъ полагаетъ, что Якову Петровичу нужиы только развлеченiя: "ну, тамъ, друзей и знакомыхъ посещать, а вместе съ темъ и бутылки врагомъ не бывать, равномерно держаться веселой компанiи", и тогда дело можно поправить. Но Яковъ Петровичъ съ глубокой тоской сознаетъ, что этотъ докторъ "глупъ, крайне глупъ, глупъ, какъ бревно". Ибо ему, Якову Петровичу, недостаетъ не бутылки, не развлеченiй, не веселой компанiи. Ему недостаеть чего-то большаго: онъ ощущаетъ мучительно и глубоко отсутствiе собственной личности. Онъ, правда, пытается обмануть себя, утешаетъ себя, что "онъ какъ и все, что онъ у себя, что развлеченiя у него, какъ у всехъ... Что онъ, сколько ему кажется, не хуже другихъ, что онъ живетъ дома, у себя на квартире и что, наконецъ, у него есть Петрушка"... "Я себе особо и, сколько мне кажется, ни отъ кого не завишу... Я, Крестьянъ Ивановичъ, тоже гулятъ выхожу". Вы видите, съ какой страшной тоской мечется потерявшiйся человекъ, чтобы разыскать признаки своей личности, съ обычными свойствами личностей, "какъ у всехъ". У него и квартира, у него даже Петрушка, онъ можетъ ездить въ театръ, онъ прiехалъ сюда въ голубой карете, онъ даже и гулять ходитъ... И все-таки сознанiе, что онъ "не какъ все", страшно угнетаетъ злополучнаго Поприщина-Голядкина "до последней степени агонiи". Онъ даже къ доктору поднялся съ страшными колебанiями и сомненiями: имеетъ ли онъ право безпокоить Крестьяна Ивановича своей ничтожной особой. "Такъ ли, впрочемъ, будетъ все это? Прилично ли будетъ? Кстати ли будетъ? Впрочемъ, ведь что же? -- продолжаетъ онъ, переводя духъ и сдерживая бiенiя своего сердца, имевшаго у него привычку биться на всехъ чужихъ лестницахъ". И онъ желаетъ "убежать отъ себя, даже и совсемъ уничтожиться, не быть, въ прахъ обратиться"... . Эта страшная тоска; сопровождающая потерю личности, гонитъ беднаго Голядкина и въ голубую карету, въ которой онъ старается, однако, сделать видъ, что это не онъ, и къ доктору, который рекомендуетъ ему глупую бутылку, и на вечеръ къ статскому советнику Олсуфiю Ивановичу Берендееву, откуда его выводятъ съ уничтожающимъ позоромъ... Въ герое Достоевскаго мы имеемъ замечательно полный образъ этой болезни личности, которую смело можно признать нашей нацiональной болезнью. Более благодушный юморъ Гоголя беретъ Поприщина въ перiоде уже начинающагося великолепiя. Нуль уже пересталъ быть нулемъ въ собственномъ мненiи, когда мы знакомимся съ Поприщинымъ. Онъ уже и французовъ собирается пересечь поголовно, и за генеральской дочкой довольно решительно волочится. Онъ уже прошелъ тотъ перiодъ глубокой тоски, когда еще не полученъ ответъ на вопросъ: "отчего я только титулярпый советникъ, и съ какой стати я титулярный советникъ". Онъ уже ответилъ себе: "Можетъ быть, я какой-нибудь графъ или генералъ, а только кажусь себе титулярнымъ советникомъ... Можетъ быть, я самъ не знаю, кто я таковъ. Ведь сколько примеровъ бывало по исторiи: какой-нибудь простой, не то уже, чтобы дворянинъ, а просто какой-нибудь мещанинъ или даже крестьянинъ -- и вдругъ открывается, что онъ какой-нибудь вельможа или баронъ, или какъ его! Когда изъ мужика, да вдругъ выходитъ этакое,-- что же изъ дворянина можетъ выйти!" Однимъ словомъ,-- Поприщинъ слишкомъ уже сiяетъ великолепiемъ, чтобы видеть на немъ тотъ унизителынiй и разъедающiй душевный процессъ, которымъ страдаетъ "человекъ-нуль". Онъ самозванецъ простейшаго типа, изъ нуля превращающiйся въ Фердинанда VIII и объявляющiй о томъ всенародно.

Герой Достоевскаго гораздо сложнее. Съ обычной своей безпощадностью суровый поэтъ "униженныхъ и оскорбленныхъ" заставляетъ насъ присутствовать при всехъ мучительнейшихъ стадiяхъ этого процесса, когда последняя степень униженiя, стыдъ собственнаго существованiя разъедаетъ и поглощаетъ живого, чувствующаго, барахтающагося человека. Исторiя усложняется еще совершенно исключительнымъ мотивомъ: какъ натура, лишенная всякой непосредственности, Голядкинъ и въ самозванстве не можетъ быть цельнымъ: изболевшая личность раскалывается на две. Самозванцемъ является не весь Яковъ Петровичъ, а только его "Самозванство, сударь вы мой,-- говоритъ онъ своему двойнику,-- самозванство и безстыдство не къ добру приводитъ, а до петли доводитъ. Гришка Отрепьевъ только одинъ, сударь вы мой, взялъ саыозванствомъ, обманувъ слепои народъ, да и то не надолго "... "Самозванецъ, сударь вы мой, человекъ, того, безполезный и пользы отечеству не приносящiй". Но зловредная половина Якова Петровича, отколовшаяся отъ него самаго,-- не слушаетъ этихъ резоновъ, а за нерешительность и недеятельность характера мститъ злополучному титулярному советнику самымъ ужаснымъ образомъ. Самозванный фантомъ, выросшiй въ глубине загнанной и затоптанной личности, прежде всего обрушивается на собствепную душу злополучнаго человека. Присвоивъ себе все черты, дающiя силу и значенiе личности въ канцелярской среде,-- "двойникъ" вытесняетъ самого Якова Петровича съ его дороги, "изъ круга его бытья", совершенно и безъ остатка поглощаетъ его личность. Среди этого кошмара, въ жгучемъ бреду безумныхъ ночей, наполненныхъ борьбою съ призракомъ, выросшимъ изъ самой глубины затоптанной личности, титулярный советникъ переживаетъ тоску "последней степени агонiи", въ которой настаиваетъ и умираетъ его сознанiе...

Съ внешной и, пожалуй. съ общественной стороны Хлестаковъ всего полнее воплощаетъ исторiю нашихъ современныхъ самозванцевъ. Пpiеxaлъ, обревизовалъ, получилъ со всего одураченнаго города "дополнительные сборы", устроилъ апофеозъ россiйской дурашливости, а, самъ весело заливается на отличнейшей тройке и сочиняетъ письма къ другу Тряпичкину. Вотъ почему -- во всехъ приводившихся выше газетныхъ выдержкахъ, репортеры всего чаще упоминаютъ имя Хлестакова: "Почти Хлестаковъ", "Хлестаковъ въ юбке", "Хлестаковъ на фастовской железной дороге", "Хлестаковъ въ Астрахани". По этой же причине газетные репортеры такъ сурово, можно даже сказать -- такъ страстно относятся къ "самозваннымъ ревизорамъ", преследуя ихъ самыми язвительными оборотами своего стиля, не допуская даже и мысли о какомъ бы то ни было искреннемъ движенiи ихъ души, о какомъ бы то ни было ихъ собственномъ страданiи, о какой бы то ни было болезни, разстройстве, аффекте. Какая, помилуйте, болезнь у беззаботнаго Хлестакова, производящаго комедiи ревизорства по россiйскимъ градамъ и весямъ! Прибавьте затемъ, что все эти Раменскiе, Покровскiе и Хинелевы всегда "въ дороге случайно поиздержались" и взимаютъ "дополнительные сборы" -- и образъ веселаго, безпечнаго и при томъ довольно хищнаго эксплоататора чужой глуности, повидимому, готовъ вполне.

Мы видели, однако, что действительность значительно сложнее. Нервность, набожность и безпричинныя слезы Карпухнна-Покровскаго, покушенiе на самоубiйство генiальнейшаго изъ ревизоровъ Раменскаго-Гендрикова-Толстого, исполненная бедствiй жизнь, проблематическое происхожденiе, более чемъ вероятная "тоска, близкая къ агонiи" всехъ этихъ въ сущности весьма злополучныхъ субъектовъ,-- заставляютъ насъ искать ихъ психологiю гораздо ближе къ сложному душевному состоянiю Голядкина, чемъ къ простому настроенiю веселаго и хищнаго Хлестакова {На неуравновешенность и ненормальность есть множество указанiй въ газетной литературе о самозванцахъ. Много разъ она признавалась и судомъ. Примеры: самозванецъ акцизный Заевъ въ Нижнемъ, Петренко въ томъ же Нижнемъ, "князь Грузинскiй" въ Симферополе и многiе другiе.}.

"занимаемыхъ, по выраженiю Голядкина, ея бытiемъ", легкость, съ какой она и изъ этого круга вытесняется,-- вотъ, кажется, основная черта болезни самозванства въ томъ виде, въ какомъ мы ее здесь разсматривали, исключивъ простейшiе случаи элементарнаго мошенничества. Выражаясь извне въ "присвоенiи неиринадлежащаго званiя" и "подлоге документовъ", внутри она знаменуется значительной расшатанностiю нервной системы, нередко жгучей и разъедающей болью души, отравленной сознанiемъ личнаго ничтожества и легко впадающей въ самую фантастическую реакцiю, достигающую (у Раменскаго) пределовъ манiи величiя.

Въ разсказе Достоевскаго этотъ ядъ, отравляющiй многiя русскiя души, данъ въ ужасающе-концентрированномъ виде: онъ убиваетъ человека на глазахъ, быстро и безповоротно. Въ жизни, разумеется, мы видимъ его действiе въ различныхъ, смягченныхъ или осложненныхъ формахъ. Рефлектирующiй и совершенно слабый Голядкинъ изнываетъ уже прямо въ болезни раздвоенiя личности,-- одиноко, какъ червякъ на пыльной дороге. Более деятельныя и сильныя натуры Карпухиныхъ и Раменскихъ, не дошедшихъ до этого крайняго предела психоза,-- заставляютъ ихъ метаться по свету, испытывать самыя диковииныя приключенiя, доставлять массу хлопотъ начальству и обывателямъ. Но они отравлены темъ же ядомъ. Это Голядкины съ темпераментомъ Поприщина, достаточно еще здравомыслящiе для того, чтобы въ Россiи не посягать на испанскiй престолъ и довольствоваться более сообразнымъ съ географическимъ положенiемъ страны званiемъ князя, графа, губернатора или, наконецъ, "тайнаго агента"...

Однако, если фигуры Поприщина и особенно Голядкина всего полнее рисуютъ передъ нами типическую психологiю современнаго россiйскаго "самозванца гражданскаго ведомства", отразившаго на себе и тени крепостного права въ прошломъ, и параграфы паспортнаго устава, и табели о рангахъ въ настоящемъ,-- то генiальная комедiя Гоголя, безъ сомненiя, до сихъ поръ еще остается совершенно живымъ выраженiемъ общественной стороны "самозванства" и въ этомъ смысле является истинно нацiональной комедiей нашихъ нравовъ. Голядкинъ сгораетъ въ одиночестве, Поприщинъ тоже быстро попадаетъ въ домъ сумасшедшихъ. И только одинъ веселый, самоуверенный, жизнерадостный Хлестаковъ, хотя и пассивно, хотя и случайно, выноситъ самозванство на арену общественной деятельности, показываетъ намъ его, какъ общественную силу. И мы видимъ, что его исторiя въ тысячахъ живыхъ снимковъ повторяется ежегодно, ежемесячно, чуть не еженедельно по всему лицу русской земли, не смотря на то, что наша страна ушла более чемъ на полстолетiя отъ перваго появленiя Сквозника-Дмухановскаго и Хлестакова передъ смеющимися зрителями. Да, более полустолетiя мудрый городничiй обращается къ намъ, русскимъ людямъ, со своимъ: "чему смеетесь, надъ собой смеетесь" -- и нужно сказать, обращается все съ темъ же правомъ.

Дело въ томъ, что две стороны этой медали связаны очень тесно: где есть "ревизоры". тамъ, очевидно, есть и ревизуемые, а это значитъ, что ядъ, отравляющiй Голядкиныхъ и Поприщиныхъ, разлитъ въ нашей атмосфере, что имъ отравлены и мы съ вами, читатель, и наши съ вами добрые знакомые. Мы смеемся въ театре, а въ это время за нами уже стоитъ свой Раменскiй, готовый обревизовать насъ въ свою очередь. Инженеръ Павловскiй, быть можетъ, самъ смеялся надъ эпизодомъ съ двумя босяками-самозванцами въ самарскомъ суде, когда везъ въ даровомъ купэ самозванца князя Ширинскаго-Шихматова. Мещанинъ Хинелевъ изгибается передъ околоточнымъ Прохоровымъ, забывъ, что онъ "потомственный дворянинъ Королько"; но личность околоточнаго Прохорова только-что умалялась и изгибалась при виде однехъ только визитныхъ карточекъ "графинь, князей и адвокатовъ". Раменскаго судятъ, и, наверное, многiе хохочутъ въ суде, не еще недавно г. полицiймейстеръ угощалъ его обедами... и потребовать "законное удостоверенiе личности" не решился самъ, а послалъ съ опаснымъ порученiемъ частнаго приства. И приставъ, исполяяя эту свою законную обязанность, нероятно дрожалъ и говорилъ: "А-на-на-на"... -- какъ гоголевскiй городничiй, не смотря на то, что онъ въ круге своего офицiальнаго бытiя персона для многихъ тоже не маловажная. Не поразительно ли, что даже тогда, когда мнимый Гендриковъ предъявляетъ подложный паспортъ мнимаго штабъ-ротмистра Толстого,-- обаянiе мнимаго гофмейстерскаго званiя все еще такъ велико, что самозванцу даютъ уехать изъ города, и лишь после этого начинается чисто фантастическая погоня по уездамъ. За нимъ гоняются, о немъ пишутъ въ газетахъ, а онъ несется впередъ и все ревизуетъ и ревизуетъ -- злополучный Фердинандъ VIII злополучныхъ ррссiйскихъ титулярныхъ советниковъ Голядкиныхъ...