Прискорбные случаи изъ области суда.
Судебнымъ учрежденiямъ очень не везетъ, или быть можетъ вернее будетъ сказать: очень везетъ въ последнее время. Выборъ термина зависитъ отъ вкуса, фактъ же состоитъ въ томъ, что въ последнее время приходится очень много слышать и читать о суде по разнымъ случаямъ и что случаи эти принадлежатъ къ категорiи "прискорбныхъ". Есть, однако, одна очень характерная черта и самыхъ случаевъ, и толковъ, ими вызываемыхъ, которая значительно смягчаетъ пессимистическое чувство наблюдателя, внимательно вдумывающагося въ это явленiе.
Еще не такъ давно самыя основы "судебныхъ уставовъ" подвергались чрезвычайно оживленной бомбардировке по всей линiи консервативной прессы. Чуть не каждый день приносилъ какой-нибудь новый поводъ для яростныхъ нападокъ, при чемъ упомянутыя основы объявлялись несогласными съ нашимъ государственнымъ строемъ и духомъ нашей исторiи. Теперь порой раздаются еще те же речи, но оне какъ-то прислушались и потеряли силу. Вследъ за этимъ обнаружено было несколько частiю действительныхъ, частiю же только тенденцiозно раздутыхъ случаевъ произвола судебныхъ следователей, практикующихъ "личное задержанiе уважаемыхъ лицъ" съ чрезвычайно легкимъ сердцемъ. Въ одномъ случае г. Е. Марковъ доказывалъ печатно, что задержанiе имело будто бы место после пари между судебнымъ следователемъ и его прiятелемъ. Последнiй усомнился въ возможности столь неосновательнаго ареста, а судебный следователь доказалъ, что для него нетъ невозможнаго въ этой области. Такъ какъ речь шла о задержанiи "уважаемыхъ въ уезде личностей", то консервативная пресса сочла это новымъ поводомъ для канонады уже со стороны "возмутительнаго произвола" представителей новаго суда; и мы имели редкiй случай слышать патетическiя нападки на "произволъ" со стороны приверженцевъ весьма своеобразно понимаемой "сильной власти". Къ своему удивленiю, однако, последнiе скоро заметили, что такъ называемая "лже-либеральная" пресса, вместо того, чтобы взять гг. судебныхъ следователей подъ свою защиту и восторгаться неосновательнымъ задержанiемъ известныхъ въ уезде персонъ, -- сама заняла ту же позицiю и даже пошла несколько дальше, указывая на то, что, если тамъ поступаютъ съ людьми въ уезде заметными, то люди незаметные по причине своего ничтожества и многочисленности -- должны претерпевать во сто кратъ больше непрiятностей отъ проявленiй того же произвола.
Это обстоятельство вызвало въ консервативномъ лагере некоторое раздумье, после котораго, какъ-то незаметно, нападки еще более понизились въ тоне и смолкли. И теперь, когда вся остальная пресса такъ много говоритъ о техъ или другихъ конкретныхъ случаяхъ "прискорбнаго" свойства, -- пресса консервативная вовсе не торопится эксплуатировать ихъ въ своемъ излюбленномъ направленiи.
стараго, съ элементами разложенiя и регресса. Вся задача его жизни сводится, такимъ образомъ, къ укрепленiю того, что подлежитъ дальнейшему развитiю, и къ освобожденiю отъ чуждыхъ элементовъ отжившей старины, которой оно пришло на смену. Сообразно съ этимъ, и нападки на всякое новое учрежденiе возможны, почти даже неизбежны съ двухъ различныхъ сторонъ. Одни нападаютъ на все то новое, что данное учрежденiе внесло въ жизнь, т. е. на самую его душу, другiе преследуютъ въ немъ те остатки старыхъ началъ, которые мешаютъ последовательному и полному обнаруженiю его собственныхъ основныхъ положенiй.
Понятно, поэтому, что, нападая на "судъ улицы", какъ имъ угодно было называть судъ присяжныхъ, на самостоятельность судебныхъ деятелей, наши консерваторы были до известной степени последовательны: они отстаивали бюрократическую опеку надъ обществомъ. Но нападки на "произволъ" и требованiе его ограниченiя являлись въ этомъ хоре нотой, режущей ухо и неустойчивой, такъ какъ, во 1-хъ, попадали въ униссонъ совсемъ другому концерту, а во 2-хъ, резко диссонировали съ собственнымъ камертономъ.
Мне очень и очень жаль, что въ настоящую минуту я не могу принести точной цитаты и сделать точныя ссылки, но я помню, и многiе, вероятно, вспомнятъ также очень яркiя статьи, напечатанныя несколько летъ назадъ въ "Московскихъ Ведомостяхъ" и сочувственно перепечатанныя въ "Гражданине", или наоборотъ, напечатанныя въ "Гражданине" и сочувственно перепечатанныя "Ведомостями". Въ этихъ заметкахъ, очень характерныхъ и колоритныхъ, какой-то исправникъ или становой, вообще старый полицейскiй служака, делился своими воспоминанiями и очень зло иронизировалъ надъ "новыми порядками дознанiя и следствiя". Къ сожаленiю, опять таки, долженъ ограничиться бледной передачей своими словами, но смыслъ этой ретроспективной критики заключался въ томъ, что, когда его, т. е. вора и мошенника, приводятъ къ следователю, то "молодой человекъ, недавно сошедшiй со школьной скамьи", обращается къ нему съ любезнымъ вопросомъ: "не угодно ли вамъ, милостивый государь, сознаться въ томъ, что вы такого-то числа изволили взломать замокъ и сочли возможнымъ присвоить себе непринадлежащiя вамъ деньги. Впрочемъ, считаю долгомъ предупредить васъ, милостивый государь, что вы въ праве и не признаваться: это вполне зависитъ отъ собственнаго вашего усмотренiя". Разумеется, старый служака не можетъ говорить объ этомъ безъ крайняго сарказма и даже негодованiя. Ну, нетъ! Грешный человекъ, въ свое время онъ поступалъ не такъ! Вотъ приводятъ бывало его, подлеца, и ставятъ передъ ясныя очи. Говори! Чуть скосилъ глазами -- въ зубы. Разумеется, онъ прежде всего озадаченъ и до известной степени даже потрясенъ. Онъ начинаетъ понимать, что его "Признавайся, куда спрятаны". -- Не могу знать, ваше благородiе. -- Другой разъ! Приходитъ, постепенно, въ чувство, а за третьимъ разомъ раскрываетъ всю душу. И не обижались, потому что русскiй человекъ любитъ простоту и откровенный образъ действiй.
Разумеется, после сочувственныхъ комментарiевъ къ такому разсказу простого русскаго полицейскаго человека, -- очень неудобно продолжать нападки на произволъ гг. "судебныхъ следователей". Очевидно, основное положенiе, изъ котораго исходитъ старый служака, состоитъ въ томъ, что разъ его (подлеца) привели, то значитъ онъ непременно виноватъ, ибо порядочныхъ людей приводить не станутъ. А значитъ, и церемониться съ нимъ нечего, -- весь вопросъ въ томъ, какъ вызвать въ немъ надлежащее расположенiе духа. Но и судебные следователи въ аналогичныхъ случаяхъ исходили изъ такого же положенiя, несколько даже смягченнаго: разъ человека посадили, значитъ, виновенъ, ибо, вообще говоря, напрасно сажать не станутъ. А после этого останется лишь трудъ "собиранiя доказательствъ". Очевидно, это явленiя родственныя, совершенно одного порядка, имеющiя корни въ отдаленной старине, въ томъ добромъ старомъ времени, когда съ ними церемонились еще меньше и для наилучшаго узнанiя истины прямо приступали къ разспросу съ пристрастiемъ. Понятно также, почему консервативная пресса очень скоро оставляетъ скользкiй путь нападокъ на этой почве, и дальнейшiй разговоръ о "прискорбныхъ явленiяхъ" въ этомъ роде ведетъ уже въ другомъ лагере, въ среде приверженцевъ судебныхъ уставовъ, при сдержанномъ молчанiи ихъ принципiальныхъ противниковъ.
Въ январской книжке "Русскаго Богатства" мы приводили уже случай, имевшiй место въ Елабуге, когда трое крестьянъ сознались въ убiйстве четвертаго и въ утопленiи его трупа. Уже после преданiя суду обнаружилось, при содействiи весенняго солнца, что убитый не убитъ и не утопленъ, а найденъ въ поле замерзшимъ и занесеннымъ снегомъ. На вопросъ сознавшимся: для какой цели они вводили правосудiе въ обманъ своимъ сознанiемъ, мнимые убiйцы разсказали некоторыя подробности "о способахъ узнанiя отъ нихъ истины", которымъ они были подвергнуты въ полицейскомъ управленiи гор. Елабуги и полная достоверность которыхъ подтверждалась, повидимому, вполне осязательнымъ фактомъ. Трудно думать, въ самомъ деле, чтобы люди "сознавались" въ такихъ вещахъ добровольно и для собственнаго удовольствiя, а присутствiе замерзшаго не въ реке, а въ поле и безъ признаковъ насильственной смерти, говоритъ ясно, что это сознанiе было ложно. Итакъ, для чего же эти люди дали ложное сознанiе, изъ-за котораго рисковали каторгой? Черта, -- на которую мы просимъ обратить особенное вниманiе читателя: если исключить изъ дела трупъ убитаго, какъ вещественное доказательство невинности этихъ сознавшихся людей, -- то все остальное, целый рядъ свидетелей съ полицейскими во главе рисовали картину мнимаго убiйства съ необыкновенной точностью и такъ правдоподобно, что осужденiе подсудимыхъ было более чемъ вероятно. Присяжные вынесли оправдательный вердиктъ. Нужно сказать, однако, что въ этомъ помогли имъ не данныя предварительнаго следствiя и не процедура суда, даже не медицинская экспертиза, такъ какъ экспертъ, уездный врачъ, покорно следовалъ за обвинителемъ во всехъ его гипотезахъ, боровшихся съ прямой очевидностiю, -- а вмешательство весенняго солнца и безмолвное свидетельство трупа, найденнаго не въ реке, а въ поле, и не убитымъ, а замерзшимъ. Подробности этого суда, на которомъ обвинитель стремился поддержать обвиненiе во что бы то ни стало и вопреки прямой очевидности, пассивность, съ которой сарапульскiй судъ отнесся къ оправдательному приговору, не считая, повидимому, нужнымъ возбудить вопросъ о "способахъ дознанiя", даютъ такую горестную для всякаго приверженца праваго суда картину, которою, повидимому, должны были бы воспользоваться панегиристы дореформенныхъ порядковъ и порицатели судебныхъ уставовъ. Но дело было напечатано и обсуждалось только въ либеральной прессе, и опять совершенно понятно почему: все мрачное въ этомъ деле есть именно наследiе восхваляемаго прошлаго: елабужскiй исправникъ Таширевъ и его команда действовали по рецепту цитированнаго нами выше браваго служаки старыхъ временъ (изъ нижняго земскаго суда), а сарапульскiе судьи отнеслись къ делу съ формализмомъ, которому могли бы позавидовать подьячiе прежнихъ приказовъ или судьи и подсудки бывшихъ уездныхъ судовъ. Такимъ образомъ, осудить елабужскую полицiю и равнодушiе сарапульскихъ судей -- значитъ осудить все то, что обращено къ прошлому въ новомъ суде, и апеллировать къ развитiю техъ новыхъ началъ, которыя внесены, къ сожаленiю, недостаточно полно и последовательно именно судебными уставами!
прискорбное явленiе изъ той же области дорогого намъ учрежденiя. Оказывается, что, какъ въ интересныхъ романахъ съ захватывающей завязкой, дело это вердиктомъ присяжныхъ, сказавшихъ "нетъ, не виновны", еще далеко не вполне закончено, правда, подсудимые оправданы безповоротно. Дело, однако, въ томъ, что въ то же самое время и въ томъ же закрытомъ помещенiи елабужской полицiи те же трое подсудимыхъ, которые стремились ввести правосудiе въ очевидное заблужденiе своимъ собственнымъ сознанiемъ, сделали еще оговоръ на непрiятнаго полицiи по разнымъ причинамъ старшину, который будто бы, зная объ убiйстве и утопленiи Чернышева, помогалъ сокрытiю преступленiя, взявъ съ подсудимыхъ 170 рублей взятки. Такъ какъ это уже преступленiе по должности, то старшину выделили изъ дела, и ему предстоятъ дать ответъ въ судебной палате. Итакъ, благодаря усердiю елабужской полицiи, намъ предстоитъ еще одна изумительная судебная процедура, на которой обвиняемаго придется спрашивать: "признаете ли себя виновнымъ въ томъ, что взяли съ такихъ-то взятку за сокрытiе убiйства, котораго, впрочемъ, никто не совершилъ, и утопленiе трупа, который, впрочемъ, найденъ замерзшимъ въ поле?" Положенiе, въ которомъ оказалась судебная палата, вынужденная, производить подобнаго рода судебныя действiя, наводитъ, разумеется, на размышленiя...
Между темъ, передъ читателемъ, следящимъ за проявленiями общественной жизни въ прессе, уже стоитъ новое дело, на этотъ разъ прошедшее все инстанцiи, совершенно законченное, по которому правосудiе, въ лице кассацiоннаго сената, произнесло свое последнее слово. Я говорю о деле Тальма, обвиненнаго въ убiйстве Болдыревой. Оно еще такъ свежо въ памяти всехъ по длиннымъ и обстоятельнымъ газетнымъ отчетамъ, что я не считаю нужнымъ возстановлять здесь все обстоятельства. присяжные после внимательнаго обсужденiя вынесли обвинительный вердиктъ. Защитникъ съ глубокимъ волненiемъ обратился къ суду, прося примененiя статьи, по которой единогласное постановленiе суда отменяетъ приговоръ, -- но судъ эту просьбу не уважилъ. 22 декабря прошлаго года дело было назначено къ слушанiю (въ одинъ день съ деломъ мултанскихъ вотяковъ), но докладъ въ этотъ день не состоялся, и уже совсемъ недавно, въ нынешнемъ году, состоялось определенiе сената, которымъ жалоба защиты оставлена безъ последствiй, такъ какъ въ деле существенныхъ судопроизводственныхъ нарушенiй не найдено. Такимъ образомъ, приговоръ вступилъ въ законную силу.
Повидимому, не было особыхъ причинъ сомневаться въ правильности приговора присяжныхъ по существу. Следствiе доставило массу данныхъ, которыя рисовали внутреннiя отношенiя семьи въ самомъ неправильномъ свете и говорили за то, что преступленiе было вполне возможно. Таково было, повидимому, господствующее впечатленiе отъ этого процесса, даже более, казалось, что обвинительный вердиктъ еще недостаточенъ въ томъ смысле, что онъ не охватываетъ всехъ виновныхъ въ этомъ деле. Правда, некоторыя довольно тонкiя, чисто психологическiя черты шевелили отчасти сомненiе и легкое колебанiе совести, которое находило подтвержденiе въ пренебреженныхъ следствiемъ обстоятельствахъ. Такъ, въ ночь убiйства, на усадьбе, соседней съ домомъ Болдыревой, слышенъ былъ сильный лай собакъ. Отъ забора оказалась оторванной доска, и у доски былъ замеченъ большой следъ ноги, что было удостоверено показанiемъ учителя гимназiи г. Пличала. Далее, при первомъ же осмотре двора Тальмы, 28-го марта 1894 г., было установлено, что у забора, отделяющаго дворъ отъ проулка, между флигелями Тальмы и соседнимъ, близъ помойной ямы, находился остовъ отъ дрогъ, на передней подушке котораго и на конце левой дрожины замечено восемь кровяныхъ пятенъ засохшихъ; анализъ этой крови для поверки заявленiя свидетелей, что кровь могла произойти отъ зарезанной на дрогахъ курицы, сделанъ не былъ (какъ это напоминаетъ щепочки въ мултанскомъ деле, на которыхъ тоже была кровь и которыя уничтожены приставомъ, какъ ничего не значащiя). Между темъ, если это была человеческая кровь, то фактъ приближенiя дрогъ къ заборчику и оставленные на немъ следы служили прямымъ указанiемъ на то, что убiйцы скрылись черезъ заборъ въ проулокъ, каковое предположенiе находитъ себе подтвержденiе и въ томъ удостоверенномъ предварительнымъ следствiемъ обстоятельстве, что по проулку въ ночь преступленiя пробежалъ человекъ.
и самъ участвовалъ въ преступленiи. По наведеннымъ справкамъ оказалось, что Коробовъ действительно находился въ Пензе во время убiйства. Наконецъ, бывшiй военный следователь, а ныне членъ казанскаго военнаго окружнаго суда, полковникъ Панкратовъ, еще во время производства предварительнаго следствiя довелъ до сведенiя прокуратуры, что въ ноябре месяце 1894 г., проходя около 12 часовъ ночи по Поперечно-Покровской улице г. Пензы, онъ нагналъ около церкви Покрова двухъ неизвестныхъ мужчинъ и услышалъ, какъ одинъ изъ нихъ говорилъ своему спутнику: "Жаль мне Тальму, если бы я только одно слово сказалъ, его сейчасъ же выпустили бы". На это другой ответилъ. "Оставь; какъ посадили, такъ и пускай сидитъ, а то еще и тебя посадятъ". Когда полковникъ Панкратовъ хотелъ вмешаться въ разговоръ, неизвестные разбежались, при чемъ задержать ихъ, за отсутствiемъ извозчиковъ или городовыхъ, Панкратову не удалось,
Сведенныя здесь въ одно целое эти мелкiя указанiя производятъ некоторое впечатленiе, намекая на таинственное присутствiе неразъясненныхъ обстоятельствъ и какой-то неведомой руки, которая могла совершить то же, въ чемъ обвиняютъ Тальму. Следственныя власти, убежденныя сразу въ виновности именно Тальмы, не обратили на нихъ вниманiя, и въ деле они потонули подъ грудой обвинительнаго матерiала, имевшаго, правда, характеръ косвенный, но совершенно подавлявшаго своимъ обилiемъ и, такъ сказать, своей массой. Присяжные сказали: "да, виновенъ", и приговоръ вступилъ въ законную силу.
Но вотъ одинъ изъ последнихъ No газеты "Новости" внезапно приноситъ намъ совершенно неожиданное известiе о томъ, что сенату приходится опять заняться этимъ деломъ, "по вновь открывшимся обстоятельствамъ". Такими новыми обстоятельствами, читаемъ мы въ указанной газете (No 62), жена осужденнаго Александра Тальмы считаетъ показанiе пензенской жительницы, некоей Битяевой, которое проливаетъ яркiй светъ на убiйство генеральши Болдыревой.
дома Тальмы, въ которомъ была найдена убитой генеральша Болдырева). Въ половине января 1894 года къ Битяевой на улице присталъ неизвестный молодой человекъ, предложившiй проводить ее и назвавшiйся Борисомъ Николаевичемъ Леонтьевымъ. После этого между молодыми людьми стали происходить частыя свиданiя. О себе г. Леонтьевъ говорилъ, что онъ -- круглый сирота, холостой и ищетъ въ Пензе занятiй; прiехалъ же онъ сюда по очень трудному, но выгодному делу. Во время одного изъ свиданiй онъ проговорился, что познакомился на пирушке съ некiимъ Коробовымъ (отравившимся впоследствiи въ Москве) и видится съ нимъ. 27 марта, т. е. накануне убiйства Болдыревой, Битяева получила отъ Леонтьева письмо, въ которомъ онъ проситъ ее на свиданiе въ этотъ день не приходить, такъ какъ онъ очень занятъ, а придти 28-го. Явившись въ этотъ день, Леонтьевъ заявилъ Битяевой, что онъ вчера, наконецъ, обделалъ то выгодное, но трудное дело, о которомъ онъ говорилъ, и теперь у него много денегъ и векселей. Въ это время какъ разъ молодые люди проходили мимо дома Тальмы, и Битяева въ шутку предложила своему поклоннику вопросъ: "Не Болдыреву ли вы убили, что сразу разбогатели?" -- "Моментально, -- пишетъ Битяева въ своемъ показанiи, -- лицо его изменилось, испугъ и страхъ запечатлелись на немъ; онъ судорожно, до боли сжалъ мою руку и, задыхаясь, прошепталъ: "Молчите, молчите!". Эти мгновенiя и подробно описать не могу, но звукъ его голоса, этотъ порывъ, этотъ ужасъ, проявившiйся у человека, который держалъ себя всегда такъ спокойно и ровно, -- словомъ, все вместе взятое подсказало моей совести, что я вижу передъ собою виновника или участника этого зверскаго убiйства".
Не смотря, однако, на такое подозренiе, г-жа Битяева продолжала сношенiя съ своимъ поклонникомъ. Въ одно изъ свиданiй Леонтьевъ предложилъ Битяевой въ подарокъ аметистовыя сережки (такiя же сережки были похищены у убитой), но девушка отказалась принять ихъ. Романъ этотъ закончился темъ, что Леонтьевъ предложилъ Битяевой обокрасть Олигеровъ, или, если она не можетъ сама этого сделать, то, чтобы впустила его ночью въ квартиру, а когда возмущенная девушка ответила отказомъ, Леонтьевъ сказалъ: "Въ такомъ случае вы мне больше не нужны, мы съ вами больше не увидимся"..
Не смотря на уверенность, что ея новый знакомый -- одинъ изъ соучастниковъ убiйства Болдыревой, Битяева колебалась доносить, боясь раскрытiемъ своихъ свиданiй съ нимъ скомпрометтировать себя въ глазахъ Олигеровъ: "Я все надеялась, -- пишетъ она въ своемъ заявленiи прокурорскому надзору и въ письме къ двоюродному брату осужденнаго Тальмы, полковнику Тальые,:-- что Тальму оправдаютъ, и что мое молчанiе не принесетъ никому вреда. По крайней мере, все мои знакомые. верили въ оправданiе Тальмы, противъ котораго совершенно не было уликъ". И только после осужденiя Тальмы она решилась все открыть судебнымъ властямъ. Въ доказательство сношенiй своихъ съ Леонтьевымъ она представила две записки последняго,
Приступлено было къ дознанiю о личности Леонтьева, которое выяснило, что лицо, выдававшее себя передъ Битяевой за Леонтьева, въ действительности -- пензенскiй житель Шиллетъ, служащiй на сызрано-вяземской железной дороге. Показанiя Битяевой съ указанiемъ на факты, не бывшiе вовсе въ разсмотренiи суда, были признаны г. прокуроромъ саратовской судебной палаты достаточнымъ поводомъ къ возобновленiю дела. Ро распоряженiю прокурора судебной палаты, на месте было начато разследованiе подъ ближайшимъ руководствомъ прокурора пензенскаго окружнаго суда. Дело Тальмы прiобретаетъ, такимъ образомъ, двойной интересъ. Это, во 1-хъ, еще одна поразительная психологическая картина, вскрывающая удивительные изгибы сложной человеческой природы. Уже одна любовь этой девушки, убедившейся, что любимый человекъ убiйца, и въ то же время продолжающей щадить его, пока не вынуждаетъ ее къ сознанiю гибель неповиннаго человека; далее эта семья, въ которой жертва, какъ старый Карамазовъ въ романе Достоевскаго, является наименее симпатичной изъ всехъ действующихъ лицъ; Тальма -- настоящiй снимокъ, заимствованный действительностью изъ-того-же романа, такъ же несправедливо обиженный и, повидимому, питавшiй такiя же сложныя чувства къ обидчице и жертве; его судьба на суде, когда "возможность" и вероятность вменены ему, какъ совершенiе преступленiя, -- наконецъ, этотъ неизвестный Коробовъ, таинственный, нашедшiй въ преступленiи одно отчаянiе, кончающiй самоубiйствомъ и все-таки только намекающiй ка невинность Тальмы, -- разве это не Смердяковъ, разделившiй только свою роль съ мнимымъ Леонтьевымъ...
Однако, насъ здесь, разумеется, занимаютъ главнымъ образомъ не психологическiя сближенiя, темъ более, что после неожиданнаго признанiя Битяевой, вся эта следственно-обвинительная психологiя является весьма проблематической, а психологическая проницательность ея авторовъ должна возбудить значительныя сомненiя.
"новыхъ обстоятельствъ", запаслась копiями показанiй Битяевой и обратилась въ сенатъ съ просьбой о пересмотре дела и прiостановке приговора. Сенатомъ эта просьба оставлена безъ последствiй. Это не значитъ, конечно, что сенатъ считаетъ признанiе Битяевой неправильнымъ по существу. Это значитъ только, что для пересмотра дела, по которому произнесенъ окончательный приговоръ, нуженъ новый приговоръ надъ новымъ обвинясмымъ. Только этимъ ключомъ можно открыть дверь тюрьмы и каторги, грозящей обвиненному Тальме. Это совершенно законно и иначе не можетъ действовать никакое судебное учрежденiе. Въ поведенiи суда, повидимому, тоже не было существенныхъ погрешностей, которыя бы подали поводъ къ кассацiи. Присяжные... Кто изъ читавшихъ отчеты по делу, положа руку на сердце, скажетъ, что онъ не присоединился къ ихъ вердикту на основанiи даннаго имъ матерiала? Дело Тальмы, въ этомъ отношенiи, счастливо только этой случайностью, наступившей, какъ бы для вящшаго эффекта, после того, какъ процессъ закончилъ все свои стадiи. Но кто скажетъ, что это -- наиболее яркое проявленiе недостатковъ нашей следственной процедуры, въ основе которой фактически все еще лежитъ не всестороннее разъясненiе истины, а лишь собиранiе "доказательствъ виновности заподозреннаго". Громкое и все еще нерешенное мултанское дело даетъ въ этомъ отношенiи еще более яркую картину. Въ другихъ странахъ считаютъ, что вопросъ о томъ, какъ ведется то или другое дело, часто становится более существеннымъ, чемъ вопросъ о самомъ факте виновности или невинности даннаго лица. Намъ очень важно, -- говоритъ своему суду англичанинъ, -- чтобы преступленiе не осталось безнаказаннымъ. Но намъ еще важнее, чтобы вы искали виновнаго только правильными и законными путями. Очень жаль, если преступникъ не будетъ обнаруженъ въ данномъ случае. Но, если вы посягнете ради успеха на выработанныя закономъ нормы, то порча самого аппарата, которымъ действуетъ правосудiе страны, принесетъ вредъ въ тысячу разъ большiй.
У насъ, повидимому, нетъ еще этого взгляда, и вотъ почему вопросъ, напримеръ, о виновности или невиновности данныхъ семи лицъ въ мултанскомъ деле для насъ является также какъ бы вопросомъ объ одобренiи или оправданiи следственныхъ порядковъ этого дела. И неужели только удачей или неудачей, въ смысле достиженiя обвинительнаго приговора, можетъ определяться достоинство следствiя и позволительность нарушенiй закона...
въ качестве журналиста, обязаннаго следить за конкретными фактами текущей действительности, я могу только констатировать, что приведенные выше эпизоды громко стучатся бъ дверь и требуютъ общественнаго вниманiя. Смыслъ ихъ, повторяю, одинъ: измените следственные порядки, сделайте еще шагъ въ направленiи, указанномъ духомъ судебныхъ уставовъ, отрешитесь отъ пережитковъ давно осуждаемаго инквизицiоннаго процесса. Вотъ мораль этихъ прискорбныхъ эпизодовъ въ области правосудiя, и не нужно быть спецiалистомъ для того, чтобы наметить и существеннейшiй шагъ въ этомъ направленiи: допущенiе защиты не только на суде, но и на следствiи.
во 1-хъ, цель правосудiя -- не одно облегченiе ихъ работы, а во 2-хъ, можно думать, что теперь исполненiе ихъ задачи уже слишкомъ легко, такъ легко, что можно собрать доказательства не только того, что было, но нередко даже и того, чего не было вовсе.
1896 г.