Наши "государственные люди" и новый гулльскiй инцидентъ.
Оффицiальная Россiя поражаетъ теперь полнымъ отсутствiемъ государственныхъ умовъ. Да, правду сказать, откуда имъ и быть? Еще Чацкiй въ несколькихъ словахъ охарактеризовалъ основную черту нашего государственнаго строя: "Служить бы радъ, прислуживаться тошно". Уже въ те времена, т. е. въ начале прошлаго столетiя, когда служба была чуть не единственнымъ поприщемъ общественной деятельности для образованныхъ людей, -- самодержавный строй гналъ Чацкихъ, которые готовы были "служить", и приближалъ Молчалиныхъ, готовыхъ "прислуживаться". Совершенно понятно, что долгая практика вытравляла въ бюрократической среде и независимость, и самостоятельную мысль, и воодушевленiе. Еще на низшихъ ступеняхъ служебной iерархiи могли встречаться и Чацкiе, на которыхъ косились за "неблагонадежность", но ценили ихъ "слогъ" и "способности". Зато на высшихъ...
Освободительная эпоха 60-хъ годовъ на время произвела переворотъ въ этой сфере: на верхахъ появились Ланскiе и Милютины, на местахъ губернаторовъ всплыли "каторжники" декабристы, вроде Муравьева въ Нижнемъ. Но это скоро кончилось. Валуевы сменили Ланскихъ, Тимашевы, Маковы, Толстые сменили Валуевыхъ, а затемъ уже пошли гг. Деляновы, Дурново, Синягины, Плёве, вся мудрость которыхъ состояла въ короткой щедринской формуле: "не потерплю"...
Положительно, это была на долгое время основная тема нашего "государственнаго красноречiя"... Министръ народнаго просвещенiя не потерпитъ просвещенiя, министръ земледелiя затормозитъ сельско-хозяйственное образованiе, министръ юстицiи искоренитъ основныя начала всякаго правосудiя, министръ внутреннихъ делъ не потерпитъ всего вообще... Бедная русская жизнь вынуждена была выносить эти замечательныя программы и смиренно прислушиваться къ этимъ "не потерплю", властно раскатывавшимся на разные лады надъ угнетенной и раззоряемой страной...
ораторскiе таланты. И Господи Боже, -- въ какомъ виде являются наши "государственные умы" передъ этой непривычной для нихъ аудиторiей... Какъ еще недавно нашъ "выдающiйся юристъ", бывшiй министръ юстицiи и впоследствiи дипломатъ H. B. Муравьевъ уверялъ европейскую печать, что въ Россiи есть только две партiи: одна стоитъ за самодержавiе и "реформы" на почве. самодержанiя. Это -- правительство и съ нимъ вся Россiя. Другая -- только "кучка злодеевъ" и анархистовъ, которымъ нужно одно разрушенiе, для которыхъ достаточно строгихъ каръ... Прошло, если не ошибаюсь, не более полугода после этого ораторскаго упражненiя, и оказалось, что противъ самодержавiя даже... и самодержавiе. Проницательный "государственный умъ" прогляделъ и это, и всю Россiю... Немного!
Дело, однако, не въ однехъ увеселительныхъ экскурсiяхъ въ область государственнаго красноречiя. Гораздо хуже, что эта "политическая безграмотность" нашихъ видныхъ деятелей нередко компрометируетъ все наше отечество и даже грозитъ осложненiями во внешнихъ отношенiяхъ. Такъ, напримеръ, министръ Плеве разыскалъ полу-уголовнаго проходимца Черепъ-Спиридовича и послалъ его въ качестве "оффицiоза" за границу на предметъ разысканiя тамъ лжи, полезной для внутренняго употребленiя. Проходимецъ, зная, чемъ угодить нашимъ "государственнымъ умамъ", придумалъ всемiрно известный шутовской инцидентъ на тему о томъ, что въ нашихъ внутреннихъ безпорядкахъ виновна "коварная англичанка". Появились памятныя сообщенiя объ англо-японскихъ миллiонахъ для подкупа нашихъ рабочихъ. Телеграмма разослана по городамъ, простодушные щедринскiе помпадуры приказали расклеить ее на стенахъ и заборахъ... И вдругъ -- оказывается, что такiя вещи не полагается врать безъ доказательствъ. Вмешалось англiйское посольство, нашему министру иностранныхъ делъ пришлось извиняться, а заведомая ложь обращена въ предметъ красноречiя уже не политическаго, а только церковнаго.
Танимъ образомъ, за границей основные мотивы нашей государственной элоквенцiи являются въ несколько усложненномъ виде: сначала грозно: "не потерплю", а затемъ, непосредственно за окрикомъ, смиренное заявленiе: "Ахъ, извините, пожалуйста... Это нашъ многоуважаемый деятель ошибся"...
Примеровъ последнiе годы даютъ не мало, но старыя привычки сидятъ крепко, и последнiе дни вновь подарили намъ "печальное недоразуменiе", съ грозными окриками въ начале и унизительными извиненiями въ конце... На этотъ разъ героемъ инцидента является адмиралъ Рожественскiй, только что вернувшiйся изъ плена. А темой -- увы!-- старая формула объ "англiйскомъ коварстве"...
Съ англiйскимъ коварствомъ адмиралу Рожественскому пришлось уже разъ встретиться въ водахъ Немецкаго моря, где руководимая имъ эскадра принялась изступленно разстреливать рыбачью флотилiю, сочтя ее за переодетыхъ англичанами японцевъ. Но японцы куда-то исчезли, точно сказочное воинство, съ которымъ сражался известный донъ Кихотъ Ламанчскiй, а на месте остались поврежденныя рыбачьи лодки, русскiй священникъ, убитый русскимъ ядромъ на русскомъ судне, и... возможность грознаго международнаго осложненiя, похуже еще японской войны.
"виделъ самъ" господинъ Кладо, международный судъ, подъ председательствомъ дружественнаго намъ француза, призналъ, что появленiе японца было чистой фантазiей. Правда, и после этого адмиралъ Рожественскiй и капитанъ Кладо уверены въ присутствiи японца такъ же твердо, какъ Галилей во вращенiи земли {Въ газетахъ было напечатано новое обстоятельство, окончательно уверившее адмир. Рожественскаго въ присутствiи японцевъ въ немецкихъ водахъ: въ Японiи говорилъ ему объ этомъ одинъ очень откровенный... парикмахеръ, брившiй ему бороду!}. Но другихъ въ этомъ уверить трудно, темъ более, что... где-то вдали, въ морскомъ тумане рисовался силуэтъ еще одного, на сей разъ уже немецкаго корабля, разстреляннаго нашей эскадрой еще въ датскихъ водахъ съ такимъ же рвенiемъ и съ такой же торопливостью. Только на сей разъ хладнокровный немецъ не подымалъ лишняго шума, а просто удовольствовался двойнымъ или тройнымъ вознагражденiемъ за убытки...
За этимъ последовали потрясающiя событiя Цусимы, небывалое пораженiе нашего флота, гибель и пленъ эскадры, рана и пленъ адмирала Рожественскаго. Сколько несчастiй, какая трагедiя, какой печальный опытъ! Россiя не винила адмирала Рожественскаго, она только ждала, что онъ скажетъ правду о глубокихъ причинахъ нашихъ пораженiй... Поэтому возвращенiя его ждали съ понятнымъ нетерпенiемъ и интересомъ.
Теперь адмиралъ вернулся, и долго жданное слово сказано печатно... Дело началось съ газетной полемики о причинахъ цусимскаго пораженiя.
Всемъ еще памятно шумное выступленiе капитана Кладо въ перiодъ отправленiя балтiйскихъ эскадръ. Въ бойкихъ статьяхъ его читающая публика встретила несколько обличительныхъ черточекъ, которыя сразу сделали его имя популярнымъ. Но все эти писанiя сводились практически къ необходимости прибавить къ одной никуда негодной эскадре другую, еще более негодную, и вдогонку адм. Рожественскому послать адмирала Небогатова... Бойко, развязно, красноречиво, съ несколько вульгарнымъ маниловски-патрiотическимъ лиризмомъ, капитанъ Кладо докладывалъ, что отъ посылки въ Желтое море этихъ "старыхъ калошъ" (теперь это ходячее выраженiе, своего рода морской терминъ) должны непременно произойти победа и одоленiе...
Вместо этого произошла... Цусима.
"эскадры" сыграли тоже свою и при томъ не малую роль. Такъ какъ бумага терпитъ все и въ томъ числе всевозможныя остроумныя диспозицiи газетныхъ стратеговъ, то капитанъ Кладо принялся излагать въ "Новомъ Времени" ходъ цусимскаго боя такъ искусно, что изъ этого изложенiя выходило, будто виноваты въ печальномъ исходе не свойства нашихъ судовъ вообще и второй эскадры въ особенности, а ошибочная диспозицiя Рожественскаго... Развязный "сухопутный морякъ" (выраженiе другого моряка -- капитана Семенова) обвинялъ въ ошибкахъ людей, рисковавшихъ жизнью и проливавшихъ свою кровь въ искупленiе преступныхъ порядковъ русскаго флота...
Газетная баталiя между моряками завязалась не на шутку. Предстоитъ еще, кажется, товарищескiй судъ, который можетъ стать очень интереснымъ, но уже и теперь можно сказать съ уверенностью, что отъ недавней дутой репутацiи капитана Кладо осталось немногимъ больше, чемъ отъ небогатовской эскадры. Его оппонентъ (кап. Семеновъ, участникъ несчастной Цусимской битвы) доказывалъ на столбцахъ "Руси", что техъ ошибокъ, о которыхъ говорилъ Кладо, сделано не было. Но уже и безъ этого для всей Россiи было ясно, что тутъ была сделана одна огромная, непростительная ошибка: въ Желтое море изъ Балтiйскаго посланъ былъ совершенно негодный флотъ, старый, плохой, обокраденный, плохо снаряженный... И даже среди этого удивительнаго флота воспетая штабнымъ Маниловымъ, капитаномъ Кладо, небогатовская эскадра выделялась своей ни съ чемъ уже несравнимой, вопiющей негодностью...
Возникаетъ, конечно, вопросъ: отчего же господа морскiе спецiалисты молчали раньше, почему не слышно было честныхъ голосовъ, которые сказали бы правду въ то долгое время, когда этотъ флотъ строился, обкрадывался, дряхлелъ и приходилъ въ негодность? Почему никто изъ адмираловъ и старшихъ офицеровъ не имелъ мужества смело сказать родине, что въ Россiи есть очень дорогiе корабли, но нетъ флота, способнаго защищать отечество въ бою, и что посылка балтiйскихъ эскадръ есть безполезная жестокость, такъ какъ пораженiе неизбежно...
Ответъ ясенъ: помешала старая привычка къ молчалинству, которымъ сверху донизу проникнуты все отрасли устаревшаго государственнаго строя, помешала привычка служить лицамъ, а не делу, убивающая всякое гражданское мужество и профессiональную честность... Только на этотъ разъ наше россiйское молчалинство повернулось своей оборотной стороной, трагической и роковой: нашимъ адмираламъ пришлось по молчалински-покорно, безропотно и скажемъ прямо -- безсмысленно идти на верное пораженiе, на гибель, -- и вести за собой неповинную массу офицеровъ и матросовъ...
Теперь уже ни для кого не тайна, что адмиралъ Рожественскiй и другiе хорошо сознавали всю безнадежность своей экспедицiи, и что цусимская катастрофа была готова жо того рокового дня, когда передовые русскiе корабли вспенили своими килями зловещiя цусимскiя воды...
это первое публичное выступленiе по возвращенiи адмирала Рожестисискаго на родину: какiя скорбныя откровенiя сделаетъ человекъ, пережившiй такую страшную трагедiю, чему его научили, какiя новыя мысли навеяли пораженiя, близость смерти, пленъ въ стране победителей...
И адмиралъ Рожественскiй изрекъ свое слово... Какъ добрый "подчиненный", памятующiй дисциплину, онъ испросилъ разрешенiя у морского министра и отдалъ на его предварительный просмотръ свою заметку. Я не стану здесь приводить техническихъ возраженiй адм. Рожественскаго капитану Кладо, такъ какъ весь этотъ споръ мало интересенъ. Причины пораженiя очевидны, флотъ шелъ на верную гибель. Гораздо интереснее та подкладка дела, которая приготовила эту верную гибель, те условiя, которыя создали Цусиму гораздо ранее самого цусимскаго боя. Кто же, какъ не адмиралъ Рожественскiй разскажетъ намъ объ этомъ, хотя бы... хотя бы даже это было непрiятно его начальству?..
Но вместо всего этого мы услышали опять старую, заезженную вульгарную формулу... Разсказавъ о томъ, какъ тщательно и умело адмиралъ Того скрывалъ отъ противниковъ дислокацiю своего флота, -- адмиралъ Рожественскiй изумляетъ мiръ следующимъ неожиданнымъ политическимъ разоблаченiемъ:
"Этого (т. е. места стоянки японской эскадры) не зналъ даже адмиралъ союзнаго японцамъ англiйскаго флота, сосредоточившаго свои силы у Ней-хай-вея, въ ожиданiи приказа " {"Новое Вр." -- цитируемъ изъ "Спб. Вед." No 281.}.
Легко понять, какое ошеломляющее впечатленiе произвелъ этотъ неожиданный словесный выстрелъ на дипломатовъ всего мiра. Что дипломатiя, вообще говоря, коварна, это, конечно, старая истина. Но еще более известная истина состоитъ въ томъ, что определенныя серьезныя обвиненiя даже по адресу частныхъ лицъ нельзя высказывать наобумъ, безъ фактовъ и доказательствъ. Во сколько же разъ надо быть осторожнее, когда обвиненiе направлено противъ целаго правительства великой нацiи, когда оно высказывается не развязнымъ фельетонистомъ уличной газетки, а "знаменитымъ" адмираломъ, да еще съ одобренiя министра, когда, значитъ, оно принимаетъ характеръ обвиненiя, направляемаго противъ правительства одной страны видными правительственными деятелями другой!..
Мудрено ли, что эти несколько строчекъ произвели на европейскую публику такое впечатленiе, какъ будто адмиралъ Рожественскiй повторилъ "гулльскiй инцидентъ". Печать всего мiра процитировала эти несколько строчекъ съ ироническимъ удивленiемъ. Англiйская пресса ударила въ набатъ, и скоро выяснилось, что почтенный адмиралъ, осведомленный яко-бы даже о томъ, какого приказа ждалъ (еще только ждалъ!) начальникъ англiйскаго флота, -- повидимому, напуталъ самымъ легкомысленнымъ образомъ: англiйскiй флотъ, говорятъ англичане, -- былъ не въ Ней-хай-вее, а въ Гонконге... Положимъ, -- это говорятъ англичане, но... ведь флотъ не иголка, даже не отдельный таинственный миноносецъ. Эскадра можетъ на время замаскировать и скрыть свои движенiя, но целой эскадры въ томъ или другомъ порту скоро становится известной всему мiру (кроме... россiйскихъ адмираловъ) и скрыть этого факта, конечно, нельзя...
Итакъ, -- кто же говоритъ правду: адмиралъ Рожественскiй въ хлесткой статейке, или англичане въ оффицiальныхъ заявленiяхъ? Объ этомъ можно судить по тому, что... адмиралу Бирилеву, русскому морскому министру, приходится оправдываться и поправлять свою "ошибку" заявленiями, что, цензируя статью адмирала Рожественскаго, онъ... не замѣтилъ въ ней вылазки противъ Англiи... Необыкновенно почетное положенiе для министра великой страны, вынужденнаго къ оправданiямъ во вкусе провинившагося школьника!
"государственные деятели" поддерживаютъ честь и достоинство Россiи.
Привыкшiе попирать частные интересы на своей безответной родине, наши воители такъ же легко разстреливаютъ чужiя суда, а Россiя изъ-за этого едва избегаетъ войны похуже японской!.. Привыкшiе къ отсутствiю на родине общественнаго мненiя, -- они раздражаютъ безшабашными выходками общественное мненiе Европы, и -- опять мы стоимъ передъ возможностью "внешнихъ усложненiй"... И опять приходится "извиняться"...
Стоитъ ли приводить мораль этого новаго "неожиданнаго реприманда".
Самодержавiе -- плохая школа и для внутренней, и для внешней политики. Только тогда, когда наши государственные люди будутъ проходить искусъ партiйной критики, когда каждый изъ нихъ будетъ чувствовать себя подъ контролемъ всенароднаго мненiя, когда онъ будетъ обязанъ давать отчетъ въ каждомъ своемъ слове и действiи, когда все его планы выдержатъ предварительно строгую, даже придирчивую критику, когда онъ научится защищать ихъ во всехъ частностяхъ и въ общемъ, -- тогда лишь появятся у насъ истинные государственные люди, которые сумеютъ взвешивать свои слова въ публичныхъ заявленiяхъ, не рискуя срамить Россiю то хлесткими фельетонными выходками во вкусе расхожаго уличнаго патрiотизма, то унизительными извиненiями.
А до техъ поръ -- единственная услуга, какую могутъ оказать отечеству ныне действующiе еще государственные умы самодержавнаго режима, это воздержанiе отъ всякихъ экскурсiй въ область международно-политическаго красноречiя... "Слово -- серебро, молчанiе -- золото"... "Слово не воробей, вылетитъ -- не поймаешь". "Государственный человекъ" не фельетонистъ газетки "Светъ", а "министру великой страны неприлично положенiе оправдывающагося школьника" -- таковы превосходные афоризмы, которые нашимъ "государственнымъ умамъ" следовало бы принять пока (хотя бы "въ виде временной меры") къ руководству и исполненiю на место заезженной формулы о коварной "англичанке". Пусть даже "англичанка" и действительно коварна. Какая страна не стремится нагадить другой при современномъ международномъ положенiи? Вопросъ совсемъ не въ томъ, а въ томъ, чтобы наши "деятели" не гадили собственному отечеству сами своимъ неустаннымъ и безцельнымъ хныканьемъ по поводу "англiйскаго коварства" и своими безтактными вылазками, которыя тотчасъ же приходится брать назадъ и изворачиваться...
1906 г.