Господа дуэлянты (старая орфография)

Въ одномъ современномъ "деле", въ которомъ шла речь о разныхъ "столкновенiяхъ людей" вооруженныхъ съ людьми безоружными, пишущему эти строки пришлось натолкнуться на одно колоритное показанiе. "Онъ повалилъ меня на полъ,-- повествовалъ одинъ злополучный обыватель о стражнике,-- и сталъ кричать товарищу: давай сюда кинжалъ! Я ему покажу запорожскую храбрость!.."

Этотъ небольшой эпизодъ вспоминается мне всякiй разъ, когда я читаю въ газетахъ известiя о вызовахъ на дуэли, столь частыхъ въ последнее время. Много ли нужно, въ самомъ деле, "запорожской храбрости", чтобы ткнуть кинжаломъ безсильнаго и безоружнаго человека? И действительно ли запорожская храбрость состояла въ такого рода действiяхъ?

Вотъ, напримеръ, г. Смирнскiй вызываетъ на дуэль депутата Якубсона, за его речь въ Госуд. Думе, и стремится во что бы то ни стало прострелить, проколоть или изрубить "въ честномъ бою" этого скромнаго депутата первой Думы, заведомо не умеющаго держать въ рукахъ ни сабли, ни пистолета. Депутатъ Якубсонъ взялъ назадъ свои слова, подавшiя поводъ къ шумному выступленiю поручика, и печатно разъяснилъ ихъ въ такомъ смысле, что, казалось, не остается даже тени основанiй для дуэли. Но поручикъ Смирнскiй не принималъ никакихъ резоновъ и рвался въ бой. Газеты оповещали о тактическихъ ходахъ, коими г-нъ Смирнскiй стремился во что бы то ни стало вывести миролюбиваго депутата на "поле чести", а многiе зрители лю5овались этой джигитовкой: г. Смирнскiй получалъ въ печати же коллективныя и индивидуальныя поощренiя, выраженiя адмирацiи и приветствiя. На одно изъ нихъ (присланное въ форме поздравленiя) онъ ответилъ съ величавою скромностью, что поздравленiя будутъ уместны, когда онъ доведетъ свое дело до конца. Иначе сказать, если бы вооруженному человеку удалось, съ надлежащаго разрешенiя, прострелить, проколоть или изрубить человека, не умеющаго владеть никакимъ оружiемь, кроме слова,-- то въ этомъ былъ бы достаточный поводъ для публичныхъ поздравленiй и овацiй! И человекъ, это сделавшiй, попалъ бы въ глазахъ некоторыхъ соотечественниковъ въ герои.

"запорожской храбрости", посылали на Кавказъ, порой рядовыми, где они имели возможность померяться съ равными по храбрости противниками. Этотъ порядокъ, признаюсь, кажется мне лучшимъ, чемъ теперешнее поощренiе дуэлей въ военной среде. Въ самомъ деле: человекъ считаетъ, что честь дороже ему жизни -- своей и чужой. Но передъ рискомъ чужой или своей жизнью -- что значитъ ответственность передъ судомъ, что значитъ личное спокойствiе и карьера? И потому въ цепи нелогичностей, изъ коихъ по самой своей природе состоитъ такъ называемое "дуэльное право",-- было все-таки наименее нелогичнымъ то обстоятельство, что, на пути къ дуэльному барьеру, стоялъ еще барьеръ законной ответственности и риска, хоть до известной стенени сдерживавшiй безцельное бреттерство.

Дуэли все-таки бывали -- порой, конечно, и безсмысленными. Это былъ предразсудокъ общества, но и регулировался онъ самимъ же обществомъ. Теперь дуэль въ известныхъ случаяхъ является чуть не служебной командировкой. И разъ "общество гг. офицеровъ" признаетъ поводъ достаточнымъ, то дуэль часто является своего рода спортомъ: вызывающiй не рискуетъ ничемъ. Служебное положенiе его не пошатнется, пожалуй, даже укрепится... А "скрестить шпагу" или обменяться выстрелами съ штатскимъ человекомъ, заведомо не умеющимъ стать въ дуэльную позу и взять на прицелъ,-- рискъ более, чемъ ничтожный.

Въ прежнее время гораздо легче удовлетворялись извиненiями или разъясненiями... За то въ прежнее время на вызовъ въ роде того, какой былъ посланъ "безъ надлежащаго разрешенiя'' поручику Смирнскому третьимъ лицомъ, лучше Якубсона владеющимъ оружiелъ,-- обыкновенiю отказами не отвечали...

Какъ всякое явленiе, выросшее на исторической бытовой почве, дуэлъ не поддается пересадке на почву оффицiальныхъ уставовъ и начальственныхъ распоряженiй. Пересаженная такимъ образомъ,-- она явно теряетъ свою нелогичную, нерацiональную, но когда-то все-таки живую рыцарскую подвладку и вырождается въ турниръ, заведомо слишкомъ безопасный для одной и слишкомъ опасный для другой стороны.

Прежде, если случалось столкновенiе, "задевающее честь",-- обиженный обращался къ своимъ близкимъ друзьямъ приблизительно съ следующимъ совершенно конфиденцiальнымъ разговоромъ:

шинели. Но дело настолько серьезно, что я ставлю на карту собственную жизнь и жизнь другого...

"Друзья" такъ же серьезно принимались за дело и, прежде всего, вместе съ секундантами противника обсуждали вопросъ о степени неизбежности дуэли и возможностяхъ примиренiя... Если примиренiе не удавалось,-- переходили къ техническимъ вопросамъ, стараясь избегать огласки и вмешательства властей. Вызововъ съ благосклоннаго разрешенiя начальства, при посредстве широкой гласности, люди того времени не знали, а если бы кто-нибудь сказалъ тогдашнимъ дуэлистамъ, что наступитъ время, когда "приличный вызовъ иль картель" будетъ замененъ анонимными объявленiями въ "Новомъ Времени", то, наверное, они заранее изломали бы въ куски свои дуэльныя рапиры {Неизвестный господинъ прислалъ депутату Зурабову анонимный вызовъ. Ответъ предлагалъ послать по почте "предъявителю кредитнаго билета за такимъ-то No"!}.

Теперь все это делается иначе. Въ случае личнаго вызова къ штатскому человеку являются въ одинъ прекрасный день секунданты въ военныхъ мундирахъ и говорятъ (если не буквально, то по смыслу) приблизительно такъ:

-- Милостивый государь. Такъ какъ начальство благосклонно разрешило нашему товарищу, отлично владеющезiу оружiемъ, вызвать васъ на единоборство, то не угодно ли вамъ назначить часъ, когда вы пожалуете къ баръеру, чтобы испытать силу его руки и меткость глаза. Мы, конечно, знаемъ, что вы оружiемъ не владеете вовсе и, кроме того, такъ какъ законъ о дуэляхъ къ вамъ не относится, то вы подвергаетесь законной ответственности. Но успокойтесь: вы почти наверное будете уничтожены нашимъ другомъ, и отвечать вамъ едва ли придется. Впрочемъ, сабли у васъ будутъ одинаковой длины...

охоты.

Съ открытiемъ второй Государствешюй Думы случаи такихъ вызововъ участились, и начальство сочло даже нужнымъ принять соответствующiя меры, чтобы не дать имъ обратиться въ массовое явленiе.

"Какъ намъ сообщаютъ,-- писали недавно въ газетахъ {"Товарищъ", 27 апреля, No 252.},-- начальникамъ дивизiй предписано сделать по ввереннымъ имъ войскамъ особыми приказами напоминанiе чинамъ офицерскаго состава, что вызовы на дуэль, совершенные лично заинтересованнымъ офицеромъ, по какому бы то ни было поводу, безъ предварительнаго обсужденiя возможности поединка въ суде общества офицеровъ, будутъ признаваться деянiями незакономерными, съ ответственностью по общимъ уголовнымъ законамъ. Начальству частей войскъ предписано всеми мерами не допускать нарушенiя высочайше установленныхъ правилъ о поединкахъ среди военнослужащихъ, строго требуя отъ подчиненныхъ, чтобы всякiй разъ, въ необходимомъ случае, они входили съ соответствующими ходатайствами о разрешенiи поединка".

Приказъ, по существу, благонамеренный, направленный отчасти на обузданiе излишней боевой ревности гг. дуэлянтовъ. Въ газетахъ сообщаютъ о десяткахъ вызововъ, которме получили депутаты Церетели и Чурабовъ, и скоро, пожалуй, по поводу каждой речи въ Думе такiе вызовы будутъ сыпаться дождемъ. Однако,-- такъ какъ самая почва, на которой выросло это явленiе, нездорова, то даже и такiе приказы производятъ странное впечатленiе... "Входить всякiй разъ съ ходатайствами о разрешенiи поединка"!.. Но какое же действительно живое чувство оскорбленной чести считается съ приказами и разрешенiями? Чувство чести -- есть чувство по преимуществу индивидуальное, интимно-личное, съ волею начальства сообразоваться неспособное. Самое большее, что оно допускаетъ, это решенiе свободно избранныхъ посредниковъ, считающихся не съ военно-уголовными статьями, а съ исторически складывавшимся совершенно автономнымъ "кодексомъ чести" и его традицiями. Такiе приказы указываютъ лучше всего, что дуэль, какъ историческое явленiе, совершенно выродилась. Теперь, согласно приказу за No такимъ-то, дуэлянты изъ военной среды могутъ или выступать чуть не колоннами по поводу каждаго инцидента и каждой речи въ Таврическомъ дворце, или... такъ же стройно отступать по команде начальства: "отбой!" Но ведь это уже дуэльный парадъ, дуэльные маневры, а не дело личной чести.

Правда, кроме "разрешенiя начальства" требуется еще предварительное разсмотренiе со стороны общества гг. офицеровъ. Но что же представляетъ эта инстанцiя? Во-первыхъ, она совершенно корпоративна и отражаетъ специфическiе взгляды одной только военной среды. Въ прежнiя времена вопросы о томъ, есть ли поводъ для дуэли, решались посредниками, которые свободно избирались сторонами. Это было своего рода предварительное третейское разбирательство, обязанное, "по кодексу и по традицiи", исчерпать все способы примиренiя. Теперь это заменено одностороннимъ решенiемъ корпорацiи, для другой стороны не имеющимъ никакой нравственной обязательности.

"Сегодня,-- читали мы, напримеръ, въ "Русск. Ведомост." {1 мая 1907.},-- слушается дело 9 офицеровъ Нежинскаго полка по 111 ст. 22 книги свода военныхъ постановленiй за напечатанiе въ "Русскомъ Слове" письма поручику Смирнскому, вызвавшему на дуэль депутата первой Думы, Якубсона. Все обвиняемые въ настоящее время уже отчислены отъ Нежинскаго полка и прикомандированы къ рязанскому уездному воинскому начальнику, при чемъ содержанiе ихъ сокращено на половину".

Гг. офицеры Нежинскаго полка, т. е. все "общество офицеровъ" этого полка высказали порицанiе г-ну Смирнскому, находя очевидно, что такiя проявленiя дуэльной ретивости только компрометируютъ военное да и всякое званiе. И не ясно ли, что это заявленiе требовало со стороны заявителей действительнаго мужества, которое трудно усмотреть въ вызове съ разрешенiя начальства безоружнаго человека.

Эти офицеры наказаны еще до суда. Теперь судъ уже состоялся, и офицеры Нежинскаго полка, не согласные съ поручикомъ Смирнскимъ во взглядахъ на честь и достоинство армiи, начиная съ полковника и кончая врачемъ,-- присуждены къ разнымъ степенямъ наказанiй. Судъ, конечно, былъ не гласный, и мы не знаемъ, что говорили на этомъ суде офицеры, позволившiе себе иметь свои собственные взгляды по вопросу о чести армiи и ея защите. Что говорилъ прокуроръ, что говорила защита? Допускаемъ, конечно, что въ этомъ приговоре все формально согласовалось съ военной дисциплиной и съ "высочайше установленными правилами о поединкахъ". Но темъ знаменательнее этотъ приговоръ, въ которомъ взгляды на честь выравниваются въ ранжире дисциплины. Формальная, съ точки зренiя уставовъ, правильность приговора не устранитъ, конечно, внутренняго противоречiя. Поручикъ Смирнскiй понимаетъ известнымъ образомъ честь армiи и способы ея защиты. И онъ демонстрировалъ это свое пониманiе очень шумнымъ образомъ. Офицеры Нежинскаго полка достоинство армiи понимаютъ иначе и считаютъ, что выступленiе поручика Смирнскаго ихъ, какъ офицеровъ, только компрометтируетъ. Если согласиться съ азбучной истиной, что чувство чести есть дело личной автономiи, а не служебныхъ предписанiй, то оба эти взгляда автономны одинаково. Въ прежнiя времена это могло бы повести, быть можетъ, между обеими сторонами къ некоторымъ счетамъ, въ которые начальство если бы сочло возможнымъ вмешаться оффицiально, то разве съ точки зренiя закона, карающаго дуэли вообще. Теперь и это выходитъ по иному. Поручикъ Смирнскiй выступаетъ въ "вопросе чести" со своимъ личнымъ мненiемъ и -- получаетъ одобренiе. Офицеры Нежинскаго полка позволяiотъ себе то же съ несколько иной точки зренiя -- и... прежде всего переводятся на половинное содержанiе! Итакъ, на воззренiяхъ поручика Смирнскаго положенъ начальническiй штемпель... За противуположные взгляды на честь и достоинство люди штрафуются. Еще шагъ по этому пути и интимнейшее чувство, дорогое каждому пониманiе чести превратится въ исполненiе простого начальственнаго предписанiя отъ такого-то числа, за No такимъ-то... 

Дальше въ этомъ направленiи идти уже некуда, и мы перейдемъ отъ военныхъ дуэлей къ дуэлямъ чисто штатскимъ.

11 апреля въ газете "Русь" появилось следующее любопытное письмо {Цит. изъ "Русск. Вед.", 11 апреля 1907, No 33.}:

"Покорнейше прошу васъ не отказать поместить въ уважаемой назете вашей следующее: въ речи, произнесенной въ заседанiи Думы 30-го марта, депутатъ Наливкинъ бросилъ судебному ведомству тяжкое и незаслуженное оскорбленiе, обвиняя его въ продажности. 4-го апреля я предложилъ г. Наливкину заявить въ печати, что оскорблять русскiй судъ онъ не имелъ ни нравственнаго права, ни основанiй. Вместе съ темъ г. Наливкинъ былъ предупрежденъ о последствiяхъ, которыя вызоветъ неисполненiе моего требованiя. По истеченiи указаннаго въ моемъ письме срока секунданты К. И. Савичъ и В. Н. Крестьяновъ передали г. Наливкину мой вызовъ на дуэль. 9-го апреля письмомъ на имя К. И. Савича г. Наливкинъ отказался принять вызовъ, сообщивъ при этомъ, что считаетъ себя ответственнымъ только передъ фракцiей, къ которой принадлежитъ, и что, подобно товарищамъ своимъ, дуэли не признаетъ. Воздерживаясь отъ всякихъ комментарiевъ къ приведеннымъ фактамъ, предаю огласке образъ действiй г. Наливкина, дабы общество само могло оценить его по достоинству".

"Товарищъ прокурора с. -петербургскаго окружнаго суда

Следуя любезному приглашенiю автора письма, попробуемъ "оценить по достоинству" это эффектное событiе, въ кототомъ военные мундиры гг. вызывающихъ заменены мундирами министерства юстицiи. Прежде всего мы должны сказать, что съ принципiальной стороной ответа г. Наливкина мы совершенно несогласны. "Ответственность только передъ фракцiей", о которой приходится слышать во второй или третiй разъ,-- едва ли заменяетъ более широкую и более общую ответственность передъ всей Думой, передъ общественнымъ мненiемъ, передъ здравымъ смысломъ, наконецъ, въ случае надобности, передъ судомъ. "Крайнiе правые" въ Думе тоже ведь фракцiя, но едва ли одобренiе ею, напримеръ, некоторыхъ выходокъ г-на Шульгина или дебошей г-на Пуришкевича можетъ заменить сужденiе более широкихъ и более здравомыслящихъ общественныхъ категорiй... И, во всякомъ случае, оно не имеетъ для третьихъ лицъ нравственной обязательности... Решенiе фракцiи въ вопросахъ, задевающихъ моральные интересы третьихъ лицъ,-- это ведь то же самое, что решенiе офицерскаго суда для невоенныхъ...

Однако, если не ограничиться пределами сужденiя, отводимыми намъ г-нъ Рубаномъ, то возникнетъ вопросъ,-- каково значенiе и того "суда", къ коему взываетъ самъ г-нъ Рубанъ, передъ лицомъ простого и элементарнаго здраваго смысла. Представимъ себе, въ самомъ деле, что призывъ г-на Рубана возымелъ последствiя, и г-нъ Наливкинъ, депутатъ, испыталъ на себе всю силу "запорожской храбрости" г-на Рубана, товарища прокурора. Вотъ онъ лежитъ бездыханенъ на "поле чести" или повергнутъ, въ бинтахъ и повязкахъ, на больничную койку. И третьи лица, не участвующiя въ этомъ гибельномъ столкновенiи, обсуждаютъ вытекающiя изъ него последствiя. Что они могутъ сказать по существу сего спора, т. -е. по вопросу о добродетеляхъ и порокахъ современной Фемиды?

Что же касается до этого последняго, то приходится признать, что въ фехтованiи онъ едва ли искуснее Якубсона.

-- Да,-- ответитъ, пожалуй, другой. -- Однако, вопросъ, изъ-за котораго произошло увечье,-- ни въ какой зависимости отъ "запорожской храбрости" не стоитъ. И для меня теперь, при семъ горестномъ зрелище, онъ остается столь же мало разъясненнымъ, какъ если бы результатъ былъ обратный, т. -е. если бы г. Наливкинъ повергъ храбраго г-на Рубана на больничную койку. Некоторые случаи продажности --

Ну и такъ далее...

Это разсужденiе -- сама логика. Къ этому присоединяются еще следующiя соображенiя. Профессiя поручика Смирнскаго требуетъ искусства въ нанесенiи и отраженiи ударовъ. Значитъ, его победа надъ г. Якубсономъ, безполезная для достоинства армiи,-- явила бы (правда, въ самой слабой степени) его профессiональное искусство и была бы лестна для того военнаго манежа, где онъ обучался! фехтованiю... Въ деле г. Рубана нетъ и этого эфемернаго утешенiя. Профессiя товарища прокурора требуетъ более логики и знанiя законовъ, чемъ искусства въ стрельбе изъ пистолета и фехтованiи. Трудно представить, чтобы г. Рубанъ, даже въ самомъ простомъ деле и даже въ крайней степени обвинительнаго вдохновенiя, решился предложить своему противнику, адвокату, оставить почву логической аргументацiи и вступить съ нимъ въ физическое единоборство въ судебной зале передъ зерцаломъ и передъ "составомъ суда"... "Божiи суды" давно осуждены въ курсахъ уголовнаго права. Почему же, выступая на защиту Фемиды вообще, т. -е. въ вопросе очень сложномъ, г. Рубанъ считаетъ этотъ "способъ полемики убедительнымъ и уместнымъ? Неужели,-- скажетъ въ недоуменiи публика,-- дело бедной клiентки г. Рубана въ этомъ случае такъ уже плохо въ логическомъ отношенiи, что ей остается только положиться на силу мышцъ товарища прокурора такого-то окружнаго суда?..

Въ самые уже последнiе дни г. Гурко, бывшiй товарищъ министра, вызвалъ на дуэль Ф. И. Родичева, депутата. Совершалось это опять таки при благосклонномъ участiи гласности. Г. Гурко обратился къ г. Родичеву и одновременно въ "Новое Время" съ письмомъ следующаго содержанiя:

Федоръ Измайловичъ.

"Вчера въ Государственной Думе вы позволили себе утверждать, что мною совершены такiя деянiя, которыя въ сильнейшей степени затрагиваютъ мою честь. Утвержденiя ваши, какъ явно противоречащiя тому, что установлено судебнымъ следствiемъ по делу, о которомъ вы говорили, и что вамъ, безъ сомненiя, известно, являются вполне сознательной грязной клеветой.

"Если бы вы не принадлежали по рожденiю къ русскому дворянству, то я бы ограничился привлеченiемъ васъ за этотъ гнусный поступокъ къ суду. Но, видя въ васъ русскаго дворянина, я ранее, чемъ прибегнуть къ этому средству, предлагаю вамъ ответить за ваши слова темъ единственнымъ (?!) способомъ, которымъ отвечаютъ въ подобныхъ случаяхъ порядочные люди, а именно, принявъ мой вызовъ (следуетъ указанiе места пребыванiя уполномоченныхъ и времени, въ теченiе коего они будутъ ожидать уполномоченныхъ г. Родичева).

Ответъ Ф. И. Родичева напечатанъ 14 мая въ оффицiальномъ органе партiи народной свободы. Онъ гласитъ:

"М. Г. Владимiръ Іосифовичъ!

"Вы прислали мне вызовъ на дуэль, усмотревъ въ моихъ словахъ, сказанныхъ въ Государственной Думе по поводу вашихъ действiй въ роли товарища министра,-- сознательную грязную клевету и гнусный поступокъ.

"Не касаясь въ настоящую минуту значенiя словъ моихъ и не обсуждая допустимости и вашихъ выраженiй, долженъ заметить вамъ, что вы состоите подъ судомъ за преступленiе, не только караемое закономъ, но и противное правиламъ чести. Пока надъ вами тяготеетъ обвиненiе въ томъ, что вы заведомо сообщали неправду о техъ действiяхъ своихъ, за осужденiе коихъ вы призываете меня къ ответу, до техъ поръ за вами не можетъ быть признано право требовать за такiя сужденiя удовлетворенiя путемъ поединка.

"Поэтому, помимо другихъ соображенiй, я отклоняю вашъ вызовъ.

безсмыслица, дуэль до суда представлялась бы безсмыслицей сугубой даже съ точки зренiя гг. Шатовилляра и Кроарбона, серьезно обсудившихъ въ объемистыхъ трактатахъ la science du point d'honneur... Ведь судъ можетъ еще и расширить пределы разсмотренiя поступковъ г-на Гурко... И вотъ, г. Родичевъ могъ бы понести или нанести увечье, а судъ все-таки нашелъ бы те самыя деянiя, въ которыхъ Родичевъ обвинялъ бывшаго товарища министра.

Да, на месте г. Гурко, я, вместо воинственнаго вызова, написалъ бы г. Родичеву следующее: "Милостивый государь. Въ заседанiи Государственной Думы вы обвинили меня въ деянiяхъ противныхъ чести. Судъ, который меня ожидаетъ,-- слишкомъ исключителенъ, его решенiе, быть можетъ, недостаточно убедительно въ глазахъ общества, а я слишкомъ мало самъ шелъ ему на-встречу. Темъ не менее, я надеюсь, что онъ дастъ мне возможность, при условiи полной гласности, снять съ себя хоть ту часть вины, которая касается не моихъ служебныхъ действiй, а моей личной чести. Во всякомъ случае, если это будетъ недостаточно,-- я приглашу васъ къ обычному суду, разсматривающему деянiя не однихъ бывшихъ министровъ, а и всехъ простыхъ смертныхъ. Тамъ вы будете въ состоянiи представить те дополнительныя обвиненiя, которыя не вошли въ обвинительный актъ по моему делу, но которыя широко распространились, благодаря моимъ "прискорбнымъ ошибкамъ", въ печати и обществе. A я получу возможность ихъ опровергнуть"... Но г. Гурко настаиваетъ на своемъ, и "Новое Время" огласило новое письмо, въ коемъ г. Гурко еще разъ пытается доказать свое право еще до суда чуточку подраться съ дворяниномъ-депутатомъ...

Газеты говорятъ, будто секундантомъ г-на Гурко явится... баронъ Фредериксъ, прiятель и покровитель знаменитаго хлебнаго поставщика Лидваля... Вероятно -- выдумка. А впрочемъ, почему бы барону Фредериксу не считать себя тоже "до суда" вполне правомочнымъ арбитромъ въ "делахъ чести"... 

"Общество офицеровъ 132-го пехотнаго Бендерскаго полка, въ собранiи 15 апреля 1907 г., разсмотревъ заявленiе члена Государственной Думы г. Церетели, въ заседанiи последней 2 апреля 1907 года о незаконныхъ действiяхъ отряда, подъ начальствомъ подполковника Приходько въ селенiи Ланчхуты, выслушавъ объясненiе означеннаго штабъ-офицера, постановило: ходатайствовать отъ имени общества офицеровъ, черезъ командира полка, о действiяхъ карательнаго отряда въ селенiи Ланчхуты, дабы дать возможность обществу офицеровъ привлечь члена Государственной Думы г. Церетели къ ответственности за клевету" {Цитируемъ изъ "Слова", отъ 18 мая, No 151.}.

Членъ Думы Церетели, какъ известно, развернулъ передъ Думой такую картину действiй "карательнаго отряда подъ начальствомъ капитана Приходько", и эту картину подтверждали съ такими подробностями многiя газеты, что действительно, люди, носящiе военный мувдиръ, не могли, при правильномъ взгляде на истинное достоинство своей корпорацiи, не почувствовать себя глубоко оскорбленными...

"Стролтйшее разследованiе", а затемъ обращенiе къ суду, на которомъ г. Церетели получилъ бы возможность представить съ своей стороны доказательства правильности своего сообщенiя, или полковникъ Приходько ихъ опровергнуть,-- это именно тотъ путь, которымъ всего лучше и полнее возстановляется всякая честь. Если г. Церетели правъ,-- общество офицеровъ избавится отъ г-на Приходько. Если не правъ,-- то судъ возстановитъ репутацiю "этого штабъ-офицера" лучше, чемъ всякая "запорожская храбрость".

1907 г.