ІI.
"Тень Сморгунера".
(Къ деламъ ген. Ковалева и Е. Голицынскаго).
Читателямъ "Р. Бог." памятно еще, вероятно, громкое дело казачьяго полковника Сташевскаго, застрелившаго изъ револьвера беззащитнаго редактора газеты "Русскiй Туркестанъ", Сморгунера. Въ свое время въ нашемъ журнале были напечатаны подробности этого возмутительнаго убiйства. Полковникъ Сташевскiй былъ судимъ и понесъ наказанiе. Не касаясь размеровъ этой кары и вопроса объ ея соответствiи съ преступленiемъ военнаго, напавшаго съ оружiемъ въ рукахъ на мирнаго гражданина,-- мы должны сказать, что, повидимому, уголокъ россiйской имперiи за Каспiемъ особенно изобилуетъ "героями въ мирное время", для которыхъ личность и даже жизнь ихъ мирныхъ согражданъ представляется чемъ-то совершенно ничтожнымъ и ни въ какой мере не ограждаемымъ существующими законами. Такъ, по крайвей мере, заставляютъ думать новыя дела, громкiе отголоски которыхъ вновь доносятся до насъ изъ-за Каспiя...
Въ марте настоящаго года все газеты облетело известiо о томъ, что "одинъ изъ врачей, въ одномъ изъ городовъ подвергся тяжкому насилiю со стороны одного "... Известiе было перепечатано во всехъ русскихъ, столичныхъ и провинцiальныхъ газетахъ, и общественное мненiе чутко насторожилось. "Мы ждемъ, что судъ прольетъ светъ на это мрачное дело" -- писали въ "Русскихъ Ведомостяхъ", и другiе органы печати выражали надежду, что уже прошли времена, когда насилiя, совершаемыя "лицами, занимающими видное положенiе", проходили безнаказанно, и дела объ нихъ "заминались". Еще черезъ некоторое время таинственность, окружаввiая это происшествiе, постепенно разсеялась, и имена участниковъ стали достоянiемъ гласности, какъ и подробности факта. Главнымъ его героемъ оказался генералъ Ковалевъ, бывшiй тогда начальникомъ Закаспiйской казачьей бригады. У этого генерала явились какiе-то счеты съ старшимъ врачемъ Средне-Азiатской дороги, г. Забусовымъ. Что это были за счеты и въ чемъ они заключались,-- совершенно неизвестно; дело, очевидно, партикулярное. Фактъ состоитъ въ томъ, что 14 марта настолщаго года генералъ Ковалевъ пригласилъ къ себе г-на Забусова, какъ врача къ больному, приказавъ предварительно казенной прислуге (т. е. денщикамъ) нарезать розогъ и позвать четырехъ военныхъ писарей, т. е. нижнихъ чиновъ, состоящихъ на службе подъ его начальствомъ. Не подозревая предательства, докторъ, позванный къ больному, явился въ квартиру генерала. Г. Ковалевъ предложилъ ему угощенiе, а затемъ, по данному знаку, вошли 7 казаковъ... Такимъ образомъ противъ одного врача, предательски вызваннаго для исполненiя обязанностей его профессiи и, конечно, безоружнаго, въ квартире позвавшаго его притворно-больного оказался целый отрядъ казаковъ. По приказанiю генерала Ковалева, принявшаго команду надъ отрядомъ, "казаки растянули доктора,-- такъ лаконически говорится въ обвинительномъ акте,-- и подвергли его жестокому истязанiю розгами"...
Повидимому, генералъ, устроившiй эту засаду, разсчитывалъ на то, что подвергшiйся насилiю г. Забусовъ изъ чувства стыда умолчитъ объ этомъ происшествiи... Тогда, конечно, въ "обществе" начались бы перешептыванiе и те подлые, злорадные толки, которые всегда къ услугамъ торжествующаго насилiя. Но г. Забусовъ обманулъ ожиданiя генерала Ковалева. Онъ решилъ, что невозможность защититься отъ нападенiя одмому противъ семи не составляетъ позора и что, наоборотъ, позоръ на стороне устроившихъ засаду. И поэтому докторъ Забусовъ огласилъ фактъ и призвалъ генерала Ковалева на судъ оффицiальный и на судъ общественнаго мненiя.
Общественное мненiе высказалось вполне определенно. "Многоуважаемый товарищъ, Николай Петровичъ,-- говоритъ, напримеръ, одинъ изъ адресовъ, посланныхъ пострадавшему:-- Общество русскихъ врачей въ Петербурге, ознакомившись въ заседанiи своемъ 13 мая съ исторiей возмутительнаго оскорбленiя и предательскаго насилiя, которому вы подверглись со стороны генерала Ковалева при исполненiи вами врачебнаго долга, преисполненное чувствомъ глубокаго негодованiя, постановило выразить вамъ, почтенный товарищъ, свое искреннее и горячее сочувствiе" {Подписали: председатель, академикъ X. Поповъ, тов. предс. проф. И. Паввовъ, секрет. прив. -доцентъ Ф. Чистовичъ.}. Въ томъ же тоне глубокаго негодованiя составлены были другiе адресы и статьи газетъ, единодушно откликнувшихся на дикiй поступокъ закаспiйскаго генерала.
"Ковалевъ, признавая себя виновнымъ въ превышенiи власти, отрицалъ желанiе подвергнуть Забусова физическому истязанiю, оправдывался невменяемостью (!?) въ моментъ совершенiя преступленiя, о мотивахъ коего умолчалъ, и отказался отъ вызова свидетелей" {"Русскiя Вед.", 11 ноября, No 314.}. После четырехчасоваго совещанiя судъ, признавъ ген. Ковалева виновнымъ въ превышенiи власти и истязанiи, постановилъ (за примененiемъ манифеста) исключить его со службы безъ лишенiя чиновъ. Какъ на интересную черту этого процесса, "Нов. Время" указываетъ на оглашенныя въ суде "телеграммы генераловъ Куропаткина и Субботича, давшихъ подсудимому прекрасную аттестацiю", и особенно на телеграмму генерала Уссаковскаго (начальника Закаспiйской области), который "проситъ принить участiе и облегчить судьбу подсудимаго". Газета не безъ основанiя видитъ въ этомъ последнемъ обращенiи "противозаконное давленiе на судъ" {Заметку "Нов. Вр." цитируемъ по "Нижег. Листку", No 313.}.
воздержался, ссылаясь только на свою "невменяемость", которая, однако, не помешала ему отдать храброму отряду все распоряженiя, точно передъ боемъ. Въ одномъ изъ первоначальныхъ газетныхъ известiй указывалось на "романическую подкладку" происшествiя. Генералъ Ковалевъ отомстилъ будто бы своему счастливому сопернику. Но никакихъ подтвержденiй этого объясненiя разбирательство дела не представило. Съ другой стороны, г. А. Ст -- нъ, фельетонистъ "Новаго Времени", счелъ возможнымъ огласить часть письма, полученнаго имъ отъ какого-то изъ своихъ корреспондентовъ "въ связи съ деломъ Ковалева". "Имейте мужество,-- пишетъ этотъ неизвестный,-- ответить печатно: 1) какъ бы вы поступили не на окраине (повидимому, на окраине корреспондентъ допускаетъ другiе законы поведенiя), а въ центре столицы, если бы на вашихъ глазахъ хулиганъ оскорбилъ вашу родную мать, дочь или жену? 2) какой бы-вы заплатили гонораръ врачу, который повелъ бы леченiе вашей матери, жены или дочери "на зоологической подкладке?" {"Новое Вр.", 14 ноября, No 10312}.
Нужно сознаться, что г. Ст -- ну пишутъ иной разъ странныя письма и, быть можетъ, еще более странно печатать ихъ "въ связи съ деломъ Ковалева", когда самъ г. Ст -- нъ удостоверяетъ тутъ же, что никакого отношенiя къ делу Ковалева вопросы корреспондента не имеютъ, "потому что, сколько известно, въ этомъ деле не замешаны родственники". Какъ бы то ни было, противъ одного бездоказательнаго намека не въ пользу генерала Ковалева выдвигается другой, не менее бездоказательный, противъ потерпевшаго. И разумеется, нетъ ни малейшихъ основанiй отдавать предпочтенiе второй инсинуацiи только потому, что ея объектъ является потерпевшимъ отъ трудно объяснимаго насилiя. Если бы вопросы, оглашенные г-мъ А. Ст -- мъ, были обращены ко мне, я ответилъ бы, что не знаю еще, какъ бы я поступилъ въ перечисленныхъ случаяхъ. Но знаю твердо, что, во-первыхъ, не заманивалъ бы врача въ ловушку, прикинувшись больнымъ, потому что роль всякаго врача, призываемаго къ больному, должна служить ему полной гарантiей; во-вторыхъ, не позорилъ бы полка, въ которомъ бы служилъ, приказанiемъ его солдатамъ играть роль безсмысленныхъ палачей надъ безоружнымъ человекомъ.
"корпорацiю" русскихъ врачей, которая стоитъ выше мундирныхъ представленiй о чести. Онъ оскорбилъ все русское общество, которое не можетъ безъ тревоги видеть, какъ легко состоящiе на службе солдаты исполняютъ приказы даже "невменяемыхъ" начальниковъ по отношенiю къ безоружнымъ обывателямъ...
Въ техъ же Закаспiйскихъ странахъ прiобрелъ въ последнiе дни знаменитость и г. Е. Б. Голицынскiй. Г-нъ Е. В. Голицынскiй не совсемъ военный, а только "почти военный человекъ" (гражданскiй чиновникъ военнаго ведомства). Онъ не Сташевскiй и не генералъ Ковалевъ, а нечто въ роде маленькой каррикатуры на обоихъ. Его оружiе -- не револьверъ, а перо, и не насилiе, а только прославленiе насилiя и угроза... И намъ кажется, что зрелище, представляемое г-мъ Голицынскимъ, довольно поучительно и, пожалуй, можетъ иметь до известной степени "отрезвляющее влiянiе"...
Господинъ Голицынскiй поэтъ, повидимому, довольно плохой. Онъ прислалъ свои стихотворенiя въ редакцiю газеты "Самаркандъ", которая признала ихъ для печати негодными. Спустя короткое время после этого приговора, въ редакцiю поступило анониiмное произведенiе, написанное темъ же почеркомъ и теми же чернилами, въ которомъ содержался рядъ оскорбительныхъ выраженiй, заканчивавшихся недвусмысленной угрозой: "Мы русскiе,-- писалъ анонимный авторъ,-- умеемъ вызывать тени Сморгунеровъ, ". Въ дальнейшемъ этотъ храбрый "русскiй человекъ", считающiй аттрибутами патрiотизма "нагайку и что-нибудь еще посильнее",-- сетуетъ на подборъ перепечатокъ, "которыя разстраиваютъ ему нервы, какъ русскому человеку и воину", такъ какъ "подбираются въ угоду армяно-жидовскимъ симпатiямъ продажными русскими людьми" {"Спб. Вед." 16 окт., No 284.}.
При этомъ г. Голицынскiй подалъ заявленiе, въ которомь доказывалъ свою неподсудность мировому судье, въ качестве "гражданскаго чина военнаго ведомства". Явившись въ камеру во время самого разбирательства и узнавъ, что судъя призналъ отводъ неосновательнымъ, г. Голицынскiй тотчасъ удалился со словами: "Пусть ихъ разбираетъ. Мне все равно". , После речей обвинителей (издателя Болотина и заведывающаго редакцiей Морозова), выяснявшихъ тяжелое положенiе провинцiальной печати, мировой судья призналъ Голицынскаго виновнымъ въ оскорбленiи и угрозе и приговорилъ къ 10 днямъ ареста. Въ угрозе убiйствомъ воинственный поэтъ признанъ оправданнымъ.
Решенiе намъ кажется совершенно правильнымъ. Угрозы человека, который посылаетъ ихъ, прикрывшись анонимомъ, конечно, только комичны. Но есть въ этомъ маленькомъ эпизоде и очень серьезныя стороны...
Это, во-первыхъ, самое содержанiе анонимнаго письма, съ его якобы патрiотическими фiоритурами, которыя, въ другой форме, не разъ тяжело отзывались на провинцiальной печати. Во-вторыхъ, это великолепное пренебреженiе "гражданскаго чина военнаго ведомства" къ суду, не облаченному въ военные мундиры. И въ-третьихъ, это тень Сморгунера, которую съ такимъ кощунственнымъ легкомыслiемъ вызываетъ этотъ "русскiй человекъ и воинъ". Очевидно, поступокъ полковника Сташевскаго имеетъ въ известной среде своихъ идеологовъ... Но намъ, людямъ въ черныхъ сюртукахъ, которыхъ оружiе только мысль, слово, перо,-- нетъ надобности напоминать о скорбной тени Сморгунера... Она укоризненно стоитъ и передъ нами, и передъ русскимъ обществомъ, и будетъ стоять до техъ поръ, пока будутъ гг. Сташевскiе, генералы Ковалевы, Е. В. Голицынскiе... Къ сожаленiю, этотъ перечень можно бы продолжить еще многими именами, прiобревшими печальную известность на той же мало почетной арене.