V.
Еще о деле генерала Ковалева.
Въ ноябрьской книжке "Р. Б." мы говорили уже о деле генерала Ковалева, заманившаго врача (подъ предлогомъ болезни) къ себе на квартиру и здесь подвергшаго его сеченiю при помощи семи казаковъ. Мы уноминали также о томъ, что начальство генерала Ковалева (генералъ Куропаткинъ и генералъ Уссаковскiй) дали ему наилучшiя рекомендацiи, а последнiй присоединилъ къ этому ходатайство о смягченiи участи подсудимаго. "Новое Время", въ заметкахъ г-на Ст -- на, а также и другiе органы печати увидели въ этомъ "противозаконное давленiе на судъ". Г. А. Ст -- нъ, кроме того, далъ легкую характеристику края, въ которомъ произошло событiе. Воспоминанiя г-на А. Ст -- на объ этомъ крае имеютъ, по его словамъ, чисто кошмарный характеръ.
Теперь генералъ Уссаковскiй прислалъ въ "Новое Время" длинное письмо, въ которомъ возражаетъ по пунктамъ на заметки г-на А. Ст -- на. Вторая часть этого письма касается "кошмарности" впечатленiй. Какъ начальникъ края, генералъ Уссаковскiй считаетъ себя обязаннымъ заступиться за "природу и жизнь" вверенной ему области и рекомендуетъ г-ну А. Ст -- ну познакомиться съ содержанiемъ издающихся въ Асхабаде газетъ ("Закаспiйское Обозренiе" и "Асхабадъ").
"жизнью края", такъ какъ известно, что, по разнымъ причинамъ, съ некоторыми сторонами местной жизни гораздо удобнее иногда знакомиться по газетамъ, более свободнымъ отъ "местныхъ воздействiй"... Г. Ст -- нъ могъ бы, въ благодарность за советъ,-- отплатить такимъ же советомъ генералу Уссаковскому: почерпать сведенiя о некоторыхъ сторонахъ местной жизни изъ газетъ, издающихся вне подведомственной ему области. Во всякомъ случае, однако, споръ решается уже наличностью и условiями "дела генерала Ковалева". Какъ для кого, а для людей, не имеющихъ чести носить военный мундиръ,-- достаточно и одного этого факта: одинъ изъ "высокопоставленныхъ" военныхъ, имеющiй, по свидельству своего начальства, наилучшую репутацiю, по неизвестнымъ побужденiямъ заманиваетъ врача въ свою квартиру и употребляетъ казаковъ своего полка въ качестве палачей надъ беззащитнымъ человекомъ...
Невольно при этомъ приходитъ въ голову: если такъ могутъ поступать наилучшiе, то чего же можно ожидать въ этомъ удивительмомъ крае отъ среднихъ и худшихъ? Мы можемъ, конечно, согласиться съ генераломъ Уссаковскимъ, что въ природе Закаспiйской области "есть и чудные уголки"... Но, по вопросу о томъ, что въ этихъ чудныхъ уголкахъ происходитъ,-- мы склонны скорее принять мненiе г-на А. Ст -- на, которому вспоминаются разные "кошмары".
Генералъ Уссаковскiй касается затемъ вопроса о "противозаконномъ давленiи на судъ", котораго онъ въ своемъ поступке решительно не усматриваетъ. Мы недостаточно знакомы съ процедурой и обычаями суда военнаго, несомненно отличающагося многими особенностями отъ обычнаго представленiя о суде и гарантiяхъ "обеихъ сторонъ" въ процессе; Но мы съ трудомъ представляемъ себе судъ "гражданскiй", на которомъ председатель огласилъ бы, напримеръ, "ходатайство" какого-нибудь высокопоставленнаго лица о смягченiи участи подсудимаго чиновника...
"По какому праву,-- спрашиваетъ далее генералъ Уссаковскiй,-- авторъ "заметокъ" въ своей защите независимости суда идетъ далее самого суда". На этотъ вопросъ ответить очень не трудно: по праву писателя и гражданина, по праву члена общества... А судъ, всякiй судъ, есть явленiе общественное, и его зависимостью или независимостью въ праве интересоваться нстолько данный составъ самого суда, но и все граждане тосударства. Въ самые даже тяжелые для печати перiоды русской жизни за ней признавалось право обсуждать эти вопросы... Ведь если бы аргументацiя генерала Уссаковскаго была правильна, то, даже относительно дореформеннаго суда, даже русскому писателю Гоголю можно было предложить тотъ же вопросъ: съ какой стати онъ заботится о достоинстве суда больше, чемъ, напр., поветовый судья гор. Миргорода?.. Итакъ, и по этому вопросу не мы одни, но, полагаю, и все русскiе писатели, даже те, кто, подобно г-ну А. Ст -- ну, "очень чтятъ военныхъ",-- не могутъ стать на точку зренiя ген. Уссаковскаго.
Къ сожаленiю, мы должны пойти еще несколько дальше этой общей постановки вопроса, такъ какъ то, что сообщаютъ газеты объ условiяхъ именно суда, вызываетъ самыя тревожныя недоуменiя. Такъ въ газете "Русь" (отъ 25 ноября, No 345) одинъ асхабадецъ, "занимающiй положенiе, которое вызываетъ на полное доверiе", сообщаетъ очень интересныя и серьезныя указанiя условiй и обстоятельствъ, при которыхъ прошелъ процессъ Ковалева, "бывшаго командира Закаспiйской казачьей бригады и заместителя начальника области". По словамъ этого асхабадца, опирающагося на приговоръ суда, помещенный въ оффицiальной газете "Кавказъ" отъ 9 ноября -- разборъ этого дела представляетъ небывалыя особенности:
Во 1-хъ, дело слушалось въ Тифлисе, хотя преступленiе совершено въ Асхабаде, где находится и потерпевшiй, и свидетели.
Во 2-хъ, не только не были вызваны въ заседанiе суда потерпевшiй, свидетели и заявившiй для участiя въ деле гражданскiй искъ, но никого не сочли даже нужпымъ уведомить
животу и паховой области) -- наличность истязанiя была судомъ отвергнута.
"Приговоръ, постановленный съ такими особыми условiями, являющiйся приговоромъ вновь, особо ad hoc введеннаго келейнаго судилища, достоинъ стать достоянiемъ общества",-- замечаетъ г. асхабадецъ {"Русь", No 345.}.
" (хотелось бы, по крайней мере, такъ думать) оффицiальное разъясненiе тревожныхъ вопросовъ, поставленныхъ "заслуживающимъ доверiя" асхабадцемъ въ распространенной русской газете. А пока, полагаемъ, читатель согласится, что передъ мотивами, выдвигаемыми этимъ деломъ и его обстановкой, совершенно уже бледнеетъ волросъ объ его "подкладке"... Подкладка эта -- есть вопросъ индивидуальной оценки личностей и ихъ досудебныхъ отношенiй. А гарантiи сторонъ на суде и огражденiе судомъ личнаго достоинства и неприкосновенности русскихъ гражданъ, носящихъ и не носящихъ мундиры,-- есть насущный, близкiй, неотложный интересъ всего русскаго общества.
P. S. Наша заметка была уже набрана, когда въ газетахъ появилось письмо потерпевшаго г-на Забусова. Приводимъ его целикомъ и думаемъ, что это долженъ сделать каждый органъ печати, которому дороги правда, человеческое достоинство и правосудiе.
Вотъ это письмо {См. "Новое Время", 8 дек. 1904, No 10336.}:
"До сихъ поръ я не могъ писать ничего, такъ какъ надеялся, что судъ такъ или иначе выяснитъ обстоятельства и причины зверскаго насилiя, производеннаго надо мной генераломъ Ковалевымъ. Въ то же время я былъ такъ глубоко потрясенъ происшедшимъ, что всякое воспоминанiе о нелепой и безцельной гнусности приводило меня въ болезненное состоянiе. Энергiя пала, духъ сломленъ. Но теперь мне хочется не только писать, но кричать на площадяхъ и улицахъ,чтобы найти себе хоть тень защиты у общества. Какъ можно сделать насилiе надъ личностью и остаться весьма мало наказаннымъ -- показываетъ гнуснейшее въ летописяхъ Россiи "дело генерала Ковалева". Вотъ оно въ чемъ. "Въ марте 1904 года, въ городе Асхабаде, вечеромъ, по телефону, я былъ приглашенъ къ тяжело заболевшему Ковалеву; приглашенiе было весьма настойчивое и повторено дважды. Я тотчасъ же бросилъ свои дела и поехалъ черезъ 2--3 минуты, какъ только могъ найти извозчика. Ковалева я зналъ очень мало, не больше, чемъ обыкновенное шапочное знакомство, никогда его не лечилъ и тутъ естественно подумалъ, что съ нимъ случилось что-то экстренное, такъ какъ я по спецiальности хирургъ. Голосъ изъ телефона уверялъ меня, что генералъ очень боленъ.
"Прiехавъ быстро къ нему на квартиру, я тотчасъ спросилъ, что у него болитъ; онъ ответилъ, что еще успеется объ этомъ поговорить. Въ это время у него сиделъ какой-то неизвестный мне молодой человекъ, какъ выяснилось потомъ, служащiй въ службе сборовъ Средне-Азiатской железной дороги, Самохненко. Ковалевъ приказалъ подать стулъ, предложилъ садиться, предлагалъ сигары и вино.
"Все время я сиделъ спиной къ соседней комнате и мелькомъ заметилъ тамъ несколько человекъ нижнихъ чиновъ-казаковъ, которыхъ принялъ за песенниковъ.
"Ковалевъ о своей болезни ничего не говорилъ, но настойчиво предложилъ вина. Я отказывался, говоря, что не пью. -- "Отчего?" -- Потому что отъ вина у меня делается сердцебiенiе,-- ответилъ я. -- "Это не отъ вина, а отъ того, что вы любите не того, кого следуетъ""Ваше здоровье",-- говоритъ Ковалевъ, чокаясь со мной стаканомъ; такъ же поступилъ и его собеседникъ. Не успелъ я поставить стаканъ на столъ, какъ сзади былъ неожиданно схваченъ несколькими людьми, грубо раздетъ и началось безпощадное истязанiе. "Бей его, мерзавца". Зверское истязанiе продолжалось и по животу: я тутъ уже понялъ, что меня хотятъ убить. Я былъ лишенъ малейшей возможности къ какой бы то ни было самозащите и, какъ врачъ, понималъ ясно, къ чему могутъ повести удары по животу. Далее я былъ одетъ и выведенъ подъ руки на извозчика. Какого-либо протеста со стороны присутствующаго г. Самохненки не было.
,"Въ эту же ночь все дело мною было обнародовано и даны оффицiальныя сообщенiя. Это все произошло 14 марта. Глубоко потрясенный, я напрасно искалъ и ищу до этой минуты какого-либо объясненiя всего происшедшаго. Но вотъ что изъ этого произошло. Насилiю я подвергся 14 марта, дело разбиралось будто, бы въ Тифлисе въ начале ноября. Такимъ образомъ, преступное деянiе Ковалева подпало подъ силу высочайшаго манифеста. Далее, ни я, какъ пострадавшiй, ни мой поверенный, юрисконсультъ Средне-Азiатской жел. дор. А. А. Хонинъ, не получали ни повестки, ни вообще какого-либо уведомленiя отъ суда, и потому на суде были лишены возможности быть ("пострадавшiй не явился", какъ сказано было въ суде). Что было вообще на суде -- намъ неизвестно по темъ же причинамъ. Ковалевъ, будто бы, не былъ признанъ виновнымъ въ истязанiи, но я, какъ врачъ, протестую противъ этого и настаиваю, что здесь именно было преднамеренное истязанiе. Ковалевъ судился и былъ осужденъ, будто бы, только за превышенiе власти, но моя личность гражданина оставлена безъ вниманiя. Но ведь я не военный, и мне нетъ дела до дисциплинарныхъ отношенiй Ковалева къ его подчиненнымъ. Съ ужасомъ прочиталъ я въ No 10333 "Новаго Времени" письмо генерала Уссаковскаго, который смело возводитъ на мою честь самое тяжелое обвиненiе; тяжело оно главнымъ образомъ потому, что тайное. Генералъ Уссаковскiй, прося не залезать въ его душу, настолько признаетъ душу у мени, что вотъ что говоритъ:
"Иной вопросъ, почему я считалъ себя обязаннымъ ходатайствовать за генерала Ковалева: это, конечно, дело моей совести, и надеюсь, авторъ "Заметокъ" не станетъ забираться ко мне въ душу, но могу указать одно: я знаю генерала Ковалева и, что главное, знаю совершенно точно подкладку дела, которую авторъ только угадываетъ и, конечно, неудачно. Бываетъ такъ въ жизни, что расправа зверская, а побужденiя къ ней самыя благородныя; последнее, разумеется, не можетъ оправдать расправы, но до некоторой степени ее извиняетъ".
"Итакъ, Ковалевъ, въ лице своего защитника генерала Уссаковскаго, находитъ извиненiе: очевидно, что обвиняюсь я, врачъ Н. П. Забусовъ, въ совершенiи чего-то столь гнуснаго, столь постыднаго, что даже подлейшее насилiе изъ-за угла является мною лышь только заслуженнымъ, потому что "побужденiя къ нему самыя благородныя", и съ точки зренiя генерала Уссаковскаго можетъ быть извиняемо. Генералъ Уссаковскiй отрицаетъ, что своимъ ходатайствомъ на суде за Ковалева онъ произвелъ давленiе на судъ; можетъ быть, это такъ, я не юристъ, но давленiе на общественное мненiе онъ своимъ письмомъ въ No 10333 отъ 5 декабря пытается сделать, и давленiе опять-таки въ пользу Ковалева. Генералъ Уссаковскiй ясно намекаетъ, что за мной имеется величайшая гадость и что наказанiе я заслужилъ (благородныя нобужденiя). Я безсиленъ опровергнуть эту вопiющую неправду, если мне не будетъ дана возможность давать объясненiя въ гражданскомъ суде, если не будутъ допрошены некоторыя личности, если не будетъ выяснена роль г. Самохненки во всемъ этомъ постыдномъ деле и если обвиненiе въ какой-то сделанной гнусности, которое высказывается теперь тайно, не будетъ высказано публично. Всего этого я былъ лишенъ до сихъ поръ и по желанiю кого-то превратился изъ потерпевшаго въ обвиняемаго во вкусе метаморфозъ Овидiя. Я заявляю въ окончательной форме вотъ что. Съ Ковалевымъ я имелъ только самое мимолетное шапочное знакомство, не сталкивался съ нимъ ни на почве служебныхъ, ни на почве частныхъ отношенiй даже самымъ малейшимъ образомъ; ни въ одной общечеловеческой слабости никогда въ жизни не имелъ съ нимъ ни малейшаго соприкосновенiя, никогда о Ковалеве не говорилъ ни хорошаго, ни дурного, такъ какъ имъ совершенно не интересовался. Со всеми знакомыми Ковалева былъ почти незнакомъ, исключая шапочнаго знакомства; Ковалева никогда не лечилъ,-- словомъ, къ Ковалеву я имелъ вообще такое же отношенiе, какъ и къ каждому жителю Марса. Я такъ усталъ душевно отъ безпощадной травли, что у меня едва хватаетъ силы жить. За что же это? Во имя какого принципа?
"Неужели 63-летнiй старецъ Ковалевъ продолжаетъ думать, что онъ сделалъ хорошее и достойное дело, неужели его поддерживаютъ только потому, что этого требуетъ солидарностъ касты?
"Неужели мой голосъ останется голосомъ вопiющаго въ пустыне, и никто не придетъ на помощь невинно погибающему нравственно человеку?
"Я могу только сказать, что деятельность врачебная требуетъ отъ врача, чтобы онъ былъ и честнымъ человекомъ; какъ только этого нетъ, онъ не можетъ быть врачомъ, сама корпорацiя должна его изгнать изъ своей среды. Такъ и я долженъ быть отвергнуть врачебной корпорацiей, какъ недостойный ея членъ, какъ позорящiй ее. А это должно быть, если верить генералу Уссаковскому.
"Итакъ, вотъ моя ставка на общественномъ суде; но что поставятъ въ ответъ на это Ковалевъ и другiе? По адресу г. А. Ст -- на скажу, что мне удивительно, почему для него и для всехъ безпристрастныхъ людей особенно ценно авторитетное (?) свидетельство начальника области, что у подсудимаго были обстоятельства, извиняющiя его поступокъ. Нетъ, г. А. Ст -- нъ, не авторитетно это свидетельство, а въ особенности для всехъ безпристрастныхъ людей, потому что это обвиненiе, а для безпристрастiя "audiatur et altera pars", если ужъ меня ставятъ въ роль обвиняемаго. отражаютъ местную жизнь газеты "Асхабадъ" и "Закаспiйское Обозренiе", ясно изъ того, что (?!) ни въ одной изъ этихъ газетъ не появилось ни слова о насилiи надо мной. Можетъ быть, это и достаточно, но для кого?
"Старшiй врачъ Ср. -Аз. ж. д. Н. Забусовъ".
1904 г.