I.
Два убiйства.
Намъ приходится отметить два печальныхъ случая, жертвами которыхъ сделались почти одновременно два провинцiальныхъ писателя.
Въ истекшемъ месяце, въ болгарскомъ поселке Катаржине (Херс. губ.) убитъ сотрудникъ одесскихъ газетъ г. Сосновскiй. Онъ работалъ въ "Новоросс. Телеграфе" и, какъ сообщаютъ газеты, въ ряде статей уличалъ местныхъ переселенцевъ-болгаръ въ недостатке русскаго патрiотизма и въ сепаратистскихъ стремленiяхъ, выражавшихся, между прочимъ, въ томъ, что болгаре женятся только на болгаркахъ, избегая браковъ съ русскими и т. д. "Къ несчастiю,-- говоритъ одна изъ газетъ,-- съ появленiемъ этихъ статей совпали некоторыя репрессiи по отношенiю къ жителямъ села, и они приписали это влiянiю корреспонденцiй Сосновскаго". Повидимому, изъ своей родины катаржинскiе болгаре вынесли чисто турецкiе нравы, которые еще не успели исчезнуть на новомъ месте. Корреспондентъ найденъ убитымъ въ своей квартире. Впрочемъ, следствiе откроетъ виновныхъ въ этомъ дикомъ зверстве, и во всякомъ случае огульныя обвиненiя по адресу катаржинскихъ жителей вообще пока преждевременны.
Къ сожаленiю, никакимъ сомненiямъ и смягченiямъ не подлежитъ другое событiе такого же рода. Уже и теперь оно освещено многочисленными корреспонденцiями столичныхъ и провинцiальныхъ газетъ съ самой трагической полнотой и ясностiю. Дело состоитъ въ следующемъ.
бывшiй чинонникъ, а въ данное время служащiй въ частномъ обществе транспортированiя кладей. Г. Джорджикiа, по отзывамъ знавшихъ его, былъ человекъ порядочный, скромный и уживчивый. Къ сожаленiю, жильцамъ пришлось вскоре стать свидетелями такихъ проявленiй "домашней жизни" въ семье сотника Колокольцова, которыя не могутъ оставить равнодушнымъ самаго черстваго человека. По словамъ обвинительнаго акта, составленнаго впоследствiи противъ Джорджикiа,-- сотникъ Колокольцовъ... "пьянствовалъ, унижалъ жену, бранилъ ее площадной бранью, не стесняясь ни родныхъ, ни знакомыхъ, и билъ ее" ("по большей части по голове" -- прибавляетъ оффицiальный документъ для точности). Джорджикiа старался удержать Колокольцова и имелъ на него некоторое влiянiе,-- Колокольцовъ иногда его слушался, порой обнималъ, но возмутительныя безобразiя продолжались. После встречи новаго года сотникъ Колокольцовъ, вернувшись домой пьяный, сталъ опять истязать жену, сжегъ на террасе ея платье, стрелялъ въ комнатахъ изъ револьвера, "подносилъ спичку къ голове жены" и жегъ волосы. Джорджикiа отнялъ у него револьверъ, которымъ, между прочимъ, истязатель (повидимому душевнобольной) грозилъ застрелиться. Нужно заметить при этомъ, что у Джорджикiа была невеста, и о какихъ бы то ни было романическихъ отношенiяхъ между нимъ и г-жей Колокольцовой не могло быть и речи. 2-го января эти безобразныя сцены продолжались, и несчастная жертва вынуждена была сначала скрыться въ комнату сотника Мальханова, а затемъ, съ двумя детьми -- въ гостиницу Александрова. Джорджикiа же кинулся къ товарищамъ и начальству Колокольцова, прося принять какiя-нибудь меры... Командиръ, полковникъ Бояльскiй, послалъ къ Колокольцову адьютанта Сычева. Последнiй сообщилъ Джорджикiа, что Колокольцовъ "далъ ему слово" больше не безобразничать. Понятно, что слово изступленнаго и совершенно невменяемаго человека никакого значенiя не имело. При встрече съ Джорджикiа Колокольцовъ сообщилъ, что онъ сейчасъ едетъ въ гостиницу Александрова, где (какъ онъ будто бы узналъ отъ своего начальства) скрывается его жена, и притащитъ ее за волосы. При этомъ онъ опять сталъ требовать отнятый револьверъ, который Джорджикiа спряталъ къ себе въ карманъ. Испуганный угрозами Колокольцова, Джорджикiа бросился въ гостиницу, чтобы препроводить поскорее несчастную женщину съ детьми хотя бы въ полицiю,-- но было уже поздно: въ корридоръ уже входилъ Колокольцовъ. Тогда, не помня себя, со словами "Николай Павловичъ, Николай Павловичъ"... онъ выхватилъ спрятанный въ кармане револьверъ и произвелъ въ Колокольцова 5 выстреловъ, причинившихъ, впрочемъ, лишь легкiя раны (Колокольцовъ находился въ госпитале съ 3-го по 7-е января). Вследствiе этого дворянинъ М. И. Джорджикiа былъ преданъ суду по обвиненiю въ томъ, что "3 января 1899 года, въ городе Ташкенте, въ номерахъ Александрова, въ запальчивости и раздраженiи, вызванномъ внезапнымъ появленiемъ сотника 5-го оренбургскаго казачьяго нолка Ник. Павлова Колокольцова въ то время, когда онъ хотелъ спасти жену последняго отъ его преследованiй, съ целью лишить жизни Колокольцова, сделалъ въ него почти въ упоръ 5 выстреловъ изъ револьвера, но, по независящимъ отъ Джорджикiа обстоятельствамъ, смерти не последовало" {"Русскiй Туркестанъ", NoNo 88 и 89, авг. 1899 года, обвинительн. актъ по делу Джорджикiа.}...
"Русскаго Туркестана" Сморгунеръ. По долгу совести, онъ сказалъ въ пользу обвиняемаго все, что былъ обязанъ сказать, въ томъ числе, конечно, указалъ на безуспешныя усилiя Джорджикiа оградить женщину отъ дикихъ истязанiй... Судъ, признавъ Джорджикiа виновнымъ, постановилъ, въ виду выяснившихся обстоятельствъ дела, ходатайствовать о полномъ помилованiи обвиненнаго. Сморгунеръ, въ качестве редактора местнаго органа, началъ печатать сухой судебный отчетъ въ "Русскомъ Туркестане".
Между темъ по городу распространился слухъ, будто въ своей защитительной речи Сморгунеръ сказалъ: "гг. казаки днемъ бьютъ нагайками лошадей, а ночью своихъ женъ". Теперь уже совершенно известно, что фразы этой Сморгунеръ Вся речь его была вполне корректна, и ни разу онъ не былъ остановленъ председателемъ. Темъ не менее, командиръ пятаго оренбургскаго казачьяго полка, полковникъ Сташевскiй, считая эти (не сказанныя) слова оскорбительными для чести полка, явился 2-го сентября въ квартиру Сморгунера и сталъ бить его нагайкой, говоря, что казаки умеютъ бить не однихъ женъ. Сморгунеръ схватилъ стулъ, а г. Сташевскiй выхватилъ револьверъ, который, къ счастью, далъ осечку.
"Костр. Листокъ", No 109.}, полковникъ Сташевскiй решился довести дело до копца. Это было нетрудно, такъ какъ Сморгунеръ, повидимому, человекъ мужественный, по прежнему являлся въ судъ и всюду, где этого требовало исполненiе его обязанностей. 4-го сентября, полковникъ Сташевскiй пришелъ въ канцелярiю суда; воорушенный револьверомъ, и здесь убилъ наповалъ безоружнаго адвоката-писателя.
Еще и до настоящаго времени вся русская печать, столичная и провинцiальная, полна отголосками этой трагедiи. Местный оффицiальный органъ ("Туркестанскiя Ведомости") посвятилъ памяти Сморгунера теплую статью, кончающуюся словами: "Миръ праху твоему, честный ратоборецъ печатнаго слова". Изъ другихъ (очень многочисленныхъ) отзывовъ мы приведемъ здесь письмо Джорджикiа, папечатанное первоначально въ "Астраханскомъ Листке" и обошедшее все газеты.
"За что погибъ человекъ? -- спрашиваетъ Джорджикiа... -- Зачемъ убiйца ворвался въ храмъ правосудiя, где раздается голосъ Александра ІІ, сразилъ безмезднаго защитника угнетенныхъ и чистою кровью его обрызгалъ храмъ правосудiя, представители котораго, наравне съ обществомъ, убиты горемъ? На этотъ вопросъ,-- клянусь свежею могилою Сморгунера, я отвечу безъ всякой злобы одною правдой".
"День 14-го мая,-- продолжаетъ Джоржикiа,-- былъ счастливейшимъ днемъ для русской Средней Азiи. Старое судопроизводство уступило место окружнымъ судамъ. Въ составъ судей были назначены новыя лица изъ центра Россiи, девизомъ которыхъ было и есть: "Защита правды и справедливости". Съ какою желчью и нежеланiемъ старые помещики разставались со своими правами въ 1861 г.,-- съ такою злобою и ненавистью встретили некоторыя лица въ Средней Азiи судебную реформу. Вчерашнiе всемогущiе минiатюрные Тамерланы -- сегодня, благодаря судебной реформе, становились ничемъ... Въ этотъ именно моментъ неравной борьбы устарелыхъ традицiй со свежею образованною силою, ратующей за правду и истину, было назначено къ слушанiю и мое дело".
своего показанiя передъ судомъ:
"Господа судьи,-- сказалъ онъ,-- можетъ быть, у васъ возникнетъ вопросъ -- почему сотникъ Колокольцовъ во время пьянства придирался къ жене, а не къ другимъ лицамъ? на это отвечу: потому, что въ подчиненiи сотника Колокольцова находились два существа -- жена и лошадь; когда онъ пьянъ, что бывало каждый день, то днемъ загонялъ и билъ плетью лошадь, а по ночамъ колотилъ жену; къ стороннему лицу онъ не могъ придираться, ибо могъ получить взаимное оскорбленiе! "
"Этого выраженiя Сморгунеръ не цитировалъ и вообще на эти слова никемъ не было обращено вниманiя. Да, наконецъ, оно не могло относиться, помимо самого Колокольцова, къ его сослуживцамъ и къ целому полку".
Справедливо указавъ на то, что полковникъ Сташевскiй имелъ полную возможность обратиться къ председателю суда или прокурору, которые не преминули бы разъяснить "недоразуменiе" и убедить его, что изъ устъ Сморгунера не исходили оскорбительныя слова ни по чьему адресу,-- г-мъ Джорджикiа утверждаетъ, что убiйце и не нужно было выясненiе истины. "Просто онъ остался недоволенъ приговоромъ, вообразивъ виновникомъ его моего защитника, кровожадно расправился съ нимъ, кстати избравъ местомъ мщенiя канцелярiю суда... Сморгунеръ убитъ за то, что онъ стоялъ за правду, за то, что около него сгруппировалась вся местная интеллигенцiя, чуждая интригъ, низкопоклонничества и заискиванiй". Своею крошечной газетою, "Русскiй Туркестанъ", Сморгунеръ язвилъ окраинные порядки... {Заимствуемъ изъ "Россiи", 29 сентября, No 154.}.
Хотелось бы думать что хоть этотъ яркiй примеръ послужитъ къ просветленiю извращенныхъ понятiй о чести, жертвою которыхъ сделался покойный. Застрелить опытной рукой человека въ черномъ сюртуке, не умеющаго защищаться, застрелить съ вероятностью несоразмерно легкаго наказанiя,-- нетъ, въ этомъ не можетъ быть ни мужества, ни истиннаго достоинства, ни чести. А вотъ, стоять на своемъ посту, въ сознанiи гражданскаго долга, презирая гоненiя и опасность, какъ устоялъ до конца Сморгунеръ, въ этомъ есть и честь, и мужество, и та истинная красота, которую одну только должно ценить, передъ которой одной должны преклоняться все мы, безъ различiя профессiй и состоянiй.
1899.