П. С. ИВАНОВСКОЙ
30 ноября 1889 г., Н. -Новгород.
Дорогая сестра.
Ваше письмецо с выговором -- мы получили и почувствовали свою вину. Дуня даже расплакалась от сознания своей вины перед Вами, а я хоть и не расплакался, но все же, как видите, сажусь писать. Порой, право, кажется, что о нашей жизни и писать нечего,-- так все это похоже один день на другой, и год прошедший на год настоящий. Но я понимаю теперь, что это ошибка: нам наши будни пригляделись, а Вы их не знаете, и потому Вам все интересно. Я решил теперь -- писать Вам обо всем выдающемся и невыдающемся в нашей жизни. Не взыщите, дорогая сестрица: будет и серо и бедно.
Сейчас, например, Дуня уехала куда-то по делам. Я сижу в своей комнате и пишу Вам это письмо, а мне мешает в этом Соня. Она нездорова и лежит у меня на кушетке. Нездоровье пустяшное -- нарыв, но все же ей нужно лежать, а заставить трудно. Она то и дело вскакивает, возится с куклой и требует, чтобы я подошел к ней. Отбиваюсь тем, что пишу тете Паше. Она очень хорошо знает Вас и написала уже Вам множество писем. Каждый день она пачкает листик бумаги, кладет в конверт, и я наклеиваю ей старую марку. Отправляясь на почту, я обязан взять ее маранье с собой, и если после того она найдет конверт в моем кармане, то очень сердится, что я забыл отправить ее письмо тете Паше. Она, говорят, очень похожа на Вас. Я видел Ваш портрет, на который она действительно очень похожа; между прочим, над лбом у нее вихрится хохолок волос, с которым нельзя справиться никакой прической,-- точь-в-точь, как у Вас. Теперь она все болтает, удивляясь, что я не отвечаю, занятый письмом: папа, что ли ты глухой? Оказывается, она просит написать тете Паше, что у нее маленькая бобошка, и что она тетю Пашу любит, и чтобы Паша приехала к нам. Ей теперь 3 года и 2-й месяц. Младшая, Наташа, прежде сильно хворала. Теперь поправилась, очень резва и бойка. Говорит еще мало.
Это письмо я хочу целиком посвятить нашим будням и ввести Вас в нашу обстановку. Живем мы на окраине Нижнего, в одной из тех улиц, которые открываются одним концом в пустыри и поля,-- другим уходят к городу; наша квартира в верхнем этаже (внизу живут Лошкаревы и моя мать). Из моих окон видна церковь в нескольких сотнях шагов от нас, затем сады и дома Нижнего, а вдали -- полоска Оки и заокские луга и поля. С нами живет мой младший брат, Илларион, с которым Дуня очень дружна, несмотря на то, что он у нас играет роль строгого дядюшки. Он служит в пароходстве и ежедневно приходит лишь в 5 часов вечера.
Знакомых у нас здесь немного. То есть у меня, собственно, знакомых очень много, но только небольшой кружок близких людей бывает у меня, и мы бываем у них. Остальные знакомства, так сказать, шапочные, деловые и "публичные". Общественная жизнь в Нижнем струится тихо, неслышно. Местной газеты, можно сказать, совсем нет, если не считать "Нижегородского биржевого листка", издаваемого и редактируемого полуграмотным купцом1. Ни я, да и никто из местной интеллигенции в этом органе участия ни малейшего не принимает, и по местным "вопросам" приходится писать в другие приволжские газеты 2. Заседания думы, уездные и губернские земские собрания,-- вот наши местные интересы. "Быть или не быть" -- теперь этот вопрос навис и над ними, что придает им печать некоторого грустного интереса 3.
А пока крепко обнимаю Вас, дорогая сестра. Письмо это придет к Вам к новому году. Итак -- привет Вам от нас и тысячи пожеланий, которые все вместе, впрочем, сводятся к одному: бодрости, здоровья и надежды!
Ваш Влад. Короленко.
P. S. Соня написала письмо также.
Примечания
Впервые опубликовано в книге "Письма", кн. 2. На письме пометка тюремной администрации: "Рассмотрено".
1 Сергей Иванович Жуков.
2 "Волжский вестник".
3 Короленко имеет в виду правительственные гонения на органы местного самоуправления.