Г. A. MAЧТЕТУ
[Апрель 1886 г.], Нижний. Кизеветтерская, дом Куликовой.
Признаюсь, дорогой Григорий Александрович,-- Ваше последнее письмо заставило-таки меня сильно призадуматься, и я до сих пор еще не решил, как мне быть,-- согласиться на предложение "Русской мысли" или не соглашаться1 Вам говорить незачем,-- так как, без сомнения, Вы это знаете сами. Я, правда, безусловно признаю право всякого художника -- брать темы не исключительно тенденциозные в смысле запросов минуты, но думаю, что и в этом случае рассказ должен непременно действовать на мысль, говорить что-нибудь уму, нравственному чувству и т. д., а не действовать исключительно ласкающим образом на слух. Таким образом, если действительно в моем рассказе не найдется ничего, кроме "богатого языка, красоты" или хотя бы даже и "чувства и правды", так сказать, беспредметных, говорящих только эстетическим запросам,-- то я полагаю, что его незачем будет перепечатывать в журнале, и чем скорее он потонет в ворохе старых газет, тем лучше. Признаюсь, я сам не вполне согласен с таким мнением,-- я думаю, что хотя рассказ и далек от тенденций минуты (значение которой, особенно для нас, маленьких писателей, не рассчитывающих на память потомства,-- я вполне признаю) ,-- но все же в нем я хотел дать не простой перезвон красивой стилистики, а "психологический этюд", то есть я хотел дать ряд художественных образов, связанных общей идеей; в такой работе художественно-творческий процесс тесно связывается и идет параллельно с аналитической мыслью, работающею по строгим приемам научного анализа, только, конечно, художник значительно свободнее в гипотезах. Таким образом, на мой взгляд, такая работа может иметь значение даже просто популяризации научного метода, она иллюстрирует этот метод, заинтересовывает к нему публику, приучает и дисциплинирует мысль в ее попытках объяснить те или другие явления, а это и в интересах нашей "спиритической минуты" далеко не бесполезно. Наконец, я жду конца рассказа (он отослан в редакцию уже давно, еще до получения Вашего письма, и таким образом теперь я уже не виновен в задержках) и постараюсь хорошенько обдумать и взвесить значение всего рассказа. Мне кажется также, что он должен заключать и общую гуманную идею. Правда, я отлично понимаю, что автор -- не судья своему детищу, поэтому-то я очень Вам благодарен за Ваши сообщения и попрошу по прочтении всего рассказа -- дать мне Ваш отзыв и сообщить мнения публики; с этой же просьбой я обращаюсь еще кой к кому. Кроме всего этого, я думаю, необходимо будет, даже если я решусь на перепечатку,-- спросить позволения у "Русских ведомостей". Таким образом, перепечатка, очевидно, не может состояться раньше майской книжки. Без сомнения, рассказ придется сгладить и переделать но за очень крупную перестройку -- не имею теперь мужества взяться 2.
1еперь сижу за работой для "Северного вестника". Взялся было за "рассказы туриста", но имеющийся в моем распоряжении материал складывается в общую, довольно большую по размерам картину, и потому я откладываю его до осени. Теперь же пишу для них небольшой очерк из заводской жизни 3.
4 мой искренний привет.
Ваш Вл. Короленко.
Печатается по копии с автографа. Впервые опубликовано в альманахе "Сегодня", М. 1927. Датируется предположительно.
Григорий Александрович Мачтет (1852--1901) -- в свое время известный беллетрист-народник, сотрудник "Отечественных записок", "Русской мысли", "Северного вестника" и других изданий, автор известной песни "Замучен тяжелой неволей".
1 "Русская мысль" предложил Короленко переработать "Слепого музыканта" для помещения его в журнале.
2 "Слепой музыкант" был опубликован в июльской книге "Русской мысли" в значительно переработанном виде.
3 "Табельщик". Две главы этой повести под общим заголовком "На заводе" были напечатаны в "Русских ведомостях" NoNo 67 и 74 за 1887 год (см. 4 том наст. собр. соч.).
4 Кто такие Мария Петровна и Иван Николаевич -- не установлено.