Короленко В. Г. - Пермскому губернатору июнь 1881 г.

ПЕРМСКОМУ ГУБЕРНАТОРУ  

Так как я желал бы, чтобы побуждения, руководящие мною при подаче этого заявления, явились в настоящем свете, -- поэтому позволю себе

Мне был предложен местной администрацией вопрос, где я принимал присягу на верноподданство. Я ответил, что вместе с другими жителями Перми присутствовал во время панихиды и присяги в местном Соборе¹, а также в часовне Уральской железной дороги. Но так как я нигде не подписал формулы присяги, то мне и другим ссыльным выдан присяжный лист для принятия присяги отдельно.

Из этого, я полагаю, видно, что я не смотрел на настоящий случай, как на повод для какого бы то ни было протеста в этой форме; наоборот, я сделал все, что считал возможным, для того чтобы вопрос этот остался просто делом моей совести и не выходил бы из ее пределов. Но раз я, в качестве ссыльного, вызван, так сказать, из ряду и вопрос поставлен передо мною прямо с требованием ответить, -- я даю этот ответ согласно со своею совестью.

²; сестра и мать отданы под надзор полиции в гор. Красноярске; семья, лишенная всех работников, разбита; двоюродный брат, мальчик 19--20 лет, сошел под влиянием ареста и ссылки с ума. Принимая относительно целой семьи такие жестокие и страшные меры, нам не дали возможности не только представить какие-либо оправдания, нам даже не заявили, в чем нас подозревают, и относительно всего этого дела (?!) мне доступны лишь самые смутные предположения и несомненное убеждение, что все основания высылки несомненно ложны... Я полагаю, что если бы кто-нибудь дал себе труд рассмотреть мое дело, то мог бы убедиться, что подозрения против меня давно опровергнуты. А между тем вся семья раскидана по разным углам, и административный порядок продолжал свое дело. Прожив около восьми месяцев в Вятской губернии, где, опять без объяснения причин, испытал ссылку в самые глухие углы, -- я наконец был выслан в Сибирь. Все мои вопросы остались без ответа, но на этот раз я понимаю это умолчание, ибо имел дело с административным подлогом. Случайно я узнал, что ссылаюсь за с места ссылки, за побег, никогда не совершенный. Я был водворен на жительство местной администрацией, взят с этого самого места присланными за мной жандармами, ни разу нигде не был даже арестован за отлучку с назначенного мне места пребывания -- и тем не менее сослан в Сибирь за побег. Я не могу видеть в этом ничего иного, кроме расчета на то, что в инстанции, которые являются окончательными решителями административных приговоров,-- достигает голос лишь одной стороны, а эта сторона часто руководится побуждениями личной неприязни и мести.

Возврат мой из Сибири был следствием разговора моего с князем Имеретинским, приезжавшим в Вышний-Волочек для рассмотрения дел ссылаемых административным порядком лиц. Но так как даже князь Имеретинский не имел никаких сведений о причинах первоначальной моей ссылки, то по возвращении из Сибири я опять отдан под надзор полиции. Таким образом, в результате ложного сообщения о моем побеге оказались для меня: пятимесячное строгое тюремное заключение, тяжелый путь под конвоем до Томска и обратно и затем -- я возвращен в те же условия, получив как милость то, что составляет лишь акт (неполный даже) справедливости, восстановление ложно нарушенного права. Таким образом, этот опыт, даже при стечении благоприятных для меня обстоятельств, -- доказал лишь, как опасно вступать хотя бы в совершенно законные пререкания с Вятской администрацией и как безопасно для последней делать, при настоящих условиях,-- ложные донесения.

К сожалению, я не могу смотреть на все, происходившее со мною, как на пример исключительный. Я видел сотни таких же примеров. Тот же приезд князя Имеретинского (явление первое и последнее в этом роде) обнаружил в Вышнем-Волочке факт ссылки за побег из Архангельской губернии человека, который никогда не был ни в Архангельской губернии, ни вообще в ссылке. Я знаю случай, когда полицеймейстер, пред отправлением партии ссылаемых, без дальних околичностей, переправил в списке имя одного из назначенных к высылке, и таким образом Владимир отправлен в Восточную Сибирь вместо Андрея,-- для сокращения переписки. Я видел 70-летнего старика, сосланного за проступок, который мог в худшем случае повлечь штраф от 1 до 5 руб. по приговору мирового судьи. Сын этого старика сослан лишь потому, что в ночь ареста ночевал у отца на квартире. Я мог бы привести множество фактов в том же роде, с точным указанием имен и всех данных,-- но думаю, что это излишне.

Из этого следует неопровержимый и несомненный вывод: законным властям дано опасное право,-- право произвола, и жизнь доказала массой ужасающих фактов, что они злоупотребляли этим правом. Произвол вторгается во все отправления жизни, часто самые честные и законные, и, задушив эти стремления в лучших проявлениях,-- отклоняет жизненные течения с пути идейной переработки и закона на путь столкновений. Он порождает тот разлад между законным требованием и требованием совести, который я решаюсь выразить в настоящем случае.

Ввиду всего изложенного выше -- я заявляю отказ дать требуемую от меня присягу. Я не считаю уместным давать какие бы то ни было указания или ставить условия, но считаю своим нравственным правом указать мотивы, по которым совесть запрещает мне произнести требуемое от меня обещание в существующей форме.

Имею честь просить Ваше Превосходительство дать соответствующее направление моему настоящему заявлению ³.

Печатается по тексту сборника "Жизнь и творчество В. Г. Короленко", изд. о-ва "Культура и свобода", Петроград, 1918. Заявление не датировано. Предположительная дата устанавливается на основании сопроводительного донесения пермского губернатора Енакиева департаменту полиции от 23 июня 1881 года.

¹

²

³ Отказ Короленко от присяги Александру III поступил на рассмотрение директора департамента полиции В. К. Плеве, доклад которого по этому делу был утвержден министром внутренних дел. В результате этого доклада Короленко был арестован и 11 августа 1881 года выслан из Перми в Восточную Сибирь. За участие в проводах Короленко группа местных политических ссыльных получила новые сроки ссылки.