Э. И., Э. Г. КОРОЛЕНКО и М. Г. ЛОШКАРЕВОЙ
25 октября [1879 г.], Глазов.
Получил ваше письмо от 7 числа октября. Несколько раньше получил также от Викентия1 ответ на мое письмо (как видишь, Веля, твое сообщение о том, что он не получил моего письма, несколько запоздало). Я просил его, между прочим, сообщить, что ему известно о вас, о вашей жизни, так как я чувствовал, что вы не совсем искренни в ваших письмах, обо многом умалчиваете, многое скрываете. Он сообщил в общих чертах то же, что вы пишете, наконец, и сами или, вернее, что проглядывает, более или менее ясно,-- в вашем последнем письме. Итак, скверно, видно, вам живется во всех отношениях, и в нравственном, и в материальном (уж чего тут, если на деньги из суда пришлось возлагать надежды!). Шила в мешке не утаишь,-- зачем только вы скрываете. Даже о болезни Синкуса2 не сообщили. Неужели же вы думаете, что легко убеждаться, как тебя стараются уберечь от знания истинного положения дел, которое ты имеешь право знать в настоящем виде. Наконец,-- что же этим достигается? Вот теперь вы несколько времени не заикаетесь о Василии Николаевиче. Если бы я мог быть уверен, что вы сообщаете мне все, что случается,-- дурное и хорошее,-- я знал бы тогда, что ничего нового нет и потому вы молчите. Теперь же я в этом далеко не уверен и имею полное основание предполагать, что вы опять от чего-нибудь оберегаете меня в этом отношении. Понимаете, как приятна подобная неуверенность. Ради бога, пишите же правду, всю правду.
Мамаша,-- неужели и теперь вы все так же небрежно относитесь к своему здоровью? Впрочем,-- что и спрашивать. Дело известное. А ведь теперь это особенно важно, важно для всех нас, подумайте об этом хоть. Хотелось бы, дорогая моя, удовлетворить вашему желанию относительно фотографии, но трудно обещать наверное. Во всяком случае не так-то скоро. Фотография здесь есть, хоть и больно плоха, да пока денег на это не найдется. Конечно, мы здесь живем, не испытывая нужды (можете мне верить,-- я говорю правду),-- но, повторяю, покамест расход в таких размерах еще нам не по карману. Денег нам казенных не выдают. Дело так затянулось, что, кажется, и совсем заглохнет. И бог с ними. Во всяком случае,-- выдадут ли (что почти невероятно), или не выдадут (что почти не подлежит сомнению),-- постараюсь со временем удовлетворить ваше желание, так как представляю себе, как оно сильно, и надеюсь, что буду в состоянии это сделать.
Вы, мамаша, соболезнуете о том, что мы с Илларионом живем не на одной квартире. Что это за ребячество, право, моя дорогая, милая мамаша. Не огорчайтесь, что я употребляю это выражение,-- я пишу это без всякой досады. Мне только смешно, что вы придаете значение подобным пустякам. Быть может, пришлось бы и в разных городах жить, а не то что на разных квартирах,-- и это для нас имело бы мало значения. Не век же вместе.
Бодрее, дорогая Величка. Не все же удачи. Главное -- работу, будничную и тяжелую работу одолевай,-- усидчивость приобрести надо, упорную энергию, а у тебя, кажется, пока все натиском. Ну, да ничего, перемелется все,-- хорошая мука будет. Рад, очень рад, что, кажется, Машинка справляется. Действительно, в этих тяжелых, правда, условиях,-- одолеваешь часто такие трудности, которые прежде казались бы неодолимыми, и это хороша я школа,-- боюсь, что очень уж тяжела для тебя. Конечно, тяжела для всех вас, дорогие мои,-- одно и хочется и можется только,-- это указать на будущее.
От корректурок -- ничего. Дуня писала. Нерадостно, видно, живется.
Илларион обещает писать,-- да, по правде сказать, какое же влияние может иметь на его переписку то, что мы живем отдельно. Раньше писал изредка,-- и теперь будет то же.
Ну, я писал уже вам, что устроился на новом месте. Вообще доволен. Работается ничего, порядочно. Вся наша колония ходит в сапогах моей работы, в том числе и я сам. К сожалению, пока приходится этим и ограничиться. Заказов мало. Вообще к зиме здесь валенок вытесняет сапоги, и поэтому даже настоящие сапожники принимаются за шитье шапок. Теперь отчасти по этой именно причине перестал ходить к своему мастеру. Нельзя сказать, чтобы мое учение было окончено,-- но сапоги, как уже сказал, могу сшить не особенно чисто и изящно, хотя в крепости, пожалуй, не уступят любым. Как бы то ни было, стараюсь помаленьку обзаводиться всем необходимым и начинаю карьеру сапожника.
Ну, пока обнимаю вас всех, всех.
Ваш Владимир Короленко.
От Николая -- ничего. Знакомым поклон. Как поживает Анна Егоровна? Переписываетесь ли вы с корректурками? Каково им живется, каковы новые условия?
Еще раз: насчет наших финансов не беспокойтесь (я -- помните это -- не надуваю, не то, что вы).
Без сомнения, мой ответ Буренину уже запоздал. Бог с ним.
Борьке собираюсь сшить сапоги. Мамаша, пришлите и вы свою мерку,-- я думаю, вам будет приятно носить башмаки моей работы. Да все пришлите мерки. Не особенно скоро, но все-таки сошью, как только обзаведусь колодками. Правда, не по-питерски будет сшито, а по-глазовски. Не взыщите.
Василию Николаевичу опять писал, прямо на имя прокурора судебной палаты. От него только одно письмо получил.
3.
Примечания
Впервые опубликовано в книге "Письма", кн. 1. На письме пометка глазовского исправника: "Рассмотрено".
1 В. А. Дмоховский.
2
3 Последний абзац приписан, по-видимому, вслед за объявлением Короленко об его высылке в Березовские Починки.