Короленко В. Г. - Григорьеву В. Н., 16 февраля 1916 г.

Очень был рад получить от тебя известие уже с Сочи. Лиха беда была больному проехать на край света, а там уж наверное поправишься быстро. Рад также, что вы устроились у Гориновых¹. Как охотно я бы примкнул к Вашей милой компании... Да -- нельзя.

А у нас тут загнула настоящая зима, чему, конечно, можно только радоваться: хуже слякоть и гниль. Вот только не вполне гармонирует это с "дровяным вопросом", который и в нашей, брат, маленькой губернской думе вызывает тоже и столкновения, и борьбу страстей -- хищнических и противухищнических. Не поручусь наверное, что, будь я здоров,-- я тоже не был бы уже в водовороте этих местных страстей. Но -- многое делает меня благоразумным и заставляет экономить силы.

Начинаю тоже "восстанавливаться". Разрешили уже выходить не только на балкон, и я с истинным наслаждением пользуюсь этим разрешением: хожу по сверкающим белизной дорожкам и дышу морозным воздухом -- с удовольствием и пользой. Понемногу принимаюсь и за работу. Редакционная работа меня нимало не удручает. Вся производительность в России, кроме военной, как известно, сократилась, в том числе, конечно, и художественно-литературная. Поэтому рукописей мало. Писатель тоже ударился на фронт и пишет, может быть, и не мало, но все под барабан. Господи! Какие при сем ворохи пошлости извергают некоторые пишущие люди. Например, Григорий Петров². Точно превратился в зеленого фендрика, только что выскочившего из кавалерийского училища, да и то не теперь, а еще до войны. "Гнилой тыл", "слюнявый", "распустившийся", "ноющий" и "воющий"... Это отзывы его о всей не находящейся на фронте России. Положим, и всегда был пустозвон. Будем надеяться, что отложится много глубокого и серьезного, когда эти тучи схлынут, но пока -- с каким наслаждении перечитываю "Севастопольские очерки"³ Толстого.

и без того, кажется, слишком скоро окунешься в дровяные, продовольственные, беженческие и другие неотложные вопросы (не отпускайте, Софья Антоновна, слишком скоро).

Письмо Чаянова ⁴ с твоей припиской получил. Тема заманчивая, но... по зрелом размышлении вынужден от сего соблазна уклониться. Ты уже знаешь мое настроение: стар уж я разбрасываться, а теперь в особенности. Мечтаю о возможности опять взяться за продолжение прерванной сначала смертию Иллариона, а потом болезнью, работы. А тут и еще надвигаются темы. То и дело зовут к участию то в том, то в другом очередном сборнике. Точно в самом деле стоишь на каком-то фронте и нужно выскакивать по каждому тревожному сигналу... Не могу (о чем сообщаю и Чаянову).

Крепко обнимаю тебя и Софью Антоновну. А вы обнимите за меня (соответственно) Владимира Адриановича и Марью Павловну. Привет также всем знакомым. Все наши, конечно, к этому привету присоединяются. Будьте здоровы, и желаю Вам, чтобы с моря к Вам не доносились отголоски канонады. Недавно был у меня Щербина⁵ и рассказывал, что у них в Джанхоте порой дрожат стекла... Не от канонады, положим, а от того, что порой о камни взрываются шальные пловучие мины.

(Марии Павловне вопрос à part: играет ли и с кем теперь играет в вист? Эх, я уже и забыл, как раздают карты.) 

Публикуется впервые.

¹ "Нижегородского листка". Мария Павловна Горинова -- его жена.

² Григорий Спиридонович Петров (1867--1925) -- военный корреспондент "Русского слова", бывший священник.

³ "Севастопольские рассказы".

⁴

⁵ Ф. А. Щербина -- статистик, сосед И. Г. Короленко по имению в Джанхоте.