М. Г. ЛОШКАРЕВОЙ
31 октября 1913 г., Киев.
Дорогая моя Машинка.
Пишу еще из Киева. Процесс кончился1, но у меня еще кое-какие дела: ты уже знаешь, что "Речь" и "Русские ведомости" конфискованы за мои статьи ("Господа присяжные заседатели"). Состав присяжных несомненно фальсифицирован, и я собираю тому доказательства. Буду рад суду,-- но суда, вероятно, не будет2: дело ясно. Подделал состав не суд, а комиссия, заготовлявшая списки. За своего брата не бойся: не осрамлюсь. Писал не наобум. Осторожные адвокаты, сначала очень меня удерживавшие,-- теперь признают, что я был прав. Пусть только срок кассации для Бейлиса пройдет,-- я этот вопрос выдвину и независимо от суда.
Приехал я сюда порядочно еще нездоровый, но рад, что все-таки приехал. Несмотря на все волнения, я уеду отсюда лучше, чем приехал. Странным образом, я даже в ожидании приговора нервничал не очень сильно, а после приговора мое состояние резко улучшилось. Теперь чувствую себя значительно поправившимся против Полтавы. Уверен, что в Полтаве я бы изнервничался хуже. Вначале я действительно и уставал, и задыхался, и нервничал. В газетных известиях была доля (и даже изрядная) правды. А если бы я ввязался в защиту, то наверное не дотянул бы до речей и вынужден был бы позорно ретироваться.
Оправдание произвело здесь огромное впечатление. Радость была огромная. Улицы кипели. Со мной чуть не случился скандал. Едва мы вышли с Дуней,-- тотчас же нас окружила толпа. Я уговорил разойтись, и даже послушались. Но тотчас же собралась другая (конечно, преимущественно учащаяся молодежь). И произошло это на рельсах трамвая... Беготня, свистки полиции, одним словом -- скандал. Мы поспешили в гостиницу, из окна которой на уличный скандал смотрела Соня с подругами, не подозревая, что центром скандала 3 являются ее родители.
Уезжаем завтра или послезавтра. Пиши в Полтаву.
Все крепко обнимаем вас.
Твой Вл. Короленко.
Примечания
Впервые опубликовано в книге "Избранные письма", т. 2, "Мир".
1 Процесс Бейлиса закончился 28 октября на тридцать четвертый день суда.
2
3 "Скандалом" Короленко называет устроенные ему на улице овации.