Короленко В. Г. - Короленко Э. И. и Лошкаревой М. Г., 6 октября 1895 г.

Пишу вам на пароходе Булычева "Товарищ", который быстро бежит в настоящую минуту вниз по реке Вятке, между пристанями Мамадышем (впереди) и Вятскими Полянами (сзади). Как видите, носит меня бог знает где. Третьего дня на "Златоусте" я приехал в Вятские Поляны, где нас ожидал третий попутчик (Осип Михайлович Жирнов¹ который сам судился по тому же делу, но оправдан еще в Малмыже. Его сын запряг нам новую пару, и мы поехали по следу (якобы) вывезенного вотяками трупа. Около версты по лесу -- ехать нельзя, и мы пошли пешком. Трудно представить себе место более мрачное, угрюмое и печальное, чем эта "непроезжая тропа" между деревней Чульей и Петровским Починком, на которой и найден был труп без головы, легких и сердца. Чахлый ельник, по топкому болоту, мох и кочки, узкая дорожка, устланная бревенником, из-под которого просачивается ржавая вода. По сторонам -- почти непроходимая топь. Прибавьте хмурое небо, скучный дождик, обнаженные березки между ельником, в котором грустно свистит ветер,-- и вы поймете, с каким чувством брели мы по этой тропе. Нашли остатки шалаша, где сидели караульные, самое место. Ходили, меряли шагами, я нарисовал тропинку и толчею, толкущую невдалеке, на такой же угрюмой полянке -- корье,-- ложился на самое место, где лежал несчастный нищий, чтобы проверить показания свидетелей. Как видите, теперь уже возвращаюсь "незамоленный" {Поясняю выражение, которое здесь у всех теперь на языке: "замолить" -- принести в жертву, зарезать.} вотяками и с глубоким, еще окрепшим убеждением, что судом два раза осуждены неповинные люди. Как зеницу ока берегу я теперь свои записные книги, в которых от слова до слова занесен этот возмутительный процесс. Когда мы втроем считывали свои отчеты и, значит, вникли в то, что прежде только механически записывали,-- то просто становится трудно поверить, что все-таки людей осудили так беспощадно. Местные жители кругом -- совсем не верят, что мултанцы "замолили нищего". "Не полагаем мы, что им это сделать,-- народ не такой". Несомненно, что была пытка, и очень жестокая, со стороны полиции. Товарищ прокурора, руководивший делом,-- это просто какой-то Рокамболь² в судейском мундире. Нужно сказать, однако, что, несмотря на успех, какого он даже и не ожидал (он мне говорил, что, вероятно, двух-трех оправдают),-- он теперь смущен. "Неужели вы пишете все, то есть все вопросы и все ответы?" -- спрашивал он у меня, наклоняясь с своего стола к моему столику, стоявшему рядом. -- "До последнего вопроса и до последнего ответа",-- отвечал я,-- и мы втроем сдержали слово,-- правда, что у меня на пальцах сделались кровоподтеки. Теперь остается издать отчет, и пусть все полюбуются, какие у нас бывают человеческие жертвоприношения! -- Ну, да я вижу, что начинаю писать статью вместо письма. Свисток, пароход замедляет ход,-- это Мамадыш,-- шесть с половиной часов вечера. 

Мы шли всю ночь, хотя я и не понимаю, как можно было идти среди такой темноты, какая теперь стоит в этих местах. Как бы то ни было, теперь часа через два-три -- "Товарищ" будет в Казани. Если удастся, тотчас пересяду на другой пароход и завтра буду в Нижнем. Письмо это брошу, вероятно, в Казани в ящик.

Ну, до свидания.

Впервые опубликовано в книге "Избранные письма", т. 2, "Мир".

¹

² Ловкий преступник, герой романа французского писателя Понсон дю Терайля (1829--1871) "Похождения Рокамболя".