Короленко В. Г. - Пешкову А. М. (М. Горькому) 7 августа 1895 г.

Нe могу я как-то ничего разобрать в делах "Самарской газеты". С Ашешовым я был знаком и ранее, теперь познакомился ближе. Он мне очень нравится,-- человек живой и очень симпатичный. Разумеется, потеря его для "Самарской газеты" очень чувствительна, но ведь мне казалось, что это было необходимо и неизбежно. Это я заключал даже и из Ваших писем ко мне. Теперь же в Вашем письме звучит как будто осуждение за то, что он уехал. Он мне говорил еще вчера (до получения мною Вашего письма), что от Вас здесь не получил ни строчки. Значит, не повинен он и в том, что Вам не отвечал. Я знаю, что он писал Костерину¹ было подтверждение необходимости заменить временное положение постоянным. Я знаю, что он относился к Вам очень хорошо и с большой симпатией даже и в самую минуту, когда писал Костерину, и одной из целей этого письма было -- вывести и Вас из тяжелого положения. Вы и сами пишете, что оно тяжело. Что в газете стали появляться промахи -- это верно. Корреспонденцию, которую Вы прислали, я читал ранее и откровенно сказал Матову², что она непозволительна. Это указание на то, что ареопаг собрался, "когда архиерей служил литургию", эти Иосели и Янкели, эти указания на Я., недавно симпатизировавшего Пороховщикову,-- все это тон и очень дурной, и совершенно нелитературный, который следовало бы оставить в исключительном владении "Московских листков". Матов указывает, что архиерейская служба в Орске -- просто обозначение времени. Но это может быть так в Орске, а на столбцах "Самарской газеты" выглядит совсем иначе: архиерей священнодействует, а жиды злоумышляют. При нашем положении прессы, когда многое говорить нельзя, нужно быть особенно осторожным в том, чего говорить не следует, и вот почему и часть публики и в особенности люди, к прессе причастные,-- так внимательны к подобным промахам. Вы, конечно, не обидитесь, если я добавлю, что, по моему мнению, да и не по моему только,-- Ваши ежедневные фельетоны особенно нуждаются в редакции. Как Вы, например, не заметили, что несколько строк, простодушно посвященных Скукиным³ "Слово-Глаголю" ⁴,-- есть злейшая сатира на одного из главных сотрудников "Самарской газеты". А вы не только поместили, но тотчас же и сами обработали "подвернувшегося" начинателя вплоть до обругания "сукиным". За что же? Разве мы с Вами не посылали тоже в первый раз своих рукописей и разве за то, что стихи плохи,-- следует ругать, и разве "современная" поэзия характеризуется наивной безграмотностью, не говоря уже о том, что самые стихи вовсе не так дурны, а письмо, хотя бы и стихотворное, Вы не имели никакого права печатать без воли автора. По моему мнению, фельетоны у Вас могут выходить гораздо лучше, чем они выходят, при некоторой сдержанности и осторожном к ним отношении. А это значит, что тем более для "Самарской газеты" нужен поскорее редактор. Ашешов и мне писал еще из Самары, что он слышал, будто Алексей Алексеевич ⁵ человек неуживчивый и тяжелый. Я ему тогда же отвечал, что этого не замечал. У Алексея Алексеевича есть, как и у всякого, свои недостатки. Он вел одно время "Волжский вестник" ⁶"Казанские вести"⁷ поставил вместе с Богдановичем ⁸. Правда, "Листок" и при нем оставался бесцветен, но это потому, что у него не было сотрудников, а сам он более редактор, чем писатель. Думаю, что в "Самарской газете" даже его недостатки будут на пользу: он несколько тяжеловат, а газета в последнее время стала уж слишком легка,-- вот и нужен руль и балласт. Я не понимаю, почему г. Костерин так удивляется перемене мнения Ашешова о Дробышевском. Ведь он судил только по отзывам, а теперь познакомился ближе и мнение переменил. Вот и все. Писать от себя издателю -- считаю неудобным. Вам пишу потому, что Вы у меня спрашиваете,-- а вообще, что я за авторитет в газетном деле, чтобы навязывать свои мнения людям, меня лично не знающим. К тому же трудно пускать советы в потемки. Я вовсе не поручусь, что у Вас дело пойдет хорошо,-- но это уже будет по вине общей. А. А. Дробышевский вовсе не тот человек, который создает газету из ничего. Он очень полезен, при хорошем сотрудничестве, и если Вы с ним не споетесь, то у него без Вас тоже ничего не выйдет. Все будет зависеть от общего желания служить делу общими силами, отложив в сторону сторонние и личные соображения. Тогда, конечно, дело пойдет,-- и Алексей Алексеевич внесет в него как раз то, чего недостает теперь: выдержанность и литературную опытность. Это может быть и должно бы быть. А будет ли,-- это очень многое зависит и от Вас, так как фактически Вы теперь главный сотрудник газеты.

Затем -- жму руку и желаю всего хорошего.

"Листок"? Здесь эта личность положительно возбуждает недоумение. 

Впервые опубликовано в книге "Избранные письма", т. 3, Гослитиздат. Печатается по оттиску в копировальной книге.

¹ С. И. Костерин -- издатель "Самарской газеты".

² А. И. Матов -- сотрудник "Самарской газеты".

³ "В. Г. Короленко" пишет: "В состоянии запальчивости и раздражения я обругал поэта, воспевшего ненавистное мне, приставив к его фамилии -- Скукин -- слово сын. В. Г. тотчас прислал мне длинное и внушительное письмо на тему: даже и за дело ругая людей, следует соблюдать чувство меры. Это было хорошее письмо, но его при обыске отобрали у меня жандармы, и оно пропало вместе с другими письмами Короленко". Настоящее письмо и является оттиском с того письма, о котором говорит Горький.

⁴ Псевдоним фельетониста С. С. Гусева.

⁵ Дробыш-Дробышевский, которого прочили на место редактора "Самарской газеты".

⁶ Газета, издававшаяся в Казани до 1891 года Н. П. Загоскиным, а затем Н. В. Рейнгардтом. Короленко сотрудничал в этой газете с 1885 по 1892 год.

⁷

⁸ "Ангел Иванович Богданович" в 8 томе наст. собр. соч.