Короленко В. Г. - Улановской Э. Л., 31 октября 1893 г.

Очень рад был получить от Вас хотя и не особенно-то радостное письмо. Ну, да все-таки узнали мы из него, что Вы живы, более или менее здоровы и уже не в тюрьме. Слава те господи и за это. А главное, я надеюсь, что теперь хоть изредка можно обменяться письмом, что до сих пор не клеилось. Отчего? Отчасти виноват и я, отчасти и Вы, но кажется главное,-- условия. Теперь,-- вчера только вернувшись из дальнего путешествия (в Америку!),-- я принялся за кучу писем на столе, ждавших моего возвращения,-- и быстро различил на одном из конвертов знакомый и характерный Ваш почерк (надо отдать Вам справедливость,-- другого такого почерка не найти!). И вот, сегодня уже пишу Вам. Поступайте и Вы так же,-- и может быть, наша переписка опять установится и Вы не станете думать, что я забываю старых друзей. Напишите мне для первого (или, вернее, для второго) раза -- с кем Вы живете в Вашей юрте, кто Ваши товарищи, имеете ли газеты и журналы и вообще -- побольше подробностей о Вашей жизни. Вы знаете, что я и сам -- Ваш земляк по Якутской области, и что меня не перестало интересовать все, касающееся лично Вас,-- в этом прошу мне верить. Ко всему этому если еще прибавите какие-нибудь сведения об общих знакомых,-- буду очень благодарен.

Чувствую, что, упомянув о своем путешествии в Америку, -- вызываю в Вас, обитателях Вилюйских наслегов,-- невольную зависть и невольные вопросы: что же там, интересно, хорошо, превосходно. Подробные ответы надеюсь прислать Вам в виде оттисков своих статей, которые думаю напечатать в более или менее близком будущем, а пока вкратце: интересно, это правда. Хорошо? Да, хорошо -- для американцев. И все-таки, если бы мне лично предложили жить в Америке -- или в Якутской области (разумеется с правом приличного передвижения),-- поверите ли Вы, что я бы вероятнее всего -- выбрал последнее. Плохо русскому человеку на чужбине и, пожалуй, хуже всего в Америке. Хороша-то она хороша и похвального много,-- да не по нашему все. Вот почему там русский человек тоскует больше, чем где бы то ни было, в том числе и такой русский человек, который знавал Якутскую область.

Впрочем, для меня лично, эти американские впечатления омрачены тяжелым горем: у меня умерла в мое отсутствие маленькая дочка, около 2-х лет, маленькое создание, исчезновение которого принесло мне и всем нам огромное горе. Ну, да это бывает всюду и со всеми и к делу не идет.

Живу я по-прежнему в Нижнем-Новгороде (для адреса этого достаточно) и по-прежнему работаю на тощей ниве нашей российской прессы. На днях надеюсь послать Вам свою новую книгу, озаглавленную "В голодный год",-- это история моих скитаний по одному из голодных уездов нашего края, а также история уездного междоусобия на этой почве. На днях только книга эта вышла из цензурного чрева китова и еще не поступила в продажу. Полагаю, что Вы получите ее почти одновременно с тем, как она появится в книжных магазинах Петербурга. Это я Вас вперед подкупаю ввиду сухости и малого интереса этих серых картин.

Кстати еще: Вы когда-то интересовались переводом Шильонского узника на малорусский язык¹. Было это так давно, что Вы, быть может, и забыли; история этого перевода следующая: во-первых, я послал его в Киев одному малороссу-писателю. Он ответил, что перевод очень хорош, но -- странное дело: у нас теперь можно печатать по-малорусски оригинальные произведения, а переводов -- нельзя. Поэтому и байроновская поэма у нас печататься не может. Он обещал похлопотать и прочее -- но до сих пор я так ничего и не знаю. Наведу еще раз справки, да может, кстати, и это распоряжение уже отменено. Несомненно одно,-- что перевод прекрасный.

Полностью публикуется впервые.

¹