Короленко В. Г. - Короленко А. С., 2/14 августа 1893 г.

Хотя это письмо на бланке корабля "Урания",-- но, конечно, я пишу тебе уже не с корабля. Вчера (1 августа) мы приехали в Нью-Йорк, сегодня утром я уже бросил тебе письмо, писанное еще на Урании, но уже извещавшее о нашем приезде,-- и сегодня же получил твое письмо. Ты все еще не поставила на нем числа, но на конверте почтовый штемпель 21 июля. По-нашему это выходит 9-го! Здесь оно получено еще 3 августа (нового стиля) и, значит, ждет меня здесь 11 дней, и отвечаешь ты только на петербургские письма. Да, вот какие расстояния и какие времена нас теперь разделяют. Я уже почти забыл, когда мы выехали из Петербурга, столько после этого пришлось увидеть стран и городов, а твой ответ возвращает меня к моменту отъезда. Что делать. Сейчас справился со своей книжкой, в которой аккуратно записываю посылаемые тебе письма, и вижу: так и есть, письмо из Петербурга (последнее) брошено мною в ящик 2-го и против него отметка: вероятно, получится 20-го--21-го... У меня все это размечено очень аккуратно, и вот я знаю теперь, например, что вчера или третьего дня (31 июля или 1 августа по нашему стилю) -- ты уже прочитала мое письмо из Кинстоуна о выезде из Англии в океан. Затем, правда, дней 14 писем моих не будет, но это -- самый долгий промежуток. А мне-то приходится довольствоваться сведениями очень и очень запоздалыми. Впрочем,-- это ничего; все-таки каждое письмо меня надолго утешает. Теперь надеюсь получить в Чикаго. А по получении этого письма -- тотчас напиши еще одно: в Нью-Йорк (New-York, poste restante, V. Korolenko). Так хочется иметь весточку перед тем, как пуститься вновь в океан, она еще поспеет {Мы предполагаем выехать из Нью-Йорка через месяц, то есть к первых числах сентября. Если мое письмо придет к тебе 17--18 и ты ответишь тотчас, то числа 2-го оно может быть здесь. Напиши небольшое, открытое, чтобы было не жаль, если уже меня не застанет и не беда,-- если бы вернулось хоть в Россию.}. Затем напиши хоть несколько слов в Париж. Теперь я все еще удаляюсь, а там стану приближаться и поеду навстречу письмам. Однако, будет о письмах. Сергей Дм. и то посмеивается над моими заботами о переписке. Сегодня мы весь день ходили по Нью-Йорку и отчасти -- Бруклину, видели величайший в мире мост, соединяющий эти два города, любовались еще раз статуей свободы, в руку которой можно входить по лестнице внутри,-- проехались немало и в омнибусах и по железным дорогам, проложенным над улицами. Едешь внизу, а над головой идут поезда. Нью-Йорк не похож ни на один из городов, виденных нами до сих пор. В постройках есть что-то напоминающее Англию и Лондон, но здесь эта саксонская архитектура как будто вырвалась на простор. Дома светлее, веселее, разнообразнее. В Лондоне -- они огромны, до 13 этажей. Но все эти серые закопченные дымом великаны сомкнулись плотно в одну массу и приблизительно все одного роста. Здесь то и дело видишь дома в 15, 16, даже в 17 этажей, узкой башней подымающиеся над 5-ти и 6-ти этажными, которые перед ними кажутся просто небольшими лачугами. Мы приехали в воскресение: как и в Лондоне по воскресениям здесь тихо, лавки закрыты и движения очень мало, и только одни машины свистят и гремят, развозя поезда под землей, на земле, но больше всего -- по воздуху, над головами... И весь воздух полон их свистом и грохотом.

армия газетных разносчиков. Вчера при нас выпустили в эти потоки уличного движения -- газеты New-York Tribune. Переулок, примыкающий к Tribune buildings,-- был полон мальчишками, и когда мы поехали оттуда в другое место,-- то уже всюду мальчики лет 7--10, 11,-- с кипами газеты мелькали, кричали, вскакивали на подножки вагонов, соскакивали на ходу, ныряя между лошадьми. Соне и Наташе было бы очень любопытно посмотреть, какие здесь бойкие мальчики. В одном месте мы увидели толпу около фонтана. Оказалось, что это два уличных мальчика влезли в платьях в бассейн посередине садика -- плавают там и ныряют, стараясь достать со дна деньги, которые кидали из публики. Платья на них совсем мокрые. Они смеются, их товарищи кричат "ура", публика тоже смеется.

Мы еще не разобрались хорошенько в здешней жизни, не огляделись, ни у кого еще не бывали. А думаем, между прочим, побывать у нашего консула, затем у главного управляющего страхового общества Equitable, к которому у меня есть рекомендации (агенты этого общества -- рассеяны по всей Америке). Читая газеты,-- встречаем разные злобы дня, в том числе и русские. Еще продолжают говорить о русско-американском договоре, и газеты приводят разные мнения, часто весьма неодобрительные по отношению к договору (о выдаче политических преступников). Интересно, между прочим, что некоторые защитники договора, как сенатор Эдмондс, опираются на то соображение, что русская нация недостойна свободных учреждений и вообще,-- что ей достаточен и деспотизм! Хороша русско-американская дружба, с этакими соображениями! Эта же черта -- презрение и к народу, с которым якобы дружат, и -- плохо прикрытое пышными фразами презрение также к ныне существующим учреждениям (годным лишь для полудикарей) -- встречалась, как ты помнишь, также и в отзывах французов! Чорт их возьми с такой дружбой.

Много также пишут о русско-немецкой таможенной войне¹. Наконец -- масса происшествий с страшными заглавиями, до которых очень падки здешние газеты. Между прочим,-- в Чикаго был пожар в гостинице, кажется с человеческими жертвами. Так вот имей в виду, если эти известия дойдут и до тебя, что до нас это не касается.

В твоем (ливерпульском) письме ты пишешь, чтобы писать еще месяц на Plojesti, a потом на Тульчу. Поэтому я первое письмо (вчера) послал на Тульчу, но теперь усомнился и пишу опять на Plojesti, может ты еще и там.

телеграмму (это уже не так дорого, как отсюда). Затем обнимаю вас всех. Эх, бедная Наташенька,-- и у ней заболели зубы. Заставляй их, голубушка, каждый день непременно полоскать, а также после обеда. Если это будут делать,-- наверное боль будет повторяться не так часто.

С. Д. кланяется.

Петру и Костике мой искренний привет. 

"Избранные письма", т. 1 "Мир".

¹ Таможенная война, возникшая между Германией и Россией в июле 1893 года, закончилась 10 февраля 1894 года заключением русско-германского торгового договора.