Короленко В. Г. - Короленко А. С., 19/31 июля 1893 г.

Дунюшка, моя дорогая. -- Сегодня отправил тебе письмо, писанное третьего дня или вчера утром, и сегодня же принимаюсь опять за письмо, потому что получил новый повод к покаянию: сейчас, вернувшись с обозрения картинных галерей, получил от швейцара твое письмо (от 4 июля). Оно, значит, было на почте (с 16-го числа), но нам его почему-то не выдали, а теперь прислали. Очень вероятно, что разыщется и еще одно (ведь ты писала, что должно быть два письма в Лондон?). Итак, голубушка,-- еще раз -- забудь об упреке, приписанном наскоро карандашом в моем письме. Эту приписку я сделал в день приезда, в центральном почтамте, получив 2 письма от мамаши и ни одного (очевидно, по недосмотру почтовых чиновников) -- от тебя. Итак,-- мировая!

Описывать тебе подробно -- приезд и четыре дня, проведенных в Лондоне -- не стану,-- слишком много проплыло впечатлений в эти дни и восстановить их все, как я делал до сих пор,-- невозможно. До Лондона -- все эти дорожные впечатления, своеобразные порой, но все-таки сравнительно бедные,-- я почти целиком укладывал в письма к тебе и мамаше. А Лондон сразу вырвал у меня из рук нить моих дорожных повествований и обдал таким потоком новизны и ярких (при тусклом, впрочем, освещении) впечатлений, что я и не пытаюсь теперь связать хронологической нитью свои заметки. Бог с ними,-- буду подхватывать, что дается.

С моим переводчиком¹, разумеется, познакомился, видел также старого греховодника Феликса В-го², -- да и немало еще лиц, в том числе англичан и англичанок. Вчера целый день мы провели в окрестностях Лондона и порядочно проголодались -- по незнанию местных нравов. Дело в том, что мы совершенно упустили из виду, что вчера -- было воскресение. Просидев утро за письмами,-- отправились около 12 часов на вокзал подземной железной дороги, с намерением по дороге напиться чаю и поесть в каком-нибудь ресторанчике. Но уже выйдя из отеля,-- мы заметили, что это не тот Лондон, какой мы видели вчера. Улицы почти пусты, лавки закрыты, трактиры, рестораны, кабачки,-- все это наглухо забаррикадировано и завешано. Обыкновенно очень людные и сплошь залитые омнибусами всех цветов и видов, качающихся, как киты на волнах, по узким улицам и переулкам,-- теперь все эти улицы поражали тишиной и сравнительной пустынностию. Одна сотая часть пешеходов и одна пятидесятая омнибусоз,-- против вчерашнего дня. Проехавши на Backer-street, где находится вокзальчик,-- мы, в ожидании поезда,-- долго бродили по улицам, голодные, жадно переходя от вывески к вывеске. Наконец, в каком-то переулке, нас выручил венский еврей, содержатель мелкого dinning-room'a, то есть съестной лавочки, который торгует и не в обычные часы, в воскресение (вечером рестораны опять были открыты)...

День мы провели очень интересно на Harrow (это уже почти дачные места, за Лондоном). Здесь можно устроиться дешево и хорошо. За 500 рублей в год -- хозяева наши имеют квартиру из 10 комнат (в трех этажах) с садом. Узнав, что у меня есть дети, хозяйка полушутя, полусерьезно предлагала мне воспитывать их в Англии. И это верно: здесь воспитывают отлично: я посмотрел этих красивых девушек, учившихся в английских школах, мальчишек, румяных и крепких, и что главное -- бодрых, веселых, живых, с отличной мускулатурой и физической выправкой,-- и мне стало немного завидно. Но если бы мне все-таки пришлось воспитывать здесь детей,-- я считал бы это большим несчастием. Дети русских родителей здесь стали совершенными англичанами, мальчишки -- ни слова по-русски, девушки (много старше) -- говорят, с сильнейшим акцентом и при этом смеются: родной язык им смешон и дик! Это понятно и натурально, и может быть, дети здесь, на свободе, будут счастливее и здоровее. Но мне страшно подумать, что моим детям был бы непонятен мой язык, а за ним и мои понятия, мечты, стремления! Моя любовь к своей бедной природе, к своему чумазому и рабскому, но родному народу, к своей соломенной деревне, к своей стране, которой хорошо ли, плохо ли -- служишь сам. В детях -- хочется видеть продолжение себя, продолжение того, о чем мечтал и думал с тех пор, как начал мечтать и думать -- и для них хочется своего родного счастия, которое манило самого тебя, а если -- горя, то опять такого, какое знаешь, поймешь и разделишь сам! А тут -- miss с английским языком и манерами. Я думаю, это очень тяжело, это настоящая трагедия отцов и детей. Да и вообще очень много трагического в этой "России за границей"... А все-таки Россия хороша и за границей, хороша и интересна в высокой степени.

Однако,-- поговорю лучше о более веселых сюжетах. Когда мы возвращались из Harrow,-- судьба послала нам интересную встречу. Делясь впечатлениями дня, мы пошли с вокзала пешком, наблюдая вечернее движение улиц. Вечер был свежий и хороший. Ветер ли подхватил и унес эту вечную пелену дыма, которая всегда висит над Лондоном, или она сама разредилась в воскресный день, когда и фабричным трубам дается отдых,-- не знаю, но только вечерний воздух был ясен, половина неба чистая, а на другой отчетливо рисовалось большое облако, из-за краев которого глядела луна. Народ шел из своих "churches" (церквей), омнибусы везли возвращавшуюся из-за города гулявшую публику, воскресение тихо отходило, уступая вновь место новой деловой неделе.

На углу Oxford-street'a и какого-то мелкого переулка мы увидели небольшую кучку людей. Над нею, как знамя, возвышался матовый фонарь, на стенках которого (с четырех сторон) резко выступали черные надписи из евангельских изречений. В середине какой-то молодой господин, в кургузом пиджачке, без шляпы, говорил проповедь. "Behold, now is the day of salvation"³, -- гласила одна из надписей. Я, как и ты теперь,-- не понял этой надписи, но слово salvation (сальзешен) указало мне, что это должно быть один из отрядов знаменитой "Армии спасения". И действительно, это небольшой отрядец, остановившись на углу, поднял свое знамя с намерением, на исходе воскресного дня, немного подраться с devil'eм, то есть диаволом, и отнять у него несколько жертв из беззаботно проходившей публики. Разумеется, это заинтересовало меня в высокой степени и, протолкавшись вперед среди окружавшей публики, мы стали в первом ряду. Перед нами на четырехугольнике, огражденном рядом каких-то приличных на вид джентльменов -- стоял знаменосец,-- молодой мальчишка, в очках, с фонарем, который он поворачивал в руках, дабы каждая из надписей могла произвести на нас свое спасительное действие, а с ним рядом ораторствовал, жестикулировал и волновался проповедник. Когда он кончил,-- все раскрыли книги и стали петь псалмы, а затем выступил другой оратор, молодой господин в непромокаемом плаще и стал опять громить дьявола. По его словам (в переводе С. Дм.) дьявол очень хитер на соблазны. Когда-то Наполеон взял в плен английского барабанщика и велел ему бить отбой, чтобы обмануть атаковавших англичан. Но барабанщик ответил, что он англичанин и умрет, а отбоя не ударит (все это с экстатической жестикуляцией). В этаком роде, кажется, рекомендовалось поступать и с дьяволом. Опять гимн. В это время один из этих воинов, заметив, с каким пристальным вниманием я слежу за всем,-- протянул мне книгу, полагая, что, быть может, это как раз удобный момент, чтобы исхитить и мою душу из когтей дьявола. Я взял, чтобы не огорчить доброго малого, тем более, что в это время успел уже разглядеть публику: оказалось, что это вовсе не публика, а все солдаты того же отряда. Настоящая публика не давала себе труда даже и останавливаться и беззаботно проходила, устремляясь в кипучее жерло оживавшего города, где дьявол, конечно, уже раскинул свои сети. Из публики здесь, у спасительного фонарика, стояли только три-четыре молодых субъекта, при виде которых я невольно ощупал карманы, да еще мы с С. Дм. затесались в первый ряд атакующей дьявола команды. Между тем, после псалма вышел новый оратор, снял с головы безукоризненный цилиндр и, потешно раскачиваясь на жидких ножках, причем кургузый пиджачишко придавал ему вид совершенной трясогузки,-- стал убеждать нас (кажется, только нас с Сергеем Дмитриевичем), чтобы мы покаялись именно сегодня, в воскресение 30 июля, потому что завтра, в понедельник, уже будет поздно: дьявол не дремлет. При этом господин сообщил, что он лично глубоко верит в диавола,-- "я верю в него, как в медведя или собаку". Недалеко от меня стоял еще один вояка, с острым носом, небольшой, с изрядным круглым брюшком и острыми глазками. Мне он показался большим плутом, чем-то вроде мельниковского Бориса⁴ (помнишь: "ох, искушение!") -- и тайным союзником devil'я. Я с большим интересом ждал, что он скажет, с своей стороны, но не дождался. Оратор, верящий в чорта, как в медведя, кончил, все пропели еще один гимн (при участии десятков двух мужских и женских голосов это вышло довольно складно) -- затем знаменосец потушил свой фонарь, и все стали расходиться. В это время подошел к нам один из расходившихся воителей и обратился ко мне с вопросом. -- I don't speak englisch (я не говорю по-английски), -- вынужден был я огорчить бедного малого, и затем между С. Д. и им произошел разговор (который я передаю в переводе С. Д.).

-- Спасены ли вы?

Сергей Дмитриевич, на поставленный столь решительно и притом столь щекотливый вопрос,-- видимо слегка замялся и затем ответил:

-- Не знаю, но -- надеюсь...

-- Сегодня вечером?

Англичане любят точность, но мы, русские,-- никак к точности привыкнуть не можем, и поэтому С. Дм. окончательно ретируется, признаваясь, что он -- другой религии.

-- Христос один у всех.

Однако С. Д. переходит в наступление и сам предлагает вопросы, на которые воин отвечает уже обыкновенным тоном. Он говорит, что они действительно из Salvation Army⁵⁶ и составляют самостоятельный отряд, с самостоятельной организацией. Затем мы попрощались. Он ушел в переулок, а мы -- своей дорогой. За это время вечер спустился совсем, туча расширилась, луна выглядывала только одним краем,-- а улицы горели огнями и электричеством, рестораны и трактиры разверзлись, множество девиц с "беспокойною лаской во взгляде" -- проходили мимо нас, заговаривая и подманивая к себе. И мне казалось, что подлец devil смотрит сверху, держится за бока и хохочет над бедною горстию своих противников, которые верят в него, как в медведя...

что я теперь не тот путешественник, каким был прежде: все-таки тянет поскорее к вам, и чувства Натаки мне понятны: какой бы круг ни предстояло сделать по свету, все-таки заглядываешь в конец и думаешь: а скоро ли я буду у них? Вот сейчас С. Дм. вернулся из обхода пароходных агентов и рассчитывает путь: кажется, мы выедем не ранее 5 августа (по новому стилю, то есть 23-го), и я думаю: а не дать ли телеграмму, чтобы написала Дунька еще письмо в Лондон... Эх,-- беда путешествовать женатому человеку. -- А все-таки любопытно,-- и пока не жалею, что поехал, хотя ничего не работаю, и письма -- мое единственное занятие!

Ну, обнимаю тебя крепко. Хорошо, что ты все исполняешь, будь и вперед умна. Свидимся,-- наверстаем разлуку, только будьте все здоровы.

Обнимаю всех: тебя, детей, Петра. -- С. Д. кланяется. В последнем (то есть полученном после всех) письме ты его упрекаешь, а он как раз писал тебе (и не раз).

Сейчас пришел Доброжану⁷, шлет тебе поклон. Вот это -- человек! Один из тех, о которых, уже не шутя, можно сказать: был бы женщина -- пропал бы. Смотри у меня -- не пропади!

Пиши мою фамилию через К  

Папа ваш едет пока все дальше, смотрит все новые места, людей, города и когда-нибудь вам расскажет много нового. А потом папа будет все к вам приближаться, и вдруг явится у вас. Тогда мы все поедем опять в Нижний, папа привезет Лену, и заживем по-старому. А пока надо, чтобы вы стали совсем здоровые и крепкие, и мама также. Любите крепко дядю Петра и слушайтесь его во всем, о папе не скучайте: папа ваш здоров, и ему нужно еще много повидать. А пока я вас, мои милые девочки, крепко целую.

Напишите когда-нибудь письмо бабушке (Ваве) ⁸. Это папе будет очень приятно,-- и маме тоже скажите, чтобы написала. Я здесь был в гостях в одной семье: у них папа и мама русские, а дети (две девочки и два мальчика) -- англичане и не говорят совсем по-русски! 

Впервые (неполностью) опубликовано в книге "Избранные письма", т. 1, "Мир".

¹ Сергей Михайлович Кравчинский (Степняк) (1851--1895) -- революционер, писатель. Перевел на английский язык "Слепого музыканта" (см. 6 том наст. собр. соч., прим. к стр. 216).

² Ф. В. Волховский (1846--1914) -- судился по "процессу 193-х". В 1889 году бежал из Сибири в Америку. С 1890 года жил в Лондоне, редактировал газету "Free Russia" и издания "Фонда вольной русской прессы".

³ "Знай, настал день спасения"

⁴ Не Борис, а Василий Борисович -- тип святоши в книге Мельникова-Печерского "В лесах".

⁵ Армия Спасения (англ.).

⁶

⁷ В. С. Ивановского, у которого Короленко с ним встречался.

⁸ Мать Короленко -- Эвелина Иосифовна.