Г. Скабичевскiй и "освобожденiе отъ журналовъ".
Известный критикъ г. Скабичевскiй напечаталъ въ "Русскихъ Ведомостяхъ" отзывъ о сборникахъ "Знанiя", въ которомъ, восторженно отзываясь о всехъ безъ исключенiя произведенiяхъ, помещенныхъ въ этихъ сборникахъ, считаетъ возможнымъ бросить косвенный, но тяжелый укоръ "толстымъ журналамъ". "Прежде всего, -- говоритъ почтенный критикъ, -- подкупаетъ насъ достойная всякаго уваженiя идея, лежащая въ основе изданiя и заключающаяся въ томъ, чтобы освободить беллетристовъ отъ тяготеющаго надъ ними посредничества толстыхъ журналовъ, стоящихъ между ними и читателями, и дать имъ возможность стать на свои ноги, завися порой совершенно случайныхъ и произвольныхъ, а исключительно " {"Русскiя Вед."' 31 августа 1904 г., No 242.}.
Въ этой цитате курсивы принадлежатъ намъ. Ими мы позволяемъ себе отметить те части статьи г. Скабичевскаго, которыя способны возбудить значительное недоуменiе. Г. Скабичевскiй -- человекъ, много поработавшiй на литературномъ (въ томъ числе и "толстожурнальномъ") поприще. Какъ историкъ литературы, онъ знаетъ, кроме того, цену разнымъ ея факторамъ. Наконецъ, по разнымъ причинамъ въ последнiе годы онъ является для толстыхъ журналовъ человекомъ, такъ сказать, стороннимъ, что, конечно, ставитъ его въ положенiе лица безпристрастнаго и незаинтересованнаго. Мое положенiе менее выгодно: я -- скромный журналистъ и, кроме того, участникъ того самаго дела, на которое г. Скабичевскiй столь неожиданно обрушилъ свое обвиненiе (шутка сказать: чуть не поработители россiйской беллетристики!). Темъ не менее, я позволю себе проанализировать ходъ мысли почтеннаго критика и разсмотреть поближе это обвиненiе, предоставляя читателямъ сделать то или другое заключенiе.
"достойная всякаго уваженiя идея", лежащая въ основе сборниковъ "Знанiя", состоитъ въ томъ, чтобы "освободить беллетристовъ отъ посредничества толстыхъ журналовъ". "Освобожденiе" -- очень хорошее слово, но, все-таки въ данномъ случае невольно является вопросъ: кого предстоитъ освободить, отъ чего и въ какой мере? Кого? Г. Скабичевскiй говоритъ просто: "освободить беллетристовъ". Итакъ, почтительно обращаясь съ текстомъ и принимая во вниманiе проникающiй его восторженный тонъ, мы прежде всего должны принять эти слова въ ихъ полномъ значенiи: допустимъ, значитъ, что речь идетъ объ освобожденiи (или хоть попытке освобожденiя) всехъ исключительной зависимости "отъ вкуса и симпатiй публики", то, очевидно, мы должны принять мысль почтеннаго писателя еще полнее: освобожденiе беллетристовъ отъ
Прекрасно! Разумеется, столь обширная задача едва ли исполнима для одного "Знанiя", и, вероятно, его примеру последуютъ другiя книгоиздательства. И тогда, когда это наступитъ, когда беллетристы будутъ уже совершенно свободны отъ усмотренiя редакторовъ толстыхъ журналовъ, "стоящихъ теперь между ними и вкусами публики", -- мы представляемъ себе такую картину. Въ помещенiе, занимаемое однимъ изъ такихъ "книгоиздательствъ", является молодой (или хоть не очень молодой) человекъ съ толстою рукописью и заявляетъ категорически, что онъ беллетристъ, а его рукопись есть беллетристика. Что происходитъ дальше? Судя по всему, изложенному выше, представитель книгоиздательства долженъ более или менее почтительно принять изъ рукъ беллетриста его рукопись и, не смея, вероятно, даже раскрыть ее, чтобы не соблазниться возможностью "случайнаго и произвольнаго усмотренiя" и посредничества, отослать ее въ типографiю. И вотъ ровно черезъ столько времени, сколько нужно, чтобы набрать книгу, оттиснуть ее и исполнить цензурныя формальности, произведенiе беллетриста появляется на судъ публики. Представители книгоиздательства пользуются при этомъ однимъ преимуществомъ: они имеютъ возможность первыми ознакомиться съ новымъ талантомъ или... съ новою, быть можетъ, безпримерною беллетристической пачкотней и гадостью...
Эта фантастическая картина до такой степени абсурдна, что г. Скабичевскiй можетъ, пожалуй, обидеться на насъ за то, что мы навязали ему такую нелепость. Но тогда мы окажемся въ большомъ затрудненiи, какъ иначе истолковать его приветствiе "освобожденiю беллетристовъ". Ведь несомненно, что представитель всякаго книгоиздательства, принявъ рукопись, попроситъ автора придти черезъ некоторое время за ответомъ. Разумеется также, что этотъ ответъ можетъ быть положительнымъ или отрицательнымъ. Но если такъ (а это именно такъ), то, съ позволенiя уважаемаго критика, мы спросимъ: человекъ, который сортируетъ подобнымъ образомъ рукописи, принимая одне и отвергая другiя, не заслуживаетъ ли въ полной мере названiя редактора, посредника между беллетристами и вкусами публики? Едва ли можно колебаться въ ответе: да, конечно, это будетъ редакторъ и посредникъ... Где же въ такомъ случае "исключительная зависимость отъ симпатiй и вкуса читателей"? И что же собственно приветствуетъ уважаемый критикъ, если мысль его объ освобожденiи должна подвергнуться столъ существенному ограниченiю, что никакого освобожденiя на лицо не оказывается?
То, о чемъ говоритъ г. Скабичевскiй, есть простая замена одного посредничества другимъ, замена журнальныхъ редакцiй редакцiями книгоиздательскими. Что такое журнальныя редакцiи, г-ну Скабичевскому, какъ историку литературы, хорошо известно. Въ числе этихъ "посредниковъ между писателями и вкусами публики" русская журналистика насчитываетъ имена А. С. Пушкина, В. Г. Белинскаго, Некрасова, Чернышевскаго, Салтыкова, Михайловскаго... Г. Скабичевскiй, безъ сомненiя, легко можетъ значительно продолжить этотъ перечень именами, быть можетъ, менее блестящими, но тоже почтенными и оказавшими несомненныя услуги родной литературе. Мы же позволимъ себе только напомнить уважаемому писателю, что и самъ онъ (и, кажется, не однажды) принималъ участiе въ редакцiяхъ толстыхъ журналовъ, именно по отделу беллетристики... Что же, -- все это были вредные посредники, нечто вроде перекупщиковъ беллетристическаго товара на перепутьяхъ къ непосредственной оценке публики?.. И почему г. Скабичевскiй полагаетъ, что замена этого традицiоннаго посредничества другимъ, -- посредничествомъ книгоиздательствъ, -- должна бить приветствуема, какъ некое освобожденiе?
"Знанiя" и теперь не намерены возвращаться къ этому предмету по существу. Не можемъ, однако, не заметить, въ пределахъ даннаго разговора съ г. Скабичевскимъ, что его "приветствiе" должно подвергнуться еще одному, тоже довольно существенному ограниченiю. Это вовсе не попытка освободить беллетристовъ. Речь идетъ о новой форме печатанiя произведенiй одной группы беллетристовъ, которые ни въ какомъ посредничестве не нуждаются, такъ какъ (въ значительной степени при посредстве журналовъ) уже прiобрели совершенно определенную известность. Они нашли более удобнымъ и практичнымъ отрешиться отъ сотрудничества съ другими родами литературы... Это, конечно (говоримъ безъ всякой reservatio mentalis), ихъ право и ихъ дело, подлежащее оценке, какъ всякое практическое начинанiе въ области литературы. Но пока это только ихъ дело, а не дело русской беллетристики... Что касается до начинающихъ писателей, до техъ незаметныхъ еще ростковъ на литературной ниве, которые действительно нуждаются въ посредничестве, которыхъ нужно еще заметить, отличить, дать возможность высказаться и быть услышанными, -- то эту трудную и часто неблагодарную работу у русскихъ журналовъ пока не оспариваетъ еще никто... Такимъ образомъ, изъ тирады г-на Скабичевскаго приходится исключить и это "распространительное толкованiе": его восторженное приветствiе должно быть отнесено въ конце концовъ не къ "освобожденiю отъ посредничества", а лишь къ замене одной формы посредничества другою. Это во-первыхъ; а во-вторыхъ, и эта замена касается не всехъ беллетристовъ,
Разумеется terapora mutantur. Много уже писалось о соперничестве газеты и журнала. Теперь идетъ речь о соперничестве съ журналомъ книгоиздательствъ. Можетъ придти время, когда наша гласность приметъ такiя формы, въ которыхъ мы не узнали бы уже ни нынешнего журнала, ни нынешней газеты, ни, пожалуй, нынешней книги... Все это не только возможно, но и несомненно. Даже и въ настоящее время въ европейскихъ странахъ формы печатнаго слова отличаются отъ нашихъ. Тамъ уже и теперь существуетъ до известной степени обратное нашему отношенiе между книгоиздательствомъ и журналомъ: напримеръ, французскiе журналы печатаютъ беллетристическiя произведенiя довольно редко и при томъ почти исключительно произведенiя писателей съ громкими именами. Что же касается до начинающихъ, то они должны, по большей части, съ величайшимъ трудомъ искать издателей, которые оцениваютъ новое произведенiе, главнымъ образомъ, съ точки зренiя возможнаго успеха на книжномъ рынке. У насъ, наоборотъ, книгоиздательства (пока не исключая и "Знанiя") следуютъ за журналами, издавая то, что уже замечено читателями и критикой, но что раньше было замечено редакцiями журналовъ. И намъ кажется, что случайность и произвольность редакторскаго усмотренiя скорее на стороне французскаго книгоиздательства, нежели русскаго журнала, уже потому, что книгоиздательство считается лишь съ шансами немедленнаго успеха книги на рынке, тогда какъ наши журналы даютъ возможность начинающимъ писателямъ шагъ за шагомъ пробивать себе дорогу къ вниманiю и оценке публики.
сторонъ тирада почтеннаго критика является плодомъ недоразуменiя. Могутъ быть, разумеется, превосходныя книгоиздательства, какъ могутъ быть плохiе журналы. Но все же и "освобожденiе" слишкомъ значительное слово, чтобы прилагать его къ данному явленiю, и наши журналы, при всей неизбежности частныхъ ошибокъ, не подлежатъ огульнымъ обвиненiямъ въ порабощенiи беллетристовъ и во вредномъ посредничестве между ними и "вкусами читателей".
1904 г.