Кузька - Мордовский бог (старая орфография)

Въ книге покойнаго А. С. Гацискаго "Люди нижегородскаго Поволжья", среди различнаго ранга военныхъ и штатскихъ персонъ, заслужившихъ право хотя бы местнаго безсмертiя, значится странное имя "Кузьки-бога", съ скромнымъ прибавленiемъ "мордвинъ", Покойный изследователь не успелъ дать намъ бiографiю этого мордвина, а между темъ это личность действительно чрезвычайно интересная, около которой на месте создалась легенда, которая, наконецъ, вызвала целую, хотя и не обширную литературу.

Еще совсемъ недавно, когда въ печати обсуждалось известное мултанское дело, "Новое Время" въ приложенiи къ No 7160, подъ заглавiемъ "Терюханское идолище" (!) напечатало въ извлеченiи исторiю Кузьмы, въ томъ виде, какъ она появилась въ 1866 году въ "Отеч. Запискахъ". Газета совершенно серьезно, въ качестве этнографическаго матерiала, сообщала изумительнейшiя похожденiя какого-то генiальнаго мордовскаго Рокамболя, целой сетью адскихъ обмановъ увлекшаго мордву-терюханъ въ сети своего "лжеученiя", доходившаго до того, что самъ Кузьма былъ признанъ богомъ. Отсюда и названiе "Кузька-богъ".

"Отеч. Запискахъ" годъ за годомъ и день за днемъ бiографiю своего героя. Разсказъ этотъ ведется дубовымъ языкомъ, изложенiе сразу обличаетъ человека совершенно бездарнаго. Между темъ, вся исторiя представляетъ целую цепь фантастическихъ происшествiй. Воспитанный подъ влiянiемъ какого-то коварнаго раскольника ("по всей вероятности изъ секты "душителей" (!) -- прибавляетъ авторъ), молодой мордвинъ, способный и грамотный, быстро вырабатывается въ сознательнаго религiознаго шарлатана. После неудачной любовной исторiи въ Нижнемъ, разсказанной опять съ необычайными подробностями (какъ будто авторъ самъ присутствовалъ при любовныхъ объясненiяхъ въ качестве невидимки) -- Кузьма возвращается къ своему племени и начинаетъ адскую интригу: коварство его доходитъ до того, какъ онъ посредствомъ самодельнаго волшебнаго фонаря производитъ явленiе ангеловъ и т. д. Все племя вскоре обратилось въ его последователей.

Тогда Кузьма, по рецепту всехъ шаблонныхъ героевъ этого рода, окружаетъ себя богатствомъ, роскошью и, конечно, развратомъ. Следуетъ совершенно невероятный и очень грубо сляпанный авторомъ романъ некоего беднаго, но добродетельнаго мордвина Пахома съ красавицей Евфросиньей. Кузьма разлучаетъ любовниковъ и беретъ красавицу Евфросинью въ свой гаремъ. Добродетельный Пахомъ изъ мести доноситъ на него и указываетъ его притонъ въ лесныхъ трущобахъ. Но хитрый Кузьма отводитъ следы, планъ поимки не удается, и доносчикъ приносится въ жертву разъяренному "Кузьке-богу".

Черезъ некоторое время такая же участь постигаетъ и исправника, решившагося арестовать Кузьму. Это приключенiе по аляповатости и неуклюжести вымысла можетъ соперничать разве съ самыми грубыми произведенiями лубочной литературы. Исправникъ едетъ во главе отряда въ коляске. На пути въ лесу встречаются завалы. Внезапно, будто чудомъ, завалы устраняются съ дороги, исправникъ проезжаетъ, но за нимъ тотчасъ же воздвигается преграда, отделяющая его отъ его армiи. Затемъ лошади несутся среди двухъ стенъ густого леса, трепещущiй исправникъ слышитъ дикiе крики озверелой мордвы, и его, наконецъ, привязываютъ на поляне къ двумъ согнутымъ дубамъ. Мгновенiе, канаты перерубаются, деревья выпрямляются, кровь невиннаго исправника обагряетъ окрестности...

Не удивительно ли, что столь невероятная мазня могла найти место въ печати и при томъ въ серьезной газете? И однако -- нашла, и статья "Нов. Времени" пошла гулять подъ заманчивымъ заглавiемъ ("Терюханское идолище"), и ее перепечатывали десятки газетъ, въ доказательство свирепости язычниковъ-инородцевъ, и, конечно, въ доказательство также возможности человеческаго жертвоприношенiя въ Мултане.

Нужно ли говорить, что все это смешной и весьма неискусный вымыселъ? Въ "Историческомъ Вестнике" была помещена прекрасно составленная дела заметка В. И. Снежневскаго, въ которой все это излагается гораздо проще и, конечно, гораздо интереснее. Кузьма -- действительно существовавшее лицо, неграмотный крестьянинъ Нижегородской губ., крепостной графини Сенъ-При, изъ терюшевской мордвы. Г. Снежневскiй разсказываетъ печальную исторiю крещенiя этого племени, въ первой половине прошлаго века, когда Дмитрiй Сеченовъ въ 2 года окрестилъ до 34 тыс. человекъ. При этомъ мордву, нередко связанныхъ, опускали въ купель и тутъ насильно надевали кресты (Соловьевъ, Исторiя, XII, стр. 28). Таковы были свежiя еще воспоминанiя, окружавшiя детство и юность Кузьмы. Однако, время брало свое. Кроткiе образы христiанства, -- говоритъ г. Снежневскiй, -- Св. Дева, Христосъ, ангелы, пророкъ Давидъ, -- все это еще ранее понемногу проникало въ воображенiе народа, хотя мечтательно и смутно. Но, быть можетъ, именно потому, что эти образы были слишкомъ ужъ далеки отъ "сеченовской" действительности, -- темный мордвинъ слилъ ихъ со своими мечтами о седой старине. Получилась странная аберрацiя: христiанскiе и ветхозаветные образы стали для мордвина "старыми богами", къ которымъ онъ апеллировалъ противъ "новой веры" и въ честь которыхъ надумалъ возстановить старые обряды (моленiя на полянахъ въ лесу, после чего царь и начальники наденутъ белыя мордовскiя одежды -- и наступитъ общее блаженство). Мы не станемъ излагать здесь подробности этой наивной и трогательной исторiи, своего рода исторiи Іоаннiя д'Аркъ въ лице неграмотнаго мечтателя мордвина, отсылая интересующихся къ статье г-на Снежневскаго. Разумеется, Кузьму арестовали, допрашивали, били плетьми и сослали въ 1810 году въ Сибирь. Изъ подлиннаго дела выясняется, однако, съ совершенной ясностью физiономiя искренняго и кроткаго мечтателя, ни въ одной черте не совпадающая съ свирепой мазней неизвестнаго автора "повести". Исправникъ не только не потерпелъ при этомъ никакихъ непрiятностей, но взялъ Кузьму прямо съ одного изъ многолюдныхъ моленiй, которыя, кстати сказать, происходили явно, въ присутствiи множества русскихъ соседей, нередко даже духовенства. Императоръ Александръ I, ознакомившись съ деломъ Кузьмы, отменилъ наказанiе плетьми для участниковъ, но было уже поздно: приговоръ былъ уже приведенъ въ исполненiе.

Всякое суеверiе имеетъ две стороны, и въ данномъ случае это видно особенно ясно: "Мы имели случай убедиться, -- пишетъ въ своей заметке г. Снежневскiй, -- что разсказъ г. К. о "Кузьке-боге" (который, скажемъ кстати, никогда себя богомъ не называлъ) проникъ въ местную крестьянскую среду, и теперь, если вы станете искать устныхъ преданiй на месте действiя Кузьмы, мордовскаго пророка, то отъ русскихъ соседей мордвы услышите о книжке, "въ которой все это написано". И вамъ передадутъ все невероятные эпизоды изъ разсказа "Кузька-богъ". Это одинъ изъ случаевъ, когда письменность, вследствiе предразсудка въ культурной среде, не закрепила, не сохранила преданiя, а только исказила его и опошлила".

недавно изложена въ статье г. Снежневскаго, что въ местной газете ("Нижегор. Лист.", No 56, 1896 г.) она опять возстановлена господиномъ А. С. по поводу статьи "Нов. Вр." о Терюханскомъ идолище, -- въ томъ же Нижнемъ-Новгороде -- нелепая лубочная "повесть" появляется въ новомъ отдельномъ изданiи, при чемъ на задней обертке стыдливо прiютилось следующее надписанiе: "Съ требованiемъ книги следуетъ обращаться въ Нижнiй-Новгородъ... къ надворному советнику Мих. Як. Г." (на книге имя и фамилiя проставлены полностью). Мы понимаемъ надворнаго советника М. Я. Г. Онъ вознамерился получать за "повесть" неизвестнаго автора по 1 р. съ пересылкою и для этого, подобно известному герою Успенскаго, объявляетъ: "деньги объ это место". Хочется думать, что г-ну М. Я. Г. хоть немного стыдно за свою, теперь уже заведомо письмо въ редакцiю "Русск. Бог.", въ которомъ заявляетъ, что онъ далъ лишь свое имя. Фактическимъ издателемъ является самъ авторъ. (Позднейшее примечанiе В. К.).}...

1898 г.