ГЛАЗОВСКИЙ ПЕРИОД В КОНТЕКСТЕ
ВЯТСКОЙ ССЫЛКИ В. Г. КОРОЛЕНКО
Владимир Галактионович Короленко… Заметил ли кто-нибудь, что и имя, и отчество, не считая по-королевски звучной фамилии этой неординарной личности, заключают в себе некую всемирную, галактически-вселенскую масштабность?
Сказать о Короленко, что это – известный писатель, всё равно, что ничего не сказать. Короленко – это ещё до конца не познанное нами явление, символ целой эпохи, которая его позвала и выдвинула, а потом ушла в прошлое. Но остались ценности и проблемы, не имеющие границ, обладающие вечными общечеловеческими координатами. И потому Короленко – наш «История» продолжается. А ещё неизмеримы его биографические ландшафты. Настоящий гений места, он связан со многими городами и весями России-матушки, с Украиной, с зарубежьем (Румынией, Скандинавией, Америкой…) Потому и короленковедение – наука без границ, временных и пространственных.
130 лет назад Короленко пробыл в уездном городе Глазове Вятской губернии несколько месяцев, но отсюда проросли пять его произведений!.. Можно сказать, что Короленко писал один и тот же текст: произведения оказывались соотнесёнными с жизнью и общим текстуально-смысловым пространством – невольной глазовской пропиской.
Колумб Глазова, Короленко – краевед, которому было мало извлечь из исторического прошлого тот или иной момент. Ему было куда как важнее актуализировать его, задеть общественный нерв, за конкретными фактами усмотреть красноречивую символику. Это уже потом Сальвадор Дали, подобно Короленко, умудрялся ультрауникальное делать универсальным. Если бы, например, новостроящийся тогда в Глазове храм не рухнул в реальности, то этот инцидент кому-то просто надо было бы придумать самому для пущей убедительности, для выражения мысли о том, что больше так жить нельзя! Чтобы по-настоящему разбудить провинцию, и нужно было не меньшее потрясение, чем реальный факт подобного именно масштаба и значимости. И глубоко символично, что этот факт так и забылся бы за давностью лет, если бы не редкостное нравственное чутьё и художественная отзывчивость Короленко.
В 1879 году отправка В. Г. Короленко и его брата в назначенное место прошла секретно от родных, которые, только придя на свидание, узнали о состоявшейся высылке. В сопроводительной бумаге С. -Петербургского градоначальника от 10-го мая 1879 г. за №6154 на имя вятского губернатора причина этой высылки обрисовывается очень туманно, без указания каких-либо фактов. Градоначальник писал, что ІІІ Отделение Императорской канцелярии пришло к заключению, что Владимир и Илларион Короленко несомненно виновны в сообществе с главными революционными деятелями, а равно в причастности к печатанию и распространению изданий вольной типографии. III Отделение признаёт, что в его руках нет юридических данных для привлечения братьев Короленко не только к ответственности по суду, но даже и к дознанию, ибо они «при своей изворотливости успели скрыть следы своих преступных деяний».
Изложенная в бумаге квалификация вины В. Г. Короленко и его брата Иллариона, хотя и бездоказательная, была такова, что вятская администрация должна была смотреть на них как на чрезвычайно опасных в политическом отношении лиц. Поэтому вятский губернатор местом жительства для них определил самый захолустный в то время город в северо-восточном углу губернии за 200 верст от Вятки, на пути в Сибирь. Проведя несколько дней в вятской тюрьме, братья Короленко 2 июня были отправлены туда в сопровождении четырех полицейских служителей – по два служителя на каждого.
«Из Вятки мы выехали 2 июня, ехали целые сутки под частым дождичком. Всю дорогу пришлось под рогожи прятаться – свету белого не видели, а тут-то и хотелось бы глядеть в оба, новое место высматривать – так ничего почти и не высмотрели; представление о Глазовском уезде гораздо смутнее, чем о других местах по пути, и это часть моих путевых впечатлений представляет просто большую серую кляксу. На станциях вот только и видели людей – вотяки больше, инородцы (впрочем, и русских много); наконец, порядочно усталые , изнеможенные, прикатили и в самый Глазов».
Первое впечатление, произведенное городом Глазовым на Короленко, было не особенно благоприятное: «Городок маленький, довольно мизерный, кажется, – ну да это ничего. Из столицы выехали, так не в столицу же опять приехать, да и бог с ней. Признаться, так и хотелось мне поглуше куда-нибудь… Да впрочем и глушь не особенная. Есть библиотека, а это из учреждений, характеризующих так называемые цивилизованные города, для нас чуть ли не единственно важное, ну есть, конечно, и другие учреждения».
Первым практическим вопросом, который пришлось решать новым глазовским поселенцам, был вопрос о квартире. Полицией было предложено им временно поместиться в здании полицейского управления. Начались поиски квартиры. Комната была уже найдена, но вскоре братья Короленко узнали, что в Глазове проживает политический ссыльный, финляндский уроженец Карл Стольберг. Они тотчас направились к нему и в результате решили поселиться в одной с ним квартире, находившейся в доме глазовского помещика Александра Павловича Бородина: «Небольшой несколько покосившийся домик (двухэтажный, деревянный) – это жилище нашего хозяина (Бородин некто, Александр Павлович); тут же внизу слесарная мастерская хозяина. Во дворе флигелек, во флигельке комната с полатью, окно флигелька – сеновал; полати или сеновал служат нам попеременной постелью…»
Здесь же в скором времени (во второй половине июня) поселились еще двое ссыльных – рабочие петербургских фабрик А. Христофоров и И. Кузьмин, высланные за распространение преступной пропаганды среди рабочих. Скоро они вместе с Илларионом, который еще в Петербурге обучался слесарному делу, организовали слесарные работы. Через два месяца В. Г. Короленко писал: «Комната у нас невелика, но и не мала (размеры, приблизительно нашей бывшей комнаты на Невском); значительная часть ее занята русской печкой, верстаком, токарным станком и т. д. Кроватей нет, – мы спим на полатях, вчетвером. Сначала, после переселения с сеновала в комнату, было душно, вообще непривычно спать на полатях, – теперь ничего, привыкли все. У верстака… работают товарищи… Вообще, работается, особенно в последнее время, усердно... Праздного времени не бывает, следовательно, скуки не бывает также». В конце сентября Владимир Галактионович переехал отсюда в отдельную квартиру в той же Слободке, впрочем, сожители его также переменили квартиру и организовали настоящую мастерскую.
Вот как описывал Короленко своё новое жильё в октябре 1879 года: «У меня стены бревенчатые, нештукатуренные – не особенно изящно. На середину выползла широкая русская печь, у дверей устроен даже курятник. Как видите, полное хозяйство, и, действительно, полное. Вы могли бы увидеть у меня и свои горшки, и чашки, и даже ухват. Дрова мои, сам покупаю, сам колю, сам печку топлю, сам буду и варить, хотя и не особенно часто».
2 октября В. Г. Короленко написал жалобу вятскому губернатору о самоуправстве глазовского исправника по отношению к корреспонденции, присылаемой ему друзьями и единомышленниками. Жалоба являлась протестом против действий не только исправника, но и самого губернатора – протестом против произвольного обращения этих лиц с собственностью политических ссыльных. Короленко прямо дает понять губернатору, что он должен был известить его о результатах рассмотрения рукописи, предназначенной для отсылки в редакцию, что тот неправомерно взял на себя дело общей цензуры, в которой он некомпетентен.
Из жалобы Короленко и из рапорта исправника по поводу этой жалобы с несомненностью устанавливались должностные проступки и даже преступления исправника: чрезвычайная медленность в просмотре книг, наименование дрянью изданий, допущенных министерством народного просвещения даже в школу, сознательная ложь в служебных рапортах. Как же отнесся к рапорту исправника губернатор? Наложил на нём краткую резолюцию: «Перевести в Бисеровскую волость». Перевести, конечно, не исправника, а автора жалобы. Губернатор подробно указывает, как это следует сделать: в особом предписании он предлагает исправнику произвести тщательный обыск в квартире Владимира Галактионовича, отобрать найденные при этом письма или бумаги сомнительного содержания и запрещенные книги и затем перевести В. Г. Короленко в Березовские Починки, отправить его туда, в видах соблюдения интересов казны, с местным становым приставом или каким-либо должностным лицом, бывающим в Глазове по делам службы.
25 октября обыск был произведен. Хотя ничего сомнительного ни в бумагах, ни в книгах Короленко исправник не нашел, в тот же день отправили его в Березовские Починки в сопровождении сельского заседателя Перевощикова. 29-го Владимир Галактионович уже писал из Починок матери: «Это не село, не деревня даже, это просто несколько отдельных дворов, рассеянных на расстоянии приблизительно 15-20 верст, среди лесной и болотистой местности. В одном месте торчит одинокая избушка, занесенная снегом (я был там зимою), в другом, – две, версты за две, за три – еще одна или две и т. д. Средоточием этого поселения служат четыре двора, которые починовцы называют деревней. «Мы край света живем» – говорят о себе починовцы. Летом в Починки пробираться можно только верхом, – телег с колесами починовцы не употребляют». «Печь без трубы. Когда затопят, открывают двери настежь, мороз крепкий. Ноги положительно стынут, а вверху, в уровень с головой, густой, едкий дым. Пока дым не уйдет и печь не вытопится, – о работе нечего и думать. Затем холодно, а там 3-4 часа короткого дня и вечер. Опять-таки порядочно холодно».
в Москву, а 21-го он был уже в Твери, после чего его заключили в Вышневолоцкую политическую тюрьму, где сосредоточивали осуждённых к высылке в Восточную Сибирь. В. Г. Короленко отправили туда в июле 1880 года.
г.).