ГЛАВА XII.
Возвращенiе въ Петербургъ.
1.
После почти десятилетняго перерыва, впервые со времени закрытiя "Отечественныхъ Записокъ" направленiе, имеющее Михайловскаго въ центре, объединилось въ 1893 году вокругъ своего собственнаго органа.
Кружокъ, собравшiйся около новаго "Русскаго Богатства", былъ довольно сплоченнымъ, прочнымъ и однороднымъ. Журналъ упрекали даже въ излишней определенности и узости. "Русское Богатство", писалъ въ 1895 году Эртель, "щеголяетъ определенностью нетерпимости, кружковщины, самомненiя, еретическаго отмежевыванiя отъ техъ, кто по иному складываетъ персты для молитвы". Обвиненiе это едва ли справедливо. Но оно могло иметь некоторыя основанiя въ редакторстве Михайловскаго, въ резкой определенности его публицистическихъ выступленiй.
Сходясь съ Михайловскимъ въ наиболее существенныхъ вопросахъ, въ признанiи идеала целостной и всесторонне развитой человеческой личности, В. Г. Короленко въ полемической статье своей "О сложности жизни", написанной по вопросу объ общине и развивающейся промышленности, требуетъ, чтобы "ни одна капля энтузiазма и преклоненiя, довлеющаго "человеческому благу", не расточалась на "условiя и обстановку". Онъ протестуетъ противъ того, что "суббота роковыхъ законовъ, фетишизмъ схематическихъ процессовъ, своеобразная телеологiя "конечныхъ целей" закрываетъ многообразiе и живое волненiе жизни. И община важна для него "не сама по себе, а какъ форма обезпеченiя человека" {"Рус. Бог." 1899 г. No 8.}. На фоне этого основного и общаго направленiя интересовъ главныхъ руководителей журнала складывались и развивались положительныя программы.
Переживъ въ 90 годахъ борьбу съ марксизмомъ, теоретическiя положенiя народничества вышли изъ этой борьбы съ некоторыми уступками.
Въ общемъ же, къ началу 900 годовъ передъ руководителями журнала стояли цели гораздо более реальныя и осуществимыя, задачи гораздо легче достижимыя, чемъ абстрактный идеалъ полной человеческой личности. А соцiальные вопросы и вопросы соцiальной морали, выступавшiе на первый планъ въ 80 годахъ, теперь должны были отступить передъ задачами политическими.
"Мы тоже еще недавно верили въ близкое царствiе Божiе на земле", писалъ въ 1908 году В. Г. Короленко въ статье о Толстомъ, "и признавали формулу -- все или ничего. Но суровая исторiя борьбы несколькихъ поколенiй напомнила намъ старую истину, что царство Божiе нудится, что одной проповеди недостаточно даже для воспитанiя, что формы общественной жизни являются въ свою очередь могучими факторами совершенствованiя личности и что необходимо шагъ за шагомъ разрушать и перестраивать эти формы" {"Рус. Бог." 1908 г., No 8.}.
Разделяя общее направленiе журнала, В. Г. Короленко втянутъ, такимъ образомъ, въ эту идейную борьбу за созданiе новыхъ формъ политической и общественной жизни. Темъ не менее -- онъ мало причастенъ къ теоретической формулировке общихъ идей этого направленiя, а его роль въ журнале чрезвычайно своеобразна. Въ то время, какъ Михайловскiй бралъ каждое событiе или рядъ событiй русской жизни въ ихъ общемъ значенiи, находилъ имъ место въ своихъ схематическихъ построенiяхъ или прилагалъ къ нимъ выводы изъ своихъ соцiологическихъ взглядовъ, -- В. Г. Короленко бралъ каждый фактъ во всей его конкретности, во всемъ его ближайшемъ, непосредственномъ действiи и значенiи.
И, въ то время, какъ Михайловскiй ведетъ страстную полемику то со старыми народниками -- В. В. и Юзовымъ-Каблицемъ, то съ нарождающимся марксизмомъ, то съ модернизмомъ и эстетизмомъ, -- В. Г. Короленко пишетъ объ Мултанскомъ деле, о самозванцахъ въ Россiи, о дуэляхъ последнихъ летъ, объ убiйстве редактора газеты и о суде надъ убiйцей, разсказываетъ о своихъ впечатленiяхъ отъ летней поездки, или делится личными воспоминанiями объ умершемъ значительномъ человеке. Напоминанiе о человеке, постоянное отраженiе "живого волненiя жизни" -- таковы его задачи.
Имя В. Г. Короленко съ средины 90-хъ годовъ и до настоящаго времени нельзя уже отделить отъ "Русскаго Богатства". Будучи главнымъ мотивомъ его переезда, оно было его главнымъ деломъ за время жизни въ Петербурге и после отъезда оттуда.
Не утвержденный оффицiальнымъ редакторомъ, В. Г. фактически несъ, вместе съ Анненскимъ, (почти одновременно переехавшимъ въ Петербургъ), значительную часть редакторской работы. В. Г. заведывалъ беллетристическимъ отделомъ. Кроме того онъ, по выраженiю Михайловскаго, "имелъ хожденiе въ цензурный комитетъ", что доставляло не мало волненiй и хлопотъ.
Литературная и журнальная работа В. Г. въ Петербурге связана была съ участiемъ въ общественной жизни. Въ союзе писателей онъ былъ председателемъ юридической комиссiи и членомъ суда чести. Онъ состоялъ все время членомъ комитета литературнаго фонда, участвуя и въ другихъ менее заметныхъ общественныхъ начинанiяхъ.
Выбранный въ 1900 году почетнымъ академикомъ по разряду изящной словесности онъ отказался отъ этого званiя въ 1902 году, после неутвержденiя въ немъ Горькаго, склонивъ къ такому же решенiю и Чехова.
"Трудно въехать въ колею", писалъ, темъ не менее, В. Г. Протопопову въ конце января 1896 года. "Вы не представляете себе", пишетъ онъ ему же черезъ годъ, "какъ все мы здесь вспоминаемъ о Нижнемъ... Я теперь вижу, что никогда уже не буду окруженъ такой дружеской атмосферой. Жизнь не повторяется, и то, что осталось позади -- исчезаетъ безвозвратно." {Письмо отъ 3 дек. 96 г. "Нижегородскiй Сборникъ", изд. тов. "Знанiе", 1905 г. стр. 272.} Эти года прошли очень плохо для В. Г. Онъ былъ совсемъ боленъ, страдалъ переутомленiемъ и мало писалъ. Самъ онъ и его друзья объясняли это потрясенiемъ после смерти дочери и усталостью, которой стоило ему Мултанское дело. {"Короленко давно ужъ, съ Мултанскаго дела и смерти дочери, неладенъ", писалъ Михайловскiй Якубовичу въ 98 г. (Рус. Бог. 1910 г. No 1. стр. 250; то же подтверждаетъ одно письмо В. Г. Протопопову отъ 96 года.} Но все же если уже раньше онъ говорилъ о любви своей къ провинцiи и ея жизни, более непосредственной, простой, менее отвлеченной и "культурной", чемъ столичная, -- то неприспособленность его къ жизни петербургской сказалось сразу и мешала ему оправиться именно эта суетливая столичная жизнь.
"Очень меня удручаютъ разныя общества, заседанiя, пренiя и пр. и пр." писалъ онъ. {"Нижегородскiй Сборникъ", стр. 273.}
Всевозможные люди являлись къ нему съ самыми разнообразными делами, отнимая у него время, остающееся отъ многочисленныхъ собранiй и заседанiй. В. Г. жаловался, что не умеетъ "распоряжаться своимъ временемъ, какъ другiе", у него не оставалось досуга и не создавалось настроенiя -- нужныхъ для работы. Не было и техъ непосредственныхъ впечатленiй, которыми питалось его художественное чувство. Они заменились сведенiями провинцiальныхъ газетъ, за которыми В. Г. внимательно следилъ, часто составляя хронику для "Русскаго Богатства", -- сведенiями, на подборе которыхъ основаны его большiя статьи въ 90 годахъ.
Не вполне исчезаетъ, правда, и личное знакомство съ провинцiальной жизнью: прiезжая два года на лето въ Нижегородскую губернiю, В. Г. помещаетъ въ "Русскихъ Ведомостяхъ" рядъ корреспонденцiй о ярмарке. Но онъ уже не бродитъ съ котомкой по Россiи за эти годы. Только позже, -- въ 1903 году летомъ, пешкомъ отправляется съ дочерьми на открытiе мощей Серафима Саровскаго, а въ 1905 году вновь посещаетъ Светлояръ.
2.
"Необходимость", "Смиренные", "Маруся"; зато въ 1901 г. напечатаны едва ли не самые лучшiе его разсказы -- "Морозъ"; "Государевы ямщики", "Последнiй лучъ". Ими почти заканчивается рядъ его беллетристическихъ произведенiй, которому можно поэтому подвести некоторые общiе итоги.
какъ художникъ, почти не имеетъ исторiи своего развитiя. Время написанiя очень мало влiяетъ на художественную значительность его произведенiй. Въ одномъ и томъ же 85 году были напечатаны, напримеръ, "Очерки сибирскаго туриста", "Разсказы о бродягахъ" и "Въ дурномъ обществе", -- разсказъ хотя удивительно сердечно написанный, все же, въ общемъ искусственный и сентиментальный. {Нельзя отказать въ некоторой доле справедливости отзыву г. Л. О. изъ стараго "Рус. Бог"., который писалъ про этотъ разсказъ: "для взрослыхъ это немножко черезчуръ наивно сочинено, немножко ужъ черезчуръ много тутъ развалинъ и подземельевъ, совъ и благородныхъ жуликовъ изъ англiйской дамской беллетристики". ("Рус. Бог." 87 г., No 1. Л. О. Обо всемъ).}
Въ одномъ и томъ же 87 году -- неудачная повесть "Прохоръ и студенты" и замечательный очеркъ "За иконой".
Въ III книжке разсказовъ, рядомъ съ "Государевыми ямщиками" и другими прекрасными сибирскими очерками, -- написанный почти одновременно съ ними, выдуманный и слабый разсказъ "Мгновенье".
Итакъ, художественную деятельность В. Г. Короленка можно оценивать независимо отъ ея хронологическихъ рамокъ, отдельныхъ летъ и перiодовъ.
Но тогда -- чемъ объяснить такую большую разницу въ художественныхъ достоинствахъ одновременно написанныхъ произведенiй? Очевидно, что художникъ насиловалъ иногда свой талантъ, выходя за пределы той области, где онъ былъ полнымъ хозяиномъ. Потому некоторыя изъ крупныхъ его вещей соединяютъ большiя достоинства съ серьезными слабостями {Я бы сказала это не только о "Слепомъ музыканте", но также о произведенiи последнихъ летъ -- "Исторiи моего современника", где при наличности живого и яркаго разсказа, положительно не хватаетъ художественно-психологической глубины. Мне представляется совершенно невозможнымъ согласиться съ Овсянико-Куликовскимъ, который ставитъ -- "Исторiю моего современника" рядомъ съ "Детствомъ и отрочествомъ" и съ "Былое и Думы". ("Вестн. Европы", 1910 г., No 9. В. Г. Короленко).}.
"сила его творчества прямо пропорцiональна близости сюжета къ народной жизни и обратно пропорцiональна близости къ среде интеллигентныхъ людей" {"Сев. Вестн.", 89 г. No 5.}.
Наблюденiе это, я думаю, неверно.
Очерки объ Успенскомъ или Чернышевскомъ, которые целикомъ относятся къ среде интеллигентныхъ людей, никто, вероятно, не поставитъ ниже разсказовъ "изъ народной жизни", среди которыхъ найдутся и неудачные.
Но правда, что В. Г. Короленка влечетъ къ себе область чувства, глубочайшихъ и элементарныхъ свойствъ и движенiй человеческой души, которыя въ народной психологiи обнаруживаются съ наибольшей силой, цельностью и яркостью. Темъ не менее, при определенiи его писательской индивидуальности, главное -- не въ выборе обработке его, которая и составляетъ секретъ своеобразности таланта.
И, если возможно схематическое определенiе, подобное тому, какое даетъ Мережковскiй, то надо найти другое отношенiе, которое подводило бы ближе къ этой своеобразности. Мне представляется, что сила творчества В. Г. Короленка возрастаетъ съ приближенiемъ къ индивидуальному, къ эпизодическому, къ конкретному и, следовательно, къ жизни, достигая своей высшей точки въ изображенiи действительныхъ впечатленiй.
Она уменьшается при всякомъ приближенiи къ общему, къ типическому, къ схеме, къ тому, что можно назвать художественной идеей.
"Эпизоды изъ жизни искателя", повести "Съ двухъ сторонъ" и "Прохоръ и студенты", построенные целикомъ на такихъ идеяхъ, нельзя было бы отличить отъ массы другихъ интересныхъ, но не выдающихся разсказовъ, если бы подъ ними не стояло имя автора. Зато -- печать настоящей оригинальности и подлинной художественности отличаетъ целый рядъ его очерковъ съ натуры, начиная съ самыхъ раннихъ, включая те, которые затеряны на газетныхъ столбцахъ, кончая последними -- 1909 года. {"Наши на Дунае". "Рус. Бог." 1909 г., No 12. "На Светлояре". Юбилейный сборн. лит. фонда. СПБ. 1909.}