ГЛАВА XI.
Поездка заграницу. Конецъ нижегородскаго перiода.
1.
Первую свою большую поездку на Западъ В. Г. совершилъ весной 1893 года. Вдвоемъ съ однимъ "товарищемъ" онъ отправился въ Финляндiю, оттуда моремъ въ Лондонъ, где пробылъ всего 9 дней потомъ въ Америку -- на выставку въ Чикаго, где слушалъ Генри Джорджа, наконецъ -- въ Парижъ.
Въ Париже застало его страшное известiе о смерти дочери, и онъ тотчасъ выехалъ къ семье, жившей тогда въ Румынiи.
Всегда черпающiй богатый и интересный матерiалъ изъ своихъ поездокъ, -- В. Г. не очень щедро поделился съ читателями впечатленiями этого путешествiя. Но отчасти онъ это все-таки сделалъ, главнымъ образомъ -- въ очерке "Драка въ доме", где описалъ свое пребыванiе въ Лондоне. {Эта же поездка дала матерiалъ для небольшого эскиза "Борьба съ дiаволомъ" съ описанiемъ встречъ В. Г. съ армiей спасенiя ген. Буса. ("Рус. Вед." 1897 г., No 145.) "Драка въ доме" (очерки изъ заграничной поездки напечатана въ "Рус. Бог." 1894 г., No 11.}
В. Г. поразило, какъ мало въ Лондоне солнца и какой тамъ совсемъ особенный шумъ на улицахъ. Онъ описываетъ, какъ весь Лондонъ наполнился вдругъ криками газетчиковъ -- Free fight in the house -- "драка въ доме". Дальше читаемъ подробное описанiе внешней обстановки парламента и разсказъ объ этой "драке въ доме" (т. е. въ парламенте).
Попавъ въ "домъ" классической страны законности и свободы, онъ описываетъ его въ такомъ тоне, что хочется согласиться съ авторомъ, когда онъ говоритъ: "ни одно учрежденiе во всемъ мiре не доставляетъ человеческому остроумiю столько матерiала для сатиры, каррикатуры и насмешки, какъ эта святыня англiйскаго народа". Отдельныя фигуры стоятъ въ центре его вниманiя, между ними фигура Гладстона, но также торжественнаго чернаго блюстителя порядка у входа. Ирландскiй вопросъ и вся его исторiя занимаютъ въ очерке большое место, но его центръ и его сила, его соль и смыслъ -- въ драке между депутатами и только въ ней.
Но съ этой дракой В. Г. связываетъ сложныя и значительныя размышленiя объ англо-ирландскихъ отношенiяхъ. Наблюдая черезъ несколько дней добродушную перебранку англичанъ и ирландцевъ, вспоминая объ остроте этихъ отношенiй и задаваясь вопросомъ -- "куда хлынули страсти этой борьбы", -- ответа на этотъ вопросъ онъ ищетъ въ шишке на лбу у депутата Саундерсена. Если парламентъ съумеетъ решить вопросъ мирнымъ путемъ, то кто не проститъ ему этой драки, которая лучше междоусобной войны.
Только черезъ чувства и настроенiя людей подходитъ В. Г. къ формамъ общественной и политической жизни. Сами по себе формы эти для него не интересны. Между темъ -- въ случайныхъ эпизодахъ ярче и яснее проявляются такiя чувства, чемъ въ налаженномъ теченiи обычной жизни. Вотъ почему -- въ драке депутатовъ и перебранке матросовъ ищетъ В. Г. духъ англiйскаго народа и, быть можетъ, делаетъ его понятнее, чемъ могло бы сделать изображенiе системы англiйскихъ учрежденiй. Темъ не менее -- Западъ остается чужимъ ему. Въ повести "Безъ языка" В. Г. совсемъ не склоненъ отрицать хорошихъ сторонъ американской жизни. Не намеренъ, темъ более, идеализировать все русское.
Онъ и не изображаетъ Америку дурной, но враждебной, чуждой въ своемъ хорошемъ не меньше, чемъ въ своемъ плохомъ, и въ этой чуждости почти страшной.
Америка сама по себе и не очень интересуетъ его.
Она интересна только по контрасту съ лозищаниномъ Матвеемъ и только поскольку она къ нему относится. На долю Матвея, съ его дикой силой и чуткой нежностью, наивнымъ простодушiемъ и детской чистотой приходится все сочувствiе автора, все тепло его души. Для Америки его не остается.
И все впечатленiя В. Г. отъ Западной Европы, взятой самой по себе, несравненно более тусклы, отрывочны и мимолетны, чемъ отъ озёра Светлояра или толпы богомольцевъ.
Ему пришлось бывать не разъ въ Румынiи.
Поездкамъ туда онъ обязанъ родственнымъ и дружескимъ связямъ съ известнымъ "русскимъ докторомъ" въ Добрудже {В. С. Ивановскiй -- братъ жены В. Г. -- эмигрантъ, проживавшiй въ Тульче подъ именемъ Петра Александрова.}.
Въ Румынiи, которая кажется ему очень интересной страной, его все же преимущественно занимаютъ интересы темнаго русскаго села, забившагося въ ущелье балканскихъ предгорiй. Въ прелестныхъ очеркахъ "Наши на Дунае", точно по дороге, точно мимоходомъ рисуетъ онъ замечательные образы Луки и Катрiана.
Кажется, что взгляды его все время обращены туда, на эту деревню, где "съ первыхъ шаговъ веетъ наивнымъ юморомъ и наивной печалью родины".
Исходивъ пешкомъ чуть ли не всю Россiю, В. Г. до 1907 года не былъ больше въ "культурныхъ странахъ" Западной Европы. А въ 1907 году, излагая въ "Письме изъ Германiи" судебное дело, окончившееся смертельнымъ приговоромъ, онъ сразу переносится мыслью на родину, "не знающую якобы смертной казни за уголовныя преступленiя въ своихъ гуманныхъ кодексахъ" {Дело Гау. "Кiевскiя Вести" 1907 г., No 61.}. И вероятно -- мысль о Россiи, сравненiе съ Россiей было то, что привлекло его вниманiе къ этому делу.
2.
Заграничныя поездки не разбудили въ В. Г. Короленке глубокаго интереса къ чуждымъ формамъ жизни. Зато въ Нижнемъ, не ограничившись наблюденiемъ Нижегородскаго края въ его настоящемъ, онъ усердно занялся изученiемъ местной исторiи.
Въ октябре 87 года онъ выбранъ былъ членомъ только что открывшейся подъ председательствомъ Гацисскаго ученой архивной комиссiи. Онъ принялъ деятельное участiе въ работахъ, не только написанiемъ несколькихъ отдельныхъ статей, но разборомъ и описью архивныхъ делъ, сообщенiями въ заседанiяхъ комиссiи, участiемъ съ 1895 года въ выбранной тогда редакцiонной комиссiи.
Въ бытовыхъ очеркахъ В. Г. часто разбросаны историческiе штрихи. Его, кроме того, занимали и чисто историческiя темы. Спецiально изучая позже исторiю казачества на Урале, где онъ знакомился съ войсковыми архивами, дополняя свои сведенiя личными разсказами и воспоминанiями, -- онъ собиралъ матерiалъ для большой работы изъ исторiи пугачевскаго бунта {Эта поездка дала рядъ очерковъ подъ общимъ заглавiемъ "У казаковъ", "Рус. Бог." 1901 г. No 11, 12.}. Въ нижегородскихъ архивныхъ занятiяхъ онъ близко подошелъ къ научной, исторической работе.
Что его интересуетъ въ этихъ историческихъ занятiяхъ?
"Жалобы и слезы юной казачки" -- жены Пугачева, и стоящая за ними драма, религiозно-ученая экспедицiя въ Беловодiю въ поискахъ "истинной веры", поэма казачьяго поэта, случай изъ бiографiи Железнова, отраженiе пугачевскихъ волненiй на преданiяхъ и песняхъ киргизъ, -- вотъ отдельные эпизоды, которые останавливаютъ вниманiе В. Г. Короленка, когда онъ на Урале собираетъ историческiя подробности казачьей жизни.
Разбирая дела балахнинскаго городового магистрата, относящiяся къ эпохе переворотовъ начала XVIII в., онъ не входитъ въ обсужденiе общихъ вопросовъ государственной жизни и верховной власти, но рисуетъ съ удивительной яркостью две драмы, уцелевшiя въ делахъ магистрата.
Это -- два случая, когда отдельные посадскiе люди пострадали за "рублевый монетъ известной персоны" (Іоанна Антоновича) и за "печатный полулистъ съ именемъ той же персоны" {Отголоски политическихъ переворотовъ въ уездномъ городе XVIII века. "Нижегород. Листокъ", 1895 г., No 303.}. Это прекрасное воспроизведенiе богатыхъ бытовыми подробностями эпизодовъ, глубокое проникновенiе въ психологiю людей 18 века -- не могутъ не иметь серьезнаго историческаго интереса.
А когда В. Г. Короленко, излагая другое архивное дело, -- мытарства и печальную судьбу вдовушки, къ которой попало краденое колечко, умеетъ изобразить какъ важное и драматическое то, что въ наши дни можетъ казаться случайнымъ и комическимъ -- то за нимъ надо признать настоящее {"Колечко", "Ниж. Лист.", 1896 г. No 63.}. Онъ обладаетъ въ сильнейшей степени способностью историческаго прозренiя, уменiемъ создавать яркiе и точно соответствующiе действительности картины, фигуры, образы, представленiя. Отдельные случаи и лица въ исторiи интересуютъ его какъ живая действительность и именно поэтому -- все дела,
Онъ не делаетъ выбора фактовъ, не систематизируетъ, не обобщаетъ, не расчленяетъ ихъ, не устанавливаетъ никакихъ общихъ связей, а потому, будучи очень сильнымъ въ области историческаго изображенiя, онъ совершенно не претендуетъ на способность историческаго изученiя.
Его экскурсы въ прошлое -- образцы настоящей исторической беллетристики, потому что они -- художественное изображенiе действительности. Поэтому занятiя архивными делами никакъ не могутъ быть названы отступленiемъ отъ художественной деятельности, которой какъ будто опасались друзья В. Г.; это продолженiе той же деятельности и въ томъ же направленiи {Кроме указанныхъ раньше статей результатами этихъ занятiй были: 1) "Опись делъ балахнинскаго городового магистрата" (съ предварительными замечанiями). Действiя имп. архивн. комиссiи, т. III, 2) "Матерiалы къ бiографiи И. И. Кулибина", тамъ же т. II, 3) Записка, внесенная въ арх. комиссiю подъ заглавiемъ: "Дело о описанiи прежнихъ летъ, архивы сто летъ назадъ и въ наше время", и др. Объ архивныхъ занятiяхъ В. Г. довольно подробно разсказываетъ Ч. Ветринскiй въ "Нижегородскомъ сборнике".}.
3.
Мне пришлось разсказать только о самыхъ важныхъ сторонахъ разнообразной деятельности В. Г. въ Нижнемъ. Его значенiе для Нижняго этимъ, конечно, не исчерпывалось. Его особенная черта -- все же -- уменье воздействовать на окружающую жизнь не только путемъ печатнаго слова, оффицiальнаго выступленiя, но и прямо, непосредственно, постоянно, равномерно, -- личнымъ отношенiемъ, частнымъ разговоромъ, отношенiемъ по отдельному поводу, при случайной встрече. Это открывало ему возможность влiянiя на земство, думу, различныя общества, на всю жизнь города, путемъ общенiя съ отдельными людьми.
Но, при глубокой вере его въ печатное слово, при любви къ газетному делу въ частности, при большой способности къ коллективной работе и наличности серьезнаго его личнаго авторитета въ Нижнемъ -- совершенно естественна была у В. Г. мысль объ изданiи своей газеты, Планы объ этомъ возникли у него въ 94 году, причемъ газету онъ предполагалъ издавать въ компанiи съ тремя лицами, {Между прочимъ -- С. Д. Протопоповымъ и В. А. Гориновымъ.} купивъ у Милова "Нижегородскiй листокъ объявленiй и справокъ".
Друзья его смотрели скептически на проектъ, но "компанiя", по словамъ одного изъ ея участниковъ, Протопопова, была полна энергiи и надеждъ. "Мы преисполнены доверiемъ къ нашему делу и будемъ крайне огорчены неудачей", писалъ В. Г. Протопопову; хлопотавшему о разрешенiи въ Петербурге. "Помните, что вы, какъ некiй Атлантъ, держите на своихъ плечахъ целый мiръ нашихъ упованiй. Не огорчайтесь сведенiями о неудачахъ некоторыхъ провинцiальныхъ газетъ. Мы опять проделали все разсчеты. Труда много, -- но, ведь, мы это и знали" {"Нижегород. сборникъ" изд. "Знанiе". С. Протопоповъ. Заметки о В. Г. Короленко.}.
Черезъ полтора года после этой неудачи, и отчасти благодаря ей, въ конце 1895 года, В. Г. решилъ переехать въ Петербургъ. Ближайшей причиной для переезда послужило "Русское Богатство", къ которому Михайловскiй звалъ его примкнуть ближе. Переездъ этотъ былъ решенъ не безъ колебанiй. "Провинцiя затягиваетъ", говорилъ В. Г., прощаясь съ Нижнимъ, "въ такой степени, что еще совсемъ недавно я стоялъ на распутьи, выбирая свою дальнейшую дорогу". А Михайловскiй въ то же время писалъ про В. Г. Якубовичу: "мы насилу вытащили его изъ Нижняго, где онъ приросъ къ местнымъ делишкамъ, и на дняхъ ждемъ въ Петербургъ" {"Рус. Бог." 1910 г. No 2. Письма Михайловскаго.}.
4-го января 1896 года состоялся прощальный обедъ, который давало В. Г. нижегородское общество, собравшiй до 150 лицъ и превратившiйся въ грандiозное и горячее чествованiе. Черезъ 3 дня В. Г. уехалъ въ Петербургъ.
Въ прощальной речи своей онъ далъ очень яркое выраженiе своего отношенiя къ провинцiи.
"Если бы удалась попытка моя и моихъ друзей относительно газеты", говорилъ онъ, -- "я сталъ бы окончательно работникомъ провинцiальнаго печатнаго слова.
".
"Жизнь всюду", говорилъ онъ дальше. "Есть жизнь и въ столицахъ, кипучая, интересная! Но тутъ есть одна черта существеннаго отличiя: то, что въ столицахъ является по большей части борьбой идей, здесь принимаетъ форму реальной борьбы лицъ и явленiй"...
"Весной множество слабыхъ сами по себе, но живыхъ, говорливыхъ, звенящихъ струекъ даетъ ту силу, которая разламываетъ ледъ... И теперь, возвращаясь въ столицу, я возвращаюсь съ глубокимъ сознанiемъ значенiя и силы этихъ провинцiальныхъ струекъ въ нашей русской жизни... Я непременно внесу въ свою работу это свое сознанiе. Нижегородской полосы я уже никогда не вычеркну изъ моей жизни".
"Реальная борьба лицъ и явленiй" кажется В. Г. живее, жизненней и интересней, чемъ борьба идей. Явленiя частныя, но живыя, первичныя -- существенней, чемъ отраженныя и преломленныя въ общихъ построенiяхъ.
Когда В. Г. называлъ себя "нижегородцемъ", это не было только словомъ. Когда онъ говорилъ о провинцiи, которая затягиваетъ -- онъ не преувеличивалъ и не кривилъ душой.
какъ направленная на единичное и потому живое.
Связь В. Г. съ Нижнимъ чувствовалась, можетъ быть, еще больше въ отношенiи къ нему нижегородцевъ. Отношенiе это было -- не восхищенiе передъ его талантомъ, не уваженiе къ его деятельности, а любовь, истинная, трогательная и гордящаяся имъ.
"Живя среди насъ и разделяя наши невзгоды, вы темъ самымъ уменьшали ихъ по меньшей мере на целую половину", говорилось въ одной изъ речей на прощальномъ обеде {"Нижегород. Листокъ" 1896 г., No 5.}".
"Эта маленькая квартира", разсказываетъ Протопоповъ, "имела необыкновенное свойство -- вызывать наружу лучшiя черты людей". Въ нее смело шли за советомъ и помощью, а страсть "выручать изъ беды" создала В. Г. шутливое прозвище "банкира". Далеко шла и его слава, какъ удивительнаго собеседника и разсказчика.