ГЛАВА III.
Планы будущаго. Поступленiе въ технологическiй институтъ.
Летомъ 1868 года умеръ отецъ В. Г., и ему пришлось серьезно задуматься надъ смертью. Вместе съ темъ пришлось думать о будущемъ семьи, о самыхъ насущныхъ и будничныхъ вопросахъ жизни. Мать взяла на себя тяжелый трудъ содержанiя всей семьи.
Естественно, что въ последнемъ классе В. Г. серьезно занятъ решенiемъ вопроса, куда поступить после окончанiя гимназiи.
В. Г. Короленко смеется надъ мрачнымъ байронизмомъ и печоринствомъ, съ которыми ему пришлось столкнуться у двоихъ изъ товарищей. Хотя самое чувство протеста противъ обыденности знакомо и близко ему, но для него самого уже наступила пора исканiя ответовъ "на действительные запросы жизни". Темъ не менее онъ не пересталъ быть мечтателемъ.
Последнiй годъ гимназической жизни проходитъ въ мысляхъ о будущемъ, въ томительномъ ожиданiи свободы, въ мечтахъ о новой жизни.
В. П "отвергъ по отношенiю къ себе всякiя преувеличенно-героическiя иллюзiи", но все же его будущее рисуется ему въ не совсемъ обычныхъ краскахъ.
Онъ выбралъ своимъ идеаломъ одного изъ героевъ Шпильгагена и перенесъ его въ Россiю. "Где-то у насъ происходятъ важныя событiя. Въ нихъ принимаетъ деятельное участiе молодой человекъ летъ двадцати пяти, небольшого роста, съ умнымъ выраженiемъ лица и твердымъ взглядомъ... Вследствiе неудачи первой любви онъ отказался отъ личнаго счастья... Онъ не герой, широкой известностью не пользуется, но когда онъ входитъ въ общество людей, преданныхъ важному и опасному делу, -- то на вопросъ незнающихъ его, знающiе отвечаютъ: это NN... человекъ умный. На него можно положиться".
"Люди изъ народа", съ которыми имеетъ дело этотъ молодой человекъ, какъ-то лишены нацiональности и похожи на немецкихъ рабочихъ.
Въ такихъ чертахъ представлялось В. Г. Короленку за годъ до поступленiя въ университетъ его будущее. Герой Шпильгагена сменилъ образы извозчика, поляка XVII столетiя, казака, мчащагося по степи на коне, и учителя гимназiи, умеющаго читать въ детскихъ сердцахъ, -- образы последовательно пленявшiе его воображенiе въ детскiе и отроческiе года.
Въ мечтахъ этихъ нетъ одного -- определенiя того "важнаго и опаснаго дела", которому служитъ воображаемый герой, яснаго представленiя о сущности техъ "важныхъ событiй", въ которыхъ онъ принимаетъ участiе.
Это, конечно, не случайно.
Маленькимъ мальчикомъ, начиная учиться, В. Г. Короленко въ воображенiи своемъ боролся и умиралъ, защищая кого-то. Кого?-- онъ не зналъ.
Взрослымъ гимназистомъ, готовясь къ поступленiю въ университетъ, онъ мечталъ о самоотверженномъ служенiи делу, сущность котораго не представлялъ себе ясно. И это, несмотря на то, что съ техъ поръ его вниманiемъ овладели "действительные запросы жизни" и русская реалистическая литература.
Содержанiе идеаловъ могло перемениться, но отношенiе къ нимъ осталось то же. Непосредственно и деятельно было свое чувство, которое толкало къ справедливому и хорошему вообще, книжно и непрочно отвлеченное понятiе о томъ, что именно нужно въ русскихъ обстоятельствахъ и обстановке. И, какъ бы наивны ни были заимствованные образы, живое свое чувство, которое за ними стояло, не делалось отъ этого менее глубокимъ, жизненнымъ и вернымъ.
В. Г. Короленку пришлось уже столкнуться съ политическими вопросами, но напрасно было бы искать у него твердыхъ политическихъ убежденiй. Смутный протестъ вызвалъ въ немъ разсказъ объ убiйстве Иванова (въ Нечаевскомъ деле) но "непонятное одушевленiе", вызванное чтенiемъ прокламацiй, заглушило его. Здравый смыслъ подсказывалъ, что кiевскiй студентъ, прiехавшiй съ прокламацiями -- "малый пустой и надутый ненужной важностью. Но это чувство робело пробиться наружу, тде все-таки царило наивное благоговенiе: такой важный, въ очкахъ и съ такимъ опаснымъ порученiемъ".
Студенческая жизнь рисовалась, какъ что-то "неясное, но великолепное". И прежде всего вставала въ воображенiи студенческая комнатка, очень высоко и съ чемоданомъ на полу. "Это значитъ, что я прiехалъ и вотъ-вотъ уйду куда-то. Куда? Въ новую жизнь". Что новаго будетъ въ этой новой жизни, куда именно пойдетъ онъ изъ маленькой комнатки съ чемоданомъ на полу -- этого будущiй студентъ не знаетъ.
Ко времени поступленiя въ университетъ у В. Г. мелькаютъ уже более жизненныя и осуществимыя мечты -- объ адвокатской деятельности. Вызваны оне, повидимому, тоже живымъ образомъ и уже не книжнымъ, -- деятельностью Спасовича и особенно его защитой въ Нечаевскомъ деле. Но эти планы лишены устойчивости и определенности.
Незыблемо твердо въ немъ зато общее, глубоко заложенное, непосредственное отношенiе къ жизни.
Жизнь вообще, только жизнь, просто жизнь -- начало и конецъ его прекрасныхъ грезъ. Манила и тянула "безпредельная жизнь", неясная, но новая, полная, "кипучая", и, когда наступаетъ счастливая минута отъезда изъ родного городка, молодой студентъ видитъ передъ собой далекую ленту шоссе, и "на горизонте клубятся неясныя очертанiя: полосы лесовъ, новыя дороги, дальнiе города, неведомая, новая жизнь".
Такiя мысли и настроенiя увозилъ съ собой изъ родного дома въ 1871 году восемнадцатилетнiй юноша. "Я былъ глупъ", говоритъ онъ впоследствiи объ этомъ времени. О железной дороге онъ имелъ самыя фантастическiя представленiя, а студентовъ считалъ высшими, особенными существами. Извещенiе о прiеме въ технологическiй институтъ переполнило его радостной гордостью, вплоть до заносчиваго убежденiя, что онъ "самый умный" въ своемъ городе. Это убежденiе, впрочемъ, отлично уживалось съ преклоненiемъ передъ другимъ, высшимъ мiромъ, прекраснымъ и необыкновеннымъ, куда онъ готовился вступить.
Поступая въ петербургскiй технологическiй институтъ, В. Г. разсчитывалъ черезъ годъ перейти въ университетъ, выдержавъ необходимые экзамены. Съ какими ожиданiями онъ ехалъ въ Петербургъ -- мы уже видели. Въ дороге ему пришлось пережить порядочно приключенiй. Ловкаго афериста онъ принялъ за идеальнаго возвышеннаго "проповедника", а въ грязныхъ меблированныхъ комнатахъ вообразилъ себя попавшимъ въ разбойничiй вертепъ. Въ ожиданiи близкой смерти онъ заснулъ крепкимъ сномъ, но засыпая рисовалъ себе не мрачныя перспективы, а светлую картину своего избавленiя и своего геройства. "Да, это я раскрылъ разбойничiй вертепъ, въ которомъ погибло уже много наивныхъ провинцiаловъ. Въ темномъ подвале... находятъ груду человеческихъ костей. Ужасаются, мотаютъ головами... пишутъ въ газетахъ... Сестра, мать, Теодоръ Негри читаютъ... Мне наперебой предлагаютъ работу... Я богатъ, могу еще посылать матери. Перехожу съ курса на курсъ. Вообще -- все отлично"... Недоверiе къ людямъ при первой возможности переходило у него въ восторженное восхищенiе.
Студентовъ, встретившихся въ поезде, онъ подозревалъ въ чемъ-то и боялся. Черезъ какiе-нибудь полчаса знакомства они казались ему умнейшими и прекраснейшими людьми.
Въ Петербурге В. Г. поселился съ тремя товарищами. Деньги, данныя ему матерью, скоро вышли, и весь этотъ первый годъ прошелъ въ борьбе съ нуждой, въ напрасныхъ попыткахъ найти заработокъ, въ безрезультатныхъ старанiяхъ соединить научныя занятiя съ необходимостью думать о хлебе.
къ агрономической деятельности, но хотелось возможности заниматься и работать, которой не далъ ему Петербургъ.